СОЗНАНИЕ

1. Смысл проблемы сознания и трудности ее реше-
ния. 2. Метафора сознания в космоцентристской
культуре античности. 3. Христианство: открытие внут-
реннего духовного тира. 4. Переоткрытке проблемы
сознания в Новое время: ыдеалмстическая филосо-
фия. 5. Маркс: диалехтико-материалистическая кон-
цепция сознания. 6. Сознание и бессознательное:
Маркс и Фрейд.

1. Смысл проблемы сознания и трудности ее
решения

Проблема сознания — одна из самых трудных и загадоч-
ных. Перед взором человека предстает мир, разворачивается
зрелище бесчисленных предметов, их свойств, событий и про-
цессов; люди пытаются разгадать тайны мироздания, объяс-
нить причины своих переживаний, вызванных встречей с кра-
сотой или, наоборот, с безобразным, понять смысл своего су-
ществования, отыскать истоки своих мыслей и т. д. Но все
процедуры данности нам мира и переживаний, чувства и
мыслей проходят через то, что называют сознанием. Со-
знание есть то неуничтожимое, вечное, вездесущее, что со-
путствует человеческому освоению мира, оно входит обяза-
тельной «добавкой» во все, что мы воспринимаем как дан-
ность. Чтобы войти в состояние сознания, недостаточно
просто. мыслить, просто переживать, чувствовать, восприни-
мать: необходимы какие-то дополнительные акты, с помощью
которых я не просто мыслю, а <<я мыслю, что я мыслю», я не
просто переживаю, а «я переживаю, что я переживаю», я не
просто что-то знаю, но «я знаю, что я знаю» и т. д.

Сознание - это особое состояние, свойственное толь-
ко человеку, в котором ему одновременно доступен и мир,
и он сам. Сознание мгновенно связывает, соотносит то,
что челопек увидел, услышал, n то, что он почувствовал,
подумал, пережил. Многие философы определяют сознание
как чудо из чудес мироздания, как великий благостный дар
человеку, ибо лишь в сознании он дан сам себе как «я»,
устремленное к вершинам духовного бытия, возвышенной
любви и дружбы, сострадания и радости и т. д.

Сознание не только чудо мироздания, но π крест. Один из

талантливейших философов советского периода Э. В. Ильол
ков был уверен, что подавляющее число мыслителей всерьез
полагают, что сознание — это «проклятый дар» Божий чело-
веку и без него человек был бы счастливее. В сознании дач
не только все знание о мире, но и вся боль мира. Не случай-
но, чтобы унять боль (душевную или физическую), отключа-
ют на какое-то время сознание с помощью наркотиков, алко-
голя и т. д. Именно потому, что у человека есть сознание, он
способен к душевному страданию; самоубийство — чисто че-
ловеческий акт: животные, не обладая сознанием, не знают и
самоубийства.

В истории философии проблема сознания имеет два
уровня своего решения. Первый заключается в описании
способов, каким вещи даны в сознании, существуют в нем.
На философском языке — это описание феномена (от гр.
phainomenon — являющееся) сознания. Второй — имеет
цель объяснить, как возможно само сознание, т. е. объяс-
нить сам феномен. В философии античности и Нового вре-
мени указанные уровни не различались, а потому счита-
лось, что если описаны способы, каким вещи существуют в
сознании, то тем исчерпан вопрос о природе сознания. В
XX в. философы выделили вопрос о возможности сознания
в самостоятельный.

Познать, описать, определить сознание очень трудно,
поскольку оно не существует как отдельный предмет или
вещь. Нам все дано благодаря сознанию: оно непременно
присутствует в каждом нашем образе восприятия, оно мгно-
венно приводит в связь, в соотнесение наши ощущения, вос-
приятия, мысли, чувства, причем без нашего на то согласия,
а тем более контроля. Сознание нельзя «вытащить» из этой
содержательной связи, потому что вне ее оно не существует.
Поэтому-то вплоть до XX в. философия занималась лишь
описанием способа существования вещей в сознании, «рас-
тягивало» во времени и пространстве акт сознания, выделяя
такие его «шаги», как ощущение, восприятие, представле-
ние и т. д. В нашем столетии философы дерзнули задать
вопрос: как и почему эти «шаги» мгновенно сворачиваются
в образ, благодаря которому возникает связь человека с ми-
ром и с самим собой. Ответить же на вопрос, как возможно
восприятие образа, значит объяснить феномен сознания.

Каждая эпоха имела свои представления о том, что такое
сознание. В итоге то, что называлось сознанием в одной
эпохе, могло не признаваться в качестве такового в другой.
Представления о сознании тесно связаны с господствующи-
ми мировоззренческими установками, а потому античный

с· - 163

косм*" центризм, средневековый теоцентризм и антропоцент-
ризм Нового времени формировали разное понимание со-
знания. В свою очередь от того, как представляли себе со-
знание люди той или иной эпохи, зависел их образ мира, их
понимание нравственности, политики, искусства, ибо созна-
ние всегда «вплетено в язык реальной жизни» (К. Маркс).

2. Метафора сознания в космоцентристской
культуре античности

Метафора (rp. metaphora — перенос) — это оборот
речи, в котором слова употребляются в их переносном зна-
чении. Почему же мы назвали параграф «метафора созна-
ния», а не «понятие сознания»? Дело в том, что как мы уже
говорили, сознание — предмет неуловимый, вещь немате-
риальная. Поэтому в обыденном языке очень мало слов, из-
начально относящихся к действиям сознания. Описывать
сознание чрезвычайно трудно, так же как и помыслить о
нем. Его реальность прячется, ускользает. Философы ан-
тичности, поняв, что сознание есть всеобщая связь между
объектом и субъектом, попытались рассказать о ней людям,
сравнив ее с другой формой связи, более понятной им,
встречающейся в их повседневной жизни: речь идет о во-
щенной дощечке, на которой писец процарапывал специаль-
ным крючком (стилем) очертания букв. Отпечатывание на
воске букв, конечно же, не есть акт. сознания, однако про-
цедура получения печати на воске была использована для
описания феномена сознания. Соответственно и слова
«воск», «печать» были использованы не в собственном
смысле, а в переносном. Это и есть метафора. Метафору
печати на воске для описания сознания применяли Пла-
тон, Аристотель: как буквы отпечатываются на дощечке
воска, так объект отпечатывается на «дощечке разума». Так
было словесно оформлено представление о сознании.

Античная философия открыла только одну сторону
сознания - направленность на объект, потому и была ис-
пользована соответствующая метафора. Другая особенность
сознания — умение человека сосредоточиваться внутри
себя, направлять свое внимание на внутренний мир — не
была проработана философией. Причина одностороннего
видения проблемы сознания кроется в специфике реального
мировоззрения и. мироощущения античного грека, внимание
которого было всецело направлено на окружающий мир.
Античный человек живет Космосом и вещами, он философ-
ствует о Космосе и о внешнем мире, вырабатывая соответст-

вующие идеи. Даже сам термин «идея» означал первона-
чально «видимую фигуру», «внешний вид». Греки ·- при-
рожденные реалисты: они уверены, что предмет зрения су-
ществует до того, как он увиден, и продолжает существо-
вать в таком же виде и после акта его восприятия; что разум
существует как вещь, а потому он остается разумом, даже
если в этот момент и не мыслит. Разум и объект существуют
независимо друг от друга, а в момент их встречи объект
оставляет след на «поле» разума. След же отражает только
внешность вещей. В мировоззрении грека отведено очень мало
места личности. Даже Платон, как отмечал Ортега-и-Гассет,
предпочитал говорить чаще «мы», чем «я».

