Самостоятельная работа. Составьте сложный план и тезисы из отрывка из воспоминаний А.Ф

З адание 1.

Составьте сложный план и тезисы из отрывка из воспоминаний А.Ф. Кони о Л.Н. Толстом.

ТЕКСТ. Мне трудно припомнить все наши разговоры и все узоры той роскошной ткани мыслей, образов и чувств, которыми было полно все, что говорил Толстой. Во время долгих послеобеденных прогу­лок он обращался часто к своим воспоминаниям, и тут мне при­ходилось сравнивать технику его речи с техникой других мастеров литературного слова, которых мне приходилось слышать в жизни. Я помню Писемского. Он не говорил, а играл, изображая людей в ли­цах,— жестом и голосом. Его рассказ не был тонким рисунком ис­кусного мастера, а был декарациею, намалеванною твердою рукой и яркими красками. Совсем другою была речь Тургенева с его мяг­ким и каким-то бабьим голосом, высокие ноты которого так мало шли к его крупной фигуре. Это был искусно распланированный сад, в котором широкие перспективы и сочные поляны английско­го парка перемежались с французскими замысловатыми стрижены­ми аллеями, в которых каждый поворот дороги и даже каждая тро­пинка являлись результатом целесообразно направленной мысли. И опять иное впечатление производила речь Гончарова, напоминавшая картины Рубенса, написанные опытною в своей работе рукою, соч­ными красками, с одинаковою тщательностью изображающею и ши­рокие очертания целого и мелкие подробности частностей. Я не ста­ну говорить ни про отрывистую бранчливость Салтыкова, ни про сдержанную страстность Достоевского, ни про изысканную, под­дельную простоту Лескова, потому что ни один из них не оставлял цельного впечатления и в качестве рассказчика стоял далеко ниже автора написанных им страниц. Совсем иным характером отличалось слово Толстого. За ним как бы чувствовалось биение сердца. Оно всегда было просто и поразительно просто по отношению к создаваемому им изображению, чуждо всяких эффектов в конструк­ции и в распределении отдельных частей рассказа. Оно было хронологично и в то же время сразу ставило слушателя на прямую и неуклонную дорогу к развязке рассказа, в которой обыкновенно за­ключались его цель и его внутренний смысл. Рассказы Толстого почти всегда начинались с какого-нибудь общего положения или афоризма и, отправляясь от него, как от истока, текли спокойною рекою, постепенно расширяясь и отражая в своих прозрачных стру­ях и высокое небо, и глубокое дно...

Вспоминая общее впечатление от того, что говорил в 1887 го­ду Лев Николаевич, я могу восстановить в памяти некоторые его мысли по тем заметкам, которые сохранились в моем дневнике и подтверждаются во многом последующими его письмами. Многое из этого, в переработанном виде, вошло, конечно, в его поздней­шие произведения, но мне хочется привести кое-что из этого в том именно виде, в котором оно первоначально выливалось из уст Льва Николаевича. «В каждом литературном произведении,— го­ворил он,— надо отличать три элемента. Самый главный — это содержание, затем любовь автора к своему предмету и, наконец, техника. Только гармония содержания и любви дает полноту произведению, и тогда обыкновенно третий элемент — техника — достигает известного совершенства сам собою». У Тургенева, в сущ­ности, немного содержания в произведениях, но большая любовь к своему предмету и великолепная техника. Наоборот, у Достоевско­го огромное содержание, но никакой техники, а у Некрасова есть содержание и техника, но нет элемента действительной любви.

Поиск по сайту: