АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

Песнь тринадцатая

Читайте также:
  1. Беседа вторая на Песнь Песней
  2. Глава тринадцатая
  3. Глава тринадцатая
  4. ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
  5. Глава Тринадцатая
  6. ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
  7. Глава тринадцатая
  8. Глава тринадцатая
  9. Глава тринадцатая
  10. ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
  11. Глава тринадцатая: время производства
  12. Песнь восемнадцатая

 

Круг седьмой – Второй пояс – Насильники над собою и над своим достоянием

 

 

Еще кентавр не пересек потока,

Как мы вступили в одичалый лес,

Где ни тропы не находило око.

 

 

 

Там бурых листьев сумрачен навес,

Там вьется в узел каждый сук ползущий,

Там нет плодов, и яд в шипах древес.

 

 

 

Такой унылой и дремучей пущи

От Чечины и до Корнето[140] нет,

Приют зверью пустынному дающей.

 

 

 

 

 

Там гнезда гарпий, их поганый след,

Тех, что троян, закинутых кочевьем,

Прогнали со Строфад предвестьем бед.[141]

 

 

 

С широкими крылами, с ликом девьим,

Когтистые, с пернатым животом,

Они тоскливо кличут по деревьям.

 

 

 

«Пред тем, как дальше мы с тобой пойдем, –

Так начал мой учитель, наставляя, –

Знай, что сейчас мы в поясе втором,

 

 

 

А там, за ним, пустыня огневая.

Здесь ты увидишь то, – добавил он, –

Чему бы не поверил, мне внимая».

 

 

 

Я отовсюду слышал громкий стон,

Но никого окрест не появлялось;

И я остановился, изумлен.

 

 

 

Учителю, мне кажется, казалось,

Что мне казалось, будто это крик

Толпы какой-то, что в кустах скрывалась.

 

 

 

И мне сказал мой мудрый проводник:

«Тебе любую ветвь сломать довольно,

Чтоб домысел твой рухнул в тот же миг».

 

 

 

Тогда я руку протянул невольно

К терновнику и отломил сучок;

И ствол воскликнул: «Не ломай, мне больно!»

 

 

 

В надломе кровью потемнел росток

И снова крикнул: «Прекрати мученья!

Ужели дух твой до того жесток?

 

 

 

Мы были люди, а теперь растенья.

И к душам гадов было бы грешно

Выказывать так мало сожаленья».

 

 

 

И как с конца палимое бревно

От тока ветра и его накала

В другом конце трещит и слез полно,

 

 

 

Так раненое древо источало

Слова и кровь; я в ужасе затих,

И наземь ветвь из рук моих упала.

 

 

 

«Когда б он знал, что на путях своих, –

Ответил вождь мой жалобному звуку, –

Он встретит то, о чем вещал мой стих,