У античного грека нет еще навыка сосредоточивать по
преимуществу внимание на самом себе и своем внутреннем
мире, он еще не приучен к такого рода работе. Он живет
постоянно «вне себя», его «я» направлено к вещам: оно
проходит сквозь себя подобно лучу света, проникающему
сквозь зеркало.. «Я» не задерживается в самом себе, не де-
лает себя предметом своего пристального внимания и рас-
смотрения.

С точки зрения биологии и антропологии, такой способ
отношения античного грека к миру вполне естественен, и
более того, он воспроизводится постоянно в онтогенезе (ин-
дивидуальное развитие растения или животного от момента
зарождения до окончания жизни) человека. Так, ребенок
примерно до трех лет говорит о себе в третьем лице, т. е.
даже к себе относится как к объекту, и все его внимание
сосредоточено на внешнем для него мире. Такое поведение
биологически обусловлено инстинктом самосохранения.

Античный грек знает о душе, философы античности рас-
суждают о ней. Но душа еще не воспринимается как начало
интимности. Тема души — это тема обнаружения скрытого
движителя вещей и человека в том числе. Душа как движи-
тель приписывается не только человеку: она есть у животных,
у минералов и т. п. Знаток античности, выдающийся фило-
соф А.. Ф. Лосев отметил, что даже у позднеантичных рим-
лян настроение и душевное состояние играли весьма малозна-
чительную роль в их религии. Веруя в богов, они не столько
предавались внутреннему вдохновению и чувству любви к бо-
гам, сколько просто, без душевных порывов, выполняли фор-
му культа, будучи уверены в том, что'если знать, какому богу
и когда молиться, то бог окажет помощь. Он просто обязан
помочь тому, кто выполнил все правила молитвы.

Таким образом, античный космоцентризм породил и вполне
соответствующие ему философские представления о сознании.

3. Христианство: открытие внутреннего
духовного мира

Возникновение потребности во внутреннем сосредото-
чении. В культуре христианства произошло одно важное со-
бытие: обострение потребности человека обращать внима-
ние на собственные переживания. Она была вызвана необ-
ходимостью общения с трансцендентным Богом. Возникла
практика такого общения — молитва. В ней человек дол-
жен погрузиться внутрь себя, отключиться от потока жиз-
ни, от чувственных восприятий, освободиться от диктата
тела. Молится душа. Появляется и отличное от античности
понимание се. Душа теперь — это то, что истинно сущест-
вует, когда остается без мира, освобождается от него. Хри-
стианство открывает одиночество как сущность души. Бл.
Августин говорил: хочу знать Бога и душу, и ничего боль-
ше, ровным счетом ничего. Открытое одиночество души
было одиночеством особого рода — в Боге и с Богом. Мо-
литву всегда сопровождают душевные переживания. Вот
они-то и становятся предметом внимания средневековых
философов, которые начали искать формы и способы их
выражения. Античная философская классика не оставила
и не создала таких форм.

Наряду с молитвой возникла практика исповеди, стиму-
лировавшей умение совершать самоанализ, нравственный
самоотчет. В процедуре исповеди способность к самооценке
закреплялась институционально.

Пытаясь найти способы выражения религиозных пере-
живаний, мыслители, по сути, открыли новую грань про-
блемы сознания: сознание — это не. только знание о внеш-
нем мире, но прежде всего знание о собственном духовном
опыте, его содержании. Античная метафора отпечатка на
воске уже не могла быть использована. Требовались иные
способы описания сознания, другие метафоры. Если в ан-
тичности точка отсчета для изучения сознания находилась
вне внутреннего мира человека — такой точкой отсчета вы-
ступали внешние вещи, то теперь сознание могло изучать
себя только с помощью анализа собственного содержания.
Проблему сознания как самосознания четко сформулировал
Бл. Августин (начало V в. н. э.), на которого оказал боль-
шое влияние греческий философ-платоник, основатель не-
оплатонизма — Плотин (III в. н. э.)

Плотин заложил основы серьезной проработки темы ду-
ховной сущности и связанной с ней темы сознания. Обнару-
жив, что обладает духовным опытом, он начинает пережи-

вать состояние своей шюмирностн, т. е. своей нетождест-
венности только своему телу. Плотин не только обнаружил
духовный опыт, но и попытался рассказать о его содержа-
нии людям. В духовном опыте он выделяет три уровня.
Первый — высший, где происходит отдохновение в Боже-
ственном. Чтобы выйти на этот уровень, надо, учил Пло-
тин, пробудиться от своего тела, прийти к самому себе,
стать недосягаемым для внешнего мира. Именно так можно
приобщиться к красоте, исполненной величия, испытать
блаженство слияния с Божественной простотой, прожить
лучшие моменты своей жизни. Но долго, а тем более вечно,
находиться в этом состоянии человек не может: он с необхо-
димостью опускается на -второй уровень — рефлексии и
рассуждения. Это уровень, на котором человека одолевает
многообразие чувств, мыслей, помыслов, связанных с жиз-
нью «по стихиям мира сего». Третий уровень — низший.
Здесь господствуют инстинкты и страсти.

Место сознания в структуре духовного опыта. Вти-
ричность сознания. Какое отношение к проблеме сознания
имеют выделенные Плотном уровни духовного опыта? Са-
мое непосредственное, ибо сознание в структуре духовного
опыта, по его мнению, есть как бы возмещение нашей недо-
статочности, нашей несостоятельности, проявляющейся в
том, что нам не дано пребывать постоянно в состоянии Бо-
жественной простоты. Если бы мы могли это делать, то
жизнь духа стала бы нашей жизнью. Сознание — это ка-
кой-то центр между двумя теневыми зонами: безмолвной, не
осознающей себя жизнью нашего «я» в Боге, и молчали-
вой, бессознательной жизнью нашего тела.

Человек имеет божественно-духовную сущность, и для
того, чтобы стать тем, что он есть, он должен ощутить, пе-
режить жизнь своего «я» в Боге, т. е. «побывать» на вы-
сшем уровне своего духовного опыта, прикоснуться свято-
сти. Русский мыслитель Г. Федотов считал, что святость
есть утонченная форма творчества, направленная на самого
человека. Аналогичные мысли высказывал и А. Эйнштейн:
если выгнать из храмов менял, то останутся люди, бескоры-
стно занятые духовной работой. С точки зрения Плотина, у
всех людей есть способность выйти на высший уровень са-
мих себя, на уровень Божественной мысли нашего «я»,'ибо
до своего рождения мы были частицами духовного мира, не
отделенными от него. Пробудить в себе духовное существо
очень трудно, ибо занятые заботами о земных делах, о те-
лесном, мы слабо ощущаем в себе жизнь Духа, не всегда
умеем отгородиться от всякого постороннего шума, от телес-

ных желаний, для того, чтобы душа наша могла остаться
наедине с Богом. Однако на высших уровнях духовного
слияния, духовной простоты, где нет ни чувств, ин эмоций,
ни мыслей, «я» погружается в состояние безмолвия: оно
просто пребывает в высшем мире, безмолвно переживая
лучшие минуты жизни.

И здесь возникает парадокс: когда «я» находится в со-
стоянии своего единства с Божественным, оно не обладает
собой, не выделяет себя, забывает о себе, а потому не ре-
флексирует, не рассуждает, не самосознает свои состояния.
Но в тот миг, когда «я» делает предметом своего рассмотре-
ния свое пребывание в состоянии Божественной простоты,
его там уже нет. Другими словами, чтобы рассказать об
этом состоянии, «я» должно выйти из него, покинуть его,
перейти на средний уровень рефлексии и рассуждения, где
оно уже знает себя, знает, что оно знает. На его долю оста-
ется теперь только воспоминание о состоянии отдохновения
в Божественном. Это воспоминание и есть сознание.
Оно не реальность, а отражение того, что случилось
на высшем уровне. Сознание есть не только воспоми-
нание, но и попытка зафиксировать его содержание в
языке. То есть сознание — явленность духовного, яв-
ленность того переживания, которое испытал чело-
век, поднявшийся на уровень Божественной просто-
ты. Но языковые средства и метод рефлексии не в со-
стоянии полностью и адекватно передать состояние
отдохновения в Божественном. Отсюда рождается осоз-
нание человеком своей беспомощности.

Итак, по Плотину, сознание — не самое лучшее в духов-
ном опыте. Оно дано нам для того, чтобы мы помнили: в
своей обычной жизни мы удалены от Бога, однако можем
совершить переход на уровень Божественного отдохновения
с целью очищения. Сознание есть своеобразная память о на-
шей земной ничтожности и нашей возможности достигать
Божественное, становиться образом Божиим.

Следует заметить, что некоторые религиозные русские
философы, например Н. А. Бердяев; также считали, что со-
знание дано людям, чтобы они испытали муки души, поте-
рявшей единение с Богом, но в то же время оно гарантирует
возможность творческого восстановления утерянного едине-
ния с Богом.

Каждый индивид в своей душе по-своему решает и пере-
живает проблемы единения с Богом, падения в мир повсе-
дневности и пороков, по-своему «помогает» душе отгоро-
диться от всякого постороннего «шума», телесных желаний,

для того чтобы она смогла подняться на верхний уровень
Божественной простоты и услышать голос сверху, по-своему
учиться видеть мир иначе — «закрыв глаза». Сознание — это
индивидуальный и уникальный акт воспроизведения пере-
живания духовной простоты. И в этом смысле оно - стран-
ная способность человека, ибо направляет внимание челове-
ка не на внешний мир, а на внутренние духовные пережива-
ния. Естественно жить в мире, а отворачиваться от него —
противоестественно. Античный грек не понял бы плотинов-
скую трактовку сознания; как замечено выше, то, что назы-
вается сознанием в одной эпохе, может не восприниматься
таковым в другой.

Сформировалось понимание сознания как явления духа.
Традиция подобного толкования природы сознания много-
кратно воспроизводилась и в Новое время, к примеру в фи-
лософии Гегеля, хотя философ понимал дух как некий Аб-
солют, существующий объективно и надындивидуально.

Отметим еще один момент в плотиновском понимании
сознания. Выделив три уровня в духовном опыте человека,
Плотин поместил сознание на втором, между двумя други-
ми — высшим и низшим; где сознания нет. Следовательно,
это сферы бессознательного. Высший уровень нашей жизни
в Боге —.это безмолвное, нерефлексивное блаженство, где
«я» не господствует, не осознает своей автономности. Ни-
зший уровень — молчаливая бессознательная жизнь нашего
тела. Сознание находится между двумя сферами бессозна-
тельного. Но очень важно понять, что сознание, по Плоти-
ну, есть отражение бессознательной нашей жизни в Боге.
Сознание — способность воспроизвести переживание ду-
ховной простоты. Оно не связано с жизнью тела, не отра-
жает этот низший уровень бессознательного. Плотин не по-
нял бы Фрейда, ибо согласно Плотину, сознание не связано
с теми процессами, которые протекают, например, в обла-
сти моей печени или сексуальных физиологических влече-
ний. Я не могу вспомнить, что происходило там со мною. Не
могу потому, что там нет моего «я» по исходу. Я не могу вспом-
нить, что происходило там со мной, ибо «я» не присутствовало
в физиологических процессах. «Я», как то, в чем сознание себя
являет, причастно только Богу. Тема бессознательного, как пер-
вичного содержания, которое проявляется в сознании, опреде-
ляя его вторичность, войдет впоследствии в арсенал методоло-
гических средств, с помощью которых европейская философия
будет решать проблемы, связанные с сознанием.

Сознание как наказание человека за грех. Начиная с
Плотина и Бл. Августина, сознание рассматривается как

нечто вторичное, а потому не самое подлинное, не самое
лучшее и высокое, что есть в человеческом духовном опы-
те. Почему? Во-первых, благодаря сознанию, человек по-
нимает, как он наказан тем, что не может долго пребывать
в состоянии Божественной простоты. Сознание постоянно
напоминает ему об этом состоянии, заставляя страдать и му-
читься. В сознании <?я» живет раздвоенной жизнью: ему
приходится постоянно соотносить жизнь «по стихиям мира
сего» и жизнь в Боге.

Во-вторых, сознание есть отпадение человека от вечно-
сти. Акт сознания уже знает время, ибо знает, что что-то
было «до» сознания. Вечность — высшая ценность, время —
это бренность, тлен, смерть. Бытие во времени, а значит в
сознании, менее подлинно, чем бытие в вечности. Сознание
всегда лишь догоняет уже случившееся, важное и не может
его догнать. Оно по времени отстает от решающих событий
в духовной жизни людей. Его, как отмечено выше, нет в
состоянии единства «я» с Богом: оно появляется позже, оно
всегда опаздывает. Какие-то главные решающие события
происходят в мире духовного опыта человека до того, как
«включается» сознание. И если бы люди не были греховны,
они могли бы обойтись без сознания. Состояние сознания —
следствие греха человека. Память о том, что сознание отра-
жает уже случившееся, уже происшедшее без его ведома,
должна смирить человеческую гордыню, научить его не воз-
носить свою способность быть сознательным.

В-третьих, строгое противопоставление настоящего,
прошлого и будущего - это сущность сознания. Только
для того существует необратимость времени. Отсюда тра-
гизм и грусть сознания, ибо сопоставляя временной ряд,
оно понимает хрупкость и эфемерность момента настояще-
го, которое неумолимо мгновенно становится прошлым.
Смерть присутствует в каждом мгновении жизни, и созна-
ние не дает человеку забыть об этом. Чем старше становится
человек, тем глубже и ярче он осознает трагизм временно-
сти. В^етвертых, сознание не только открывает человеку
трагизм его существования во времени, но часто просто
мешает человеку в его деятельности. Как заметили еще
Плотин и Августин, сознательность и интенсивность дея-
тельности часто находятся в обратно пропорциональной за-
висимости. Например,.мысль раньше сознания и не всегда
нуждается в нем. Даже человеческий младенец мыслит, ког-
да сознание (т. е. отражение его мысли) у него еще нет. То
же происходит и в состоянии Божественной простоты.
Здесь в безмолвной тишине энергия ума собрана в своей

полноте и целостности, ум не нуждается для своих действий
в сознании. Сознание — отблеск ума, отображение процес-
сов мышления, и как всякое отображение, оно уменьшает
энергию ума, мешает своим отблеском ему.

В-пятых, сознание напоминает человеку, что он есть не
только природное, физическое и физиологическое существо,
по и нечто иное - духовное. Сравнивая в сознании состоя-
ния Божественного экстаза с состоянием телесных потребно-
стей и отправлений, человек начинает стыдиться своих при-
родно-телесных свойств и влечений. Притча об Адаме свиде-
тельствует: пока Адам жил в Духе, он не знал стыда. Только
сорвав запретный плод, он узнал, что он наг, и устыдился. И
когда Бог позвал его, Адам ответил, что не может подойти,
ибо наг. Как известно, Бог спросил: кто сказал тебе, что ты
наг? Стыд — оповещение об отпадении человека от вечно-
сти и Бога, оповещение о сознании. Сознание — это обре-
ченность человека на выбор: духовность или телесность? Дан-
ный выбор каждое новое поколение и каждый рожденный че-
ловек делают заново, вновь и вновь. В таком выборе —
тяжесть одного из противоречий человеческой жизни, и со-
средоточена эта тяжесть в сознании.

Связь сознания и страдания признавали в дальней-
шем многие философы. Так, Гегель приписывал созна-
нию способность выносить напряжение противоречий
жизни, а Э. В. Ильенков писал, что «вся боль мира су-
ществует, особенно, только в сознании».

В заключение отметим, что хотя плотиновское понима-
ние сознания во многом определило христианское учение о
сознании, представленное, например, в трудах Бл. Августи-
на, все лее нельзя ставить знак равенства между неоплатони-
ком Плотиком и христианином Августином. Плотин не зна-
ет личности Бога, не знает и личного к нему отношения.
Для него на высшем уровне Божественной простоты проис-
ходит неизреченное слияние «я» и безличного Бога. Хри-
стианин же даже в экстазе, когда кажется, что «я» больше
не отличается от Бога, знает, что Бог —это господин, а он,
христианин, его раб. Между ними личное отношение, т. е.
отношение между личностью Бога, природа которого сама
по себе недосягаема, и личностью человека. Плотин обезли-
чивает и Бога и ищущего Его человека, в экстазе человек
растворяется в Боге. Для христианства личность, достигая
предстояния лицом к лицу с Богом, достигая соединения с
Ним по благодати, не смешивается с Ним. «Бог христианст-
ва открывает Себя Личного, живого; Он тот, Которому я
говорю «Ты», π Который зовет меня» (В. Лосский). Я го-

ворю ему «Ты» в молитве и через молитву достигаю соеди-
нения с ним. Плотин входил в экстаз Божественной просто-
ты не при помощи молитвы, а используя особую технику
такого вхождения. Поэтому в своем сознании христианин
более учтив и смиренен, более глубоко переживает свой раз-
лад с Богом и миром, трагичнее осознает свое отпадение от
Бога, потому что знает о грехе.

4. Переоткрытие проблемы сознания в Новое
время: идеалистическая философия

Предпосылки переосмысления проблемы сознания. В
главе «Бытие» мы уже показали, что Новое время вошло в
историю под знаком того события, которое Ницше выразил
в афоризме «Бог умер». В работе «Веселая наука» он, ори-
ентируясь на обычный человеческий способ восприятия,
предполагающий воспроизведение жизни в формах самой
жизни, так описал это событие: «Слышали ли вы о том бе-
зумном человеке, который в светлый полдень зажег фонарь,
выбежал на рынок и все время кричал: «Я ищу Бога! Я ищу
Бога!». Поскольку там собрались как раз многие из тех, кто
не верил в Бога, вокруг него раздался хохот. «Он что, про-
пал?» — сказал один. «Он заблудился как ребенок»,—
сказал другой... Тогда безумец вбежал в толпу и пронзил
их своим взглядом. «Где Бог? — вокликнул он,— Я хочу
сказать вам это! Мы его убили — вы и я...» Наконец, он
бросил свой фонарь на землю, так что тот разбился вдребез-
ги и погас. «Я пришел слишком рано,— сказал он тогда,—
мой час еще не пробил. Это чудовищное событие еще в пути
и идет к нам — весть о нем не дошла еще до человеческих
ушей... Деяниям нужно время, после того как они уже со-
вершены, чтобы их увидели и услышали. Это деяние пока
еще дальше от вас, чем самые отдаленные светила,— и все-
таки вы совершили его...»

Отметим в приведенном тексте два важных момента. Во-
первых, люди «убили Бога» каким-то странным образом,
ибо, совершив это деяние, они еще не знают о нем. Другими
словами, люди действовали бессознательным для самих
себя образом; никто из них не ставил перед собой созна-
тельную цель: отказаться от Бога, вывести саму идею Бога
из цивилизационной структуры. Хайдеггер впоследствии
назовет данный процесс онтологическим «ничтожествовани-
ем», «онтологическим нигилизмом», признав тем самым,
что отказ от Бога не есть результат каких-то учений, фило-
софских построений и т. д. Отказ от Бога, или нигилизм,

как его называл мыслитель, «это всемирно-историческое
движение тех народов земли, которые вовлечены в сферу
влияния Нового времени... Точно так же нигилизм и не по-
рождение отдельных наций, чьи мыслители и литераторы
говорят о нигилизме». Более того, Хайдеггер считает, что
невозможно точно определить, назвать исток этого «злове-
щего н неприютного гостя». Во-вторых, безумец в тексте
Ницше называет отказ от Бога «страшным событием», а Хай-
деггер, как бы вторя ему, вводит для характеристики дан-
ного события определения типа «зловещий», «неприют-
ный». С чем связаны такие мрачные характеристики? Дело
в том, что идея Бога — это целая цивилизациониая струк-
тура, которая задавала меру объяснения мира в целом и
жизни отдельных людей, не давала людям погрузиться в
стихию инстинктов, требовала от людей строить свое бытие
по типу должного, т. е. выходить за рамки сиюминутных
материально-экономических интересов и потребностей. От-
каз от идеи Бога означал неизбежное изменение способа че-
ловеческой жизни, понимания содеянного, оценок и осмыс-
лений. Произошел отказ от Абсолюта, человечество отпало
от Вечности, перестало соотносить с этим понятием свои
мысли, чувства и действия. Человек сам захотел стать богом
на земле, царем природы. Он абсолютизировал свою инди-
видуальность в свой разум. Эту ситуацию и почувствовал
Ницше, выразив ее в словах безумца «вы убили Бога».

Для нас важно отметить, что отказ от Бога свидетельст-
вовал о формировании нового духовного опыта людей, в ко-
тором не оказалось места для того высшего его уровня, ко-
торый Плотин называл Божественной простотой, отдохно-
вением в Божественном. А это значит, что прежний механизм
формирования сознания, его понимания и объяснения был
сломан, разрушен. Если нет Бога и нет того уровня в духов-
ном опыте, воспоминания о котором и составляли содержание
н сущность сознания, то требовались какие-то иные объясни-
тельные принципы. Возникла необходимость переоткрыть со-
знание, по-новому его истолковать.

Итак, переоткрытие проблемы сознания происходило в
обстановке, когда человек освободился от власти и опеки
сверхчувственного, перестал признавать свою принадлеж-
ность двум мирам: земному и неземному, стал объяснять
свое происхождение только через природную эволюцию, со-
гласившись впоследствии с теорией Дарвина, согласно ко-
торой человек произошел из животного царства. Русские
философы — Н. Бердяев, Вл. Соловьев - не признава-
ли такое ничтожество человеческого происхождения, тем

более, что в подобном признании, по их мнению, таилось
глубокое противоречие: с одной стороны, человек соглаша-
ется со своим духовно-плебейским происхождением — от
обезьяны, а с другой — претендует на духовный аристокра-
тизм в рамкчх всего живого, приписывает себе способность
сравняться в своих делах на земле с Богом, от которого от-
казался; обезьяна захотела стать Богом. Вл. Соловьев за-
фиксировал это противоречие в следующих словах: люди
произошли от обезьяны, а потому надо любить друг друга.
Ясно, что любовь как феномен вообще нельзя вывести из
обезьяньей природы, а тем более возвышенную любовь лю-
дей друг к другу. Так издевался русский философ над само-
надеянностью тех, кто довольствовался естественнонаучны-
ми теориями происхождения человека.

Европейские философы и мыслители Нового времени в
основном приняли мировоззрение «онтологического ниги-
лизма» и попытались его выразить и обосновать. Человек
был объявлен началом и причиной всего, что с ним случает-
ся в мире. Нет ничего, кроме самого человека, что обеспе-
чивало бы ему возможность реализовать себя как человека.
Человек есть условие и возможность мира, но не мира вооб-
ще, а мира, который он: может понимать, что-то о нем знать,
действовать в нем и т. д. Человек сам, своей деятельностью
творит свой мир, в котором он что-то может делать и жить.
Единственной несомненной реальностью был признан инди-
вид и его сознание. Р. Декарт — основоположник новоев-
ропейской философии — объявил, что акт «я мыслю» яв-
ляется самым простым и самым очевидным основанием су-
ществования человека в мире, а также самого мира. Можно
сомневаться, существует ли объективный мир (Бог, приро-
да, люди, даже мое собственное тело), но нельзя сомневать-
ся в том, что я мыслю, чувствую, следовательно, существую
Прежде всего как это мыслящее, чувствующее существо.
Философия возвеличила субъекта, абсолютизировала чело-
веческую деятельность и способности.

Русские мыслители конца XIX и начала XX в. назвали
такую философию метафизикой индивидуализма и эгоизма,
не признающей «никакого сверхиндивидуального самосоз-
нания и воли» (Л.. П. Карсавин). Они выступали против
абсолютизации индивидуальности, утверждая, что «я» не
является совершенным и самодостаточным сущим, ибо «я»
есть только «здесь» и «сейчас», т. е. в настоящем: его нет в
прошлом уже, а в будущем нет еще. В своем настоящем
бытии «я» живет маленькой минуткой между последним мо-
ментом прошлого и первым мигом будущего. Поэтому бе-

зумно строить философское мировоззрение на признании
«я» последним основанием бытия и единственной несовме-
стимой реальностью.

Метафора сознания в Новое время: мнимый возврат к
античности и мнимый разрыв со средневековьем. Из ска-
занного выше совершенно очевидно, что в Новое время
средневековое понимание сознания остается невостребован-
ным, и более того, объявляется несоизмеримым с человече-
ским духовным опытом, в котором,- как мы уже говорили,
выделялось не три уровня, как это делал Плотин, а всего
два: уровень рефлексии и рассуждения и уровень чувств,
эмоций и инстинктов. В терминологии Плотина — это
средний и низший уровни духовного опыта. «Смерть Бога»
и трансформация структуры духовного опыта — явления
одного и того же порядка. «Смерть Бога» сопровождалась
появлением «новой» популяции людей, которые потеряли
способность мистического единения с Богом, испытывали
презрение ко всему спонтаннопепосредствешюму, боялись
мистификаций со стороны духовного, с энтузиазмом вос-
принимали любую рациональную конструкцию. Они объя-
вили средним векам культурный крестовый поход, а потому
стали искать опору для себя в классической древности.

Как мы помним, в античности образ сознания создавался
через сравнение его с «вощеной дощечкой». Античные мыс-
лители были уверены, что'образы предметов и явлений, на-
ходящиеся в нашем сознании, имеют реальные аналоги во
внешнем мире. Мир отпечатывается на доске ума-разума,
как печать на воске. Новоевропейская тенденция возвели-
чивания реальности «я», с одной стороны, не имела ничего
против такого толкования сознания, но с другой - начала
сомневаться в возможности подобного натуралистического
объяснения сущности сознания. Началась критика, антично-
го образа сознания. Аргументы были таковы: а что если от-
печаток в сознании есть просто галлюцинация? Кто даст
нам гарантию в том, что образ, имеющийся в сознании, со-
ответствует какому-то реальному объекту? Никто не оспа-
ривал тот факт, что в нас находятся образы предметов, од-
нако существование вне нас соответствующих реальных
аналогов было объявлено проблематичным. Сомнение в су-
ществовании строгой и адекватной корреляции между обра-
зом предмета в сознании и предметом вне сознания стало
исходным пунктом декартовской модели сознания. Он из-
менил сам подход к проблеме сознания по сравнению с ан-
тичным: единственным подлинным существованием вещей
было признано их существование в мысли.

В условиях отказа от связи с Божественным мысль интер-
претировалась только как состояние личности, субъекта.
Предполагалось, что человеческая мысль сама себя порождает
и сама себя детерминирует. Акты мышления автономны и са-
модостаточны в силу автономности и самодостаточности ее
носителя — индивида. Отсюда, и новая метафора сознания:
оно не восковая дощечка, на которой отпечатываются образы
реальных вещей, а некий сосуд, в котором содержатся идеи и
образы до того, как оно включается в общение с миром. Ор-
тега-и-Гассет так охарактеризовал эту метафору: «Вещи не
входят в сознание извне, они содержатся в нем как идеи». В
истории философии такое учение было названо идеализмом, в
отличие от античности реализма.

Возврат к классической древности в понимании созна-
ния был одновременно и его преодолением: метафоры со-
знания античности и Нового времени имели противополож-
ные смыслы. Но в одном они совпадали: содержание созна-
ния сводились к предметному; ни античность, ни Новое
время не связывали сознание с тем пластом духовного
опыта, где совершалось таинство духовного единения с
Божественным. Античность еще не знала об этом таинстве,
Новое время уже не принимало, отвергало его в своих раз-
мышлениях о природе сознания.

Но. как бы не отказывались от средневекового мировоз-
зрения мыслители Нового времени, они сохранили с ним
связь, так как воспроизвели навыки работы с внутренним
миром. Неработанное в средние века умение человека об-
ращать внимание на свой внутренний духовный мир стало
основой новоевропейской культуры. Поэтому при объясне-
нии феномена сознания никто не сомневался в том, что оно
открыто только себе самому, что точку отсчета при его изу-
чении надо выбирать в нем же самом. Сознания нет без
самосознания - таков был вывод философов Нового вре-
мени. В акте самосознания сознание само себя знает, про-
ясняет свое содержание и структуру.

Выше уже говорилось о том, что в Новое время появляет-
ся и новая структура духовности. Смысл ницшеанского афо-
ризма «Бог умер» был связан прежде всего с изменением
внутреннего мира людей. Произошел «распад души», когда
самопознание и самосознание уже не знают переживания как
субстанции, не знают вечности. Причем, это не вымысел пси-
хологов и писателей: происходит реальное изменение струк-
туры духовности. Внутреннее духовное пространство сжима-
ется как шагреневая кожа до предметно-логического содержа-
ния и переживаний, связанных с чувственностью. Поэтому

Декарт все своё внимание обращает на тот уровень духовной
жизни, который Плотин называл уровнем рефлексии и раз-
мышления. Бога в душе уже нет; на уровне рефлексии и раз-
мышления человек уже не вспоминает свои переживания, свя-
занные с Божественным; он занят проблемами внешнего объ-
ективного мира. · Не случайно Декарта интересует не
доказательство бытия Бога, а метафизическое обоснование
существования внешнего для человека мира. Сознание стало
средством обнаружения объективно-природного мира, сред-
ством доказательства его существования. Сознание в ак-
тах самосознания обращало внимание только на предмет-
ное содержание, т. е. такое содержание, которое было свя-
зано с характеристиками объективно-предметного мира. И
в этом Новом времени повторило античное понимание созна-
ния. Таким образом, в новоевропейском сознании соедини-
лись античная установка на ценность предметного мира, на-
правленность внимания на него и средневековый навык рабо-
ты сознания с самим собой.

Античное, средневековое и новоевропейское понимать
сознания: сравнительный анализ. Постулируя возврат к
античности в понимании сознания, новоевропейские мысли-
тели одновременно и преодолели такое понимание. В чем
это выразилось? Античные философы, будучи реалистами в
толковании сознания выделяли при его объяснении акт вос-
приятия, который и составлял основной смысл метафоры
«воск-отпечаток». Восприятие — это принятие воздейст-
вия внешнего мира на мир внутренний. В Новое время при
объяснении сознания мыслители сделали акцент на вообра-
жении. Когда сознание работает в режиме воображения, то
не предметы запечатлеваются в нем независимо от его воли,
а оно само вызывает их к жизни. С помощью воображения
сознание творит и конструирует предметы, разбирает их на
части, идеализирует их, соединяет и разъединяет. Содержа-
ние сознания приходит к нам не извне, это мы извлекали
его из собственных глубин.

Проблему сознания как воображения наиболее полно про-
работал немецкий философ И. Кант.· В сознании человека, с
его точки зрения, наличествуют особые, непосредственно дан-
ные знания о чем-то как о целом. Получить такого рода зна-
ния нельзя с помощью познавательных актов, совершаемых
индивидом даже в течение всей жизни. А они, эти знания
присутствуют в нас, и мы их обнаруживаем, как только начи-
наем сознавать себя. Значит, они нам даны до наших позна-
вательных усилий, т. е. даны априори (apriori — до опыта).
Мы обнаруживаем, что каким-то образом в нашем сознании

уже есть знание о том, что мир пространственен и временен,
причинно обусловлен, что в мире есть добро и зло и т. п. Эти
непосредственно существующие в нас знания составляют ус-
ловия возможности нашего познания как внешнего мира, так
и самих себя. Можно сказать иначе. Когда человек осознает
себя как «я», он имеет дело с уже каким-то содержанием сво-
его внутреннего мира: у него уже есть способности к логиче-
скому мышлению, к языку, умение воспринимать мир как
упорядоченный пространственно и временно, он может делать
выбор, чувствовать красоту и т. д.

Кант попытался философски обосновать основание на-
ших знаний. В качестве такового, по его мнению, выступает
форма сознания, или, как выражается профессиональная
философия, трансцендентальное единство апперцепции. Смысл
данного философского выражения прост: форма сознания
предшествует всем другим знаниям. А это значит, что до
философского выявления акта «я мыслю» в качестве перво-
знания (о чем заявил Декарт), на котором основано все че-
ловеческое знание, это «я мыслю» уже существует и рабо-
тает в структуре человеческого сознания. Работает до того,
как человек открыл акт «я мыслю».

Таким образом, признав, что «Бог умер», философия
пошла по пути понимания сознания как какого-то естествен-
ного процесса появления условий определения и понимания
человеком мира и себя самого. Например, мы видим мир
пространственно-временным, потому что в нас уже есть спо-
собность видеть его таким. Прежде чем изучать мир, к при-
меру, в физике, мы уже знаем, что он существует как вре-
менной процесс II сводим во все формулы время. Тем самым
с помощью сознания, как условия возможности познать
мир, мы творим мир на уровне явлений, т. е. на уровне его
какого-то определенного, зависящего от структур нашего
сознания, понимания. Изучая мир, мы вкладываем в содер-
жание проводимых с ним исследований какие-то парамет-
ры, которые принадлежат нашему сознанию. Сознание —
это творчество. Человек взял на себя миссию творения мира
на уровне явления (того, что дано чувствам), он стал «ма-
леньким богом» (Лейбниц), верховным законодателем При-
роды (Кант). После Декарта и Канта была признана участ-
ность (от слова «участие») сознания в бытии.

Рассмотрим соотношение средневекового и новоевропей-
ского толкования феномена сознания. Как уже неоднократ-
но говорилось, мыслители Нового времени сохранили при
анализе сознания навык работы с внутренним миром. Но
при этом изменилось как понимание структуры этого мира,

так и технология «работы» с ним. Отметим несколько мо-
ментов такого изменения.

Для Плотина сознание есть воспоминание о чем-то, что
самое не есть сознание, а именно отражение того состояния,
которое возникало в духовном опыте единения с Божествен-
ным. Поэтому сознание выступало как нечто вторичное,
производное. Оно рассматривалось не как реальность, а как
воспоминание на уровне рефлексии и рассуждения о духов-
ной реальности.

Для Декарта (мы берем фигуры Плотина и Декарта как
персонализации мировоззренческих установок соответству-
ющих эпох) сознание есть единственная несомненная реаль-
ность, а уровень рефлексии и рассуждения рассматривался
им как основополагающий в структуре духовного опыта.

Для Плотина сознание есть соприкосновение с иррацио-
нальными, мистическими элементами духа, непрерывное
общение с мировой сущностью, единой космической волей.
Оно по исходу религиозно и если не полностью, то все же
обязательно содержит в себе элементы религиозности. Оно
по определению мистично.

В трактовке Декарта сознание имеет дело не с мистиче-
ски-иррациональным содержанием, а с характеристиками
предметного объективного мира. Оно утрачивает способ-
ность соприкасаться с мистическим, а если и сохраняет ее
частично, то в силу непросвещенности ума индивида. Чело-
веку неприлично теперь быть мистиком, он становится ра-
ционалистом-позитивистом.

Плотин трактует сознание как воспоминание о пережива-
нии блаженства души, пребывающей в состоянии Божествен-
ной простоты. Вспоминать о переживании и не переживать
при этом нельзя. Поэтому, сознание для него эмоционально
окрашено. Декарт не отождествляет сознание с мышлением,
логические процедуры которого всегда ориентированы на
очищение от эмоционально-личностных переживаний и эмо-
ций. Мышление претендует на бесстрастность.

Сознание в плотиновском толковании существует для
другого: для воспоминания о чем-то, где оно не присутство-
вало. Сознание-мышление в декартовской трактовке бытий-
ствует для себя, оно размышляет о себе, погружается в себя
как единственную и несомненную реальность. Мысль само-
порождает мысль, а потому она претендует на то, чтобы
быть исходным данным Универсума. Действительно, ни о
чем нельзя сказать, что достаточно мне о нем помыслить,
чтобы оно существовало. Напротив, достаточно мне помыс-
лить, что я мыслю о чем-то, как эта мысль существует. У

мышления есть особая способность: давать себе самому су-
ществование. Когда мы говорим о других вещах, то'мы
всегда различаем их существование и то, что мы о них ду-
маем. Но для того, чтобы существовала мысль, достаточно
просто помыслить. Когда я мыслю, я даю мысли существо-
вание. Это и дало возможность идеализму объявить созна-
ние единственной несомненной реальностью.

Плотин, признав сознание вторичным, не может даже
помыслить, чтобы начать философствование с признания
«я» и сознания чем-то основополагающим. Декарт, напро-
тив, именно так реализует акт филофствования. В этом и
проявляется дух новой культуры «без Бога»: исходной точ-
кой отсчета для понимания мира, истории становится чело-
век и его сознание. Все, что совершается и наблюдается в
мире и истории, связывается только с его творческой дея-
тельностью. Ничто, взятое помимо человеческой деятельно-
сти, не допускается в качестве утверждения о мире.

И наконец, по Плотину, сознание не занимает всю сферу
духовного опыта: выше него и первичнее него находится без-
молвная, не осознающая себя, т. е. бессознательная, жизнь
нашего «я» в Боге. Бессознательное пребывание души в еди-
нении с Божественным определяет содержание сознания и
сам факт его существования. Сознание есть как бы антенна,
подключенная к Космосу, Богу. Декарт не прибегает к помо-
щи бессознательного для объяснения сознания по той причи-
не, что для него сознание, отождествленное с рефлексией и
размышлением, способно прояснить, высветить все, даже са-
мые темные уголки духовного внутреннего мира человека, а
потому бессмысленно говорить о бессознательном. Сознатель-
ное преобладает в человеке над бессознательным; если учесть,
что в связке «сознание-бессознательное» под последним,
вплоть до Нового времени, понималось мистическое содержа-
ние духовного общения с Богом, то многие религиозные фи-
лософы Нового времени рассматривали в преобладании со-
знательного над бессознательным «признак близости конца
для человечества» (Эд. фон Гартман).

Признав сознание чисто интеллектуальной деятельностью
субъекта, философы Нового времени явно или неявно исхо-
дили из следующих допущений относительно природы созна-
ния. Во-первых, считалось, что к содержанию опыта сознания
относятся только такие данные, которые можно повторять,
воспроизводить бесконечное число раз. Например, простран-
ственно-временные формы созерцания, категории рассудка и
пр. остаются постоянными в любых повторах их использова-
ния. А так как содержание сознания сводилось к предметно-

му, то его можно преобразовывать, перестраивать, держа сам
этот процесс обработки данных сознания под контролем само-
го же сознания. Совершенно очевидно, что так обращаться с
содержанием сознания в плотиновском его понимании абсо-
лютно невозможно, ибо, как отмечалось ранее, состояния Бо-
жественной простоты не могут повторяться, воспроизводиться
по желанию бесконечное число р.чз с постоянным и одинаково
формализуемым содержанием.

Во-вторых, содержанием сознания признавалось только
такое содержание, которое удовлетворяло критерию наблюда-
емости: сознание должно «уметь» рационально воспроизвести
свое содержание, развернуть его с помощью рефлексии в. ка-
кую-то схему— структуру— образ, причем, при желании повто-
ра такой развертки, оно должно уметь это сделать без особых
затруднений. Вне всякого сомнения плотиновские состояния
откровения не являются такими состояниями, которые можно
наблюдать в рефлексии сколько угодно раз, сохраняя при
этом неизменной его форму и содержание.

Итак, Декарт заложил основы отождествления сознания
и души с предметно-логическим содержанием. Религиозные и
мистические Компоненты опыта сознания были утеряны, в
нем восторжествовали правила логики, а поскольку была
признана участность сознания в конструировании мира явле-
ний, то возникло убеждение, что весь мир и все вещи созданы
и существуют по правилам логики, хотя не всегда целесооб-
разно и полностью совпадая с ними* Отсюда и родилась на-
целенность сознания: переделать все, подправить, улучшить в
соответствии с этой логикой. Сознание перестали отличать от
познания. Люди создали образ мира, соответствующий струк-
туре их духовного опыта. Человек «принужден» был «жить в
тех категориях, в которых он мыслит» (Л. Шестов). Мыслит
же он в категориях не экзистенциальных, а логических. Чело-
век Нового времени воспринимал такой образ мира и такой
способ своей жизни как само собой разумеющееся, ибо каково
сознание, таково и бытие человека, и наоборот.

5. Маркс: диалектико-материалистическая
концепция сознания

Социальные предпосылки пересмотра новоевропейской
метафоры сознания. Человечество в своей рационально-со-
знательной ориентации открыло могущество социальных,
материально-экономических, психологических и иных фак-
торов. Оно реально ощутило силу того мира, который Пло-

тан называл низшим, считая его слабым по сравнению с вы-
сшим миром божественного присутствия. Утвердилось ми-
ропонимание, в котором «возвышенные» категории бытия и
ценности перестали играть заметную роль, их влияние ос-
лабло.. Низшее стало наделяться изначальной силой, а вы-
сшее оказалось бессильным (М. Шелер). Плотин даже не
мог подумать о том, чтобы как-то связывать сознание, его
содержание с характеристиками «низшего» мира. Сознание
для него было явлением, отражением «высшего».

Для Декарта и Канта проблемы зависимости сознания от
указанных факторов, как мы показали выше, также не су-
ществовало, но по иным причинам, нежели это было у Пло-
тина. Сознание, как мы помним, было объяъявлено ими пер-
вичной реальностью, а потому по определению оно не могло
бьть детерминировано экономическими, социальными, на-
циональными и т. д. факторами.

Интересно отметить одно обстоятельство. Ведь и Декарт,
и Кант жили в эпоху уже сформировавшегося буржуазного
общества. Люди уже свершили деяние: создали такой спо-
соб жизни, при котором главенствуют материальные по-
требности, а деньги превращаются в капитал, в реальную и
страшную силу, в молох. Однако, говоря словами безумца,
о котором писал Ницше, известие об этом деянии еще не
дошло до их ушей; люди уже совершили переустройство
общества, но еще до конца не осознали последствий данного
переустройства. И только во времена, совпавшие с жизнью
К. Маркса и Ф. Энгельса, противоречия буржуазного обще-
ства проявились столь явно, а давление социально-экономи-
ческих факторов на все сферы жизнедеятельности людей
обнаружилось столь отчетливо, что никто уже не сомневал-
ся в первичности, базисности материального, экономическо-
го интереса. Люди и окружающая природа стали в чистом
виде объектом хозяйственной и только хозяйственной дея-
тельности. Материальные потребности стали ведущими, а
материальное производство — основополагающим, домини-
рующим способом производства. Люди признали этот спо-
соб жизни, что свидетельствовало о том, что соответственно
изменилась и структура их духовного опыта. В нем про-
изошла перестановка ценностных ориентации: материаль-
ный интерес и материальные потребности были признаны
главными ценностями. Началась открытая и осознанная
борьба классов за материальный успех.

К. Маркс изучал именно такой способ жизни людей, а
также механизм формирования соответсвующего ему со-
знания. Он сформулировал идею вторичности сознания,

его обусловленности, детерминированности внешними для
него факторами и прежде всего -- экономическими.

Аргументы против первичности сознания. Начиная с
Декарта, а особенно с Канта, сознание рассматривалось как
творчество Содержание связи «мир—сознание» определя-
лось деятельностью сознания, которое конструировало мир
явлений. Разрешались и признавались те суждения о мире,
которые прошли через человеческое сознание. Первичность
сознания, его самодостаточность, а также способность про-
яснить свое содержание в актах самосознания— все эти до-
пущения с восторгом принимались ранним буржуазным об-
ществом, переживающим эйфорию свободы от диктата ре-
лигии и Бога. Все верили, что явления и процессы, как
природные, так и социальные, могут быть объяснены через
акты сознания. Признать вторичность сознания от внешних
факторов (Бога, общества и т. д.)—означало признать не-
свободу человека. С этим не могли согласиться идеалисти-
чески и романтически настроенные философы.

Однако в своей развитой форме капитализм онтологиче-
ски продемонстрировал зависимость людей и их сознания
от внешних социально-экономических условий. Стало ясно,
что в социальном бытии есть какие-то явления, которые
нельзя объяснить через акты сознания.

Так, Кант утверждал, что мы можем объяснить объектив-
ность мира, т. е. его независимое от нас существование, при-
чинность в мире и т. п., предположив наличие в структуре со-
знания априорных форм чувственности и априорных катего-
рий рассудка. Но как объяснить возникновение в социальном
бытии буржуазного способа производства, или современный
феномен НТР? Эти явления не могут быть объяснены ссыл-
кой на соответствующие априорные структуры сознания. В
противном случае пришлось бы предположить, что в структу-
ре сознания есть априорные формы буржуазности, позволяю-
щие воспринимать мир и творить его как буржуазный.

Маркс начинает утверждать, что не сознаниие„определя-
ет бытие, не сознание конструирует мир явлений, а нао-
борот: бытие определяет сознание, сознание есть осоз-
нанное бытие. Заметим, что под бытием он понимал реаль-
ные условия жизни людей в буржуазном обществе. Это
было странное общество в том отношении, что все в нем
поставлено на службу материальному успеху. Данное обсто-
ятельство роковым образом повлияло на ценностные ориен-
тации людей. Само собой разумеющимся считалось мнение,
согласно которому морально все, что приносит материаль-

ный успех, поэтому морально использовать любые средства
для его достижения. Изменилась и смысловая оценка меж-
человеческих отношений:.они стали вещными, т. е. люди
интересовали друг друга не как личности с богатым духов-
ным опытом, не как интересные собеседники и т. д., а как
владельцы вещей. Достоинство человека стало определять-
ся количеством вещного или денежного богатства. Социаль-
но значимой признавалась только деятельность, ориентиро-
ванная на пользу и успех.

Маркс зафиксировал реальный факт: буржуазные от-
ношения могли состояться только при одном условии- из-
менении сознания людей. Причины этого изменения он стал
искать во внешнем для самого сознания мире социально-
экономических отношений. Другими словами, Маркс пока-
зал, что буржуазный способ производства породил таких
люден, духовный опыт которых не мог быть описан не толь-
ко в терминах Плотина, но даже близкого по времени к
этим людям Декарта. Действительно, как мог например че-
ловек выжить в условиях кредитных операций, сопряжен-
ных с риском для кредитора? Если ои будет стремиться к
духовности, наслаждаться состояниями Божественной про-
стоты, он просто разорится. Чтобы такого не случилось, ему
надо следить за «тайнами личной жизни человека, идущего
кредит», разглашать временные неудачи этого человека для
того, «чтобы, вызвав внезапное потрясение его кредита, уб-
рать с дороги соперника» (К. Маркс).

В сознании, как показал Маркс, проявляется вся сущ-
ность человеческого бытия. Сознание детерминировано са-
мыми низшими, с точки зрения Плотина, формами жизни-
материальными. И если у Декарта вера в человеческий ра-
зум, верховенство сознания еще основывается на предполо-
жении, что в своих «ясных» и «отчетливых» идеях человек
является носителем Божественного света (у Декарта этот
свет назван «естественным»), то для Маркса человек и его
сознание, вся его духовная жизнь определены «стихиями
мира сего», безблагодатными общественно-экономически-
ми отношениями.

Можем ли мы винить Маркса за то, что он так «зазем-
лил», принизил человеческое сознание, духовный опыт? Ко-
нечно же, нет. Напротив, ои показал людям, что ведомые
только материальным интересом, они «измельчали», их со-
знание стало утилитарно-прагматичным, они ни о чем не мо-
гут более думать, кроме материальной выгоды, они борются
не за высшие идеалы и страдают не по поводу своего несоот-
ветствия образу Божию; они изобрели способ жизни, где все

замыкается на материальный успех, выгоду, деньга. Капитал
стал целью человеческой деятельности, а экономические отно-
шения и зависимости— главнейшими фактическими зависимо-
стями. Сознание людей с неизбежностью должно было пере-
строиться в соответствии с новыми социальными реалиями.

Как же осуществлялась перестройка сознания в период
перехода от средневеково-феодальных к новоевропейским
буржуазным отношениям?

Проблема перестройки сознания в переходные периоды
истории. Проведя анализ генезиса капитализма, Маркс от-
крывает одно онтологическое обстоятельство: социальная
система может стабильно функционировать лишь при по-
стоянном воспроизводстве такого содержания сознания,
которое было бы адекватно содержанию системы. В про-
тивном случае социальная система не может функциониро-
вать стабильно. То есть к условиям ее существования отно-
сятся не только экономические, производственные, полити-
ческие и иные связи и отношения, но и содержание
сознания людей. Бытие сознания является необходимым
моментом· функционирования общественности бытия;
при этом, чем больше сознание тяготеет к естественной,
близкой к автоматизму вплетенности в реальные процессы
жизни, чем более оно адекватно по своему содержанию со-
циальной системе, тем она устойчивее.

Следовательно, возникновение той или иной формаци-
онной структуры должно сопровождаться изменением со-
знания, перестройкой сознания, присущего предыдущей
формации. Как же происходит эта перестройка?

Выше мы писали о том, что переход от средневековья к.
Новому времени произошел прежде всего в сознании лю-
дей, которые отказались от Бога, признали себя самих са-
модеятельными и самодостаточными творцами своей собст-
венной жизни и жизни общества. Хайдеггер, как уже гово-
рилось, назвал это изменение сознания «онтологическим
ничтожествованием» и отказался искать его истоки.

Маркса интересовал более конкретный вопрос: как и по-
чему появились люди с сознанием, соответствующим капи-
тализму? Речь при этом шла о вполне конкретных людях:
капиталистах и рабочих. Что касается буржуа, то проблема
их появления до сих пор полностью не решена. Можно
только фиксировать, что появились, так называемые, «но-
вые люди», «новые дворяне», которые «делали» свой спо-
соб жизни, ведомые своим узкочастным материальным ин-
тересом. Они мыслили в соответствии с его логикой, а пото-
му не видели во всем мире «ничего, что не существовало бы

ради денег». Они не знали «иного блаженства, кроме быст-
рого обогащения», не знали иных страданий, «кроме денеж-
ных потерь» (К. Маркс). Буржуазию никто не заставлял
жить ради денег: она изобрела данный способ жизни сама и
воспринимала его как само собой разумеющийся. Сознание
буржуазии, ее духовность были изначально «вплетены» в
«язык» ее реальной жизни. Сознание «новых людей» было
неотъемлемым моментом их бытия в качестве «новых».

А как появилось сознание пролетариата? Ведь становя-
щийся буржуазный способ производства не был спонтанной
реализацией его материального интереса. Совсем наоборот:
формирование пролетариата происходило как исторический
процесс отделения производителя от средств производства.
В этом и состоял смысл первоначального накопления капи-
тала нарождающейся буржуазией. Она начала свое утверж-
дение с экспроприации земли у сельского производителя,
крестьянина. Маркс писал, что этот процесс, «когда значи-
тельные массы людей внезапно и насильственно отрываются
от средств своего существования и выбрасываются на рынок
труда в виде поставленных вне закона пролетариев» слу-
жил «рычагом для возникающего класса капиталистов». Та-
кой вывод он делает в последней главе первого тома «Капи-
тала», описывая далее исторические судьбы «этой значи-
тельной части людей».

Поиск по сайту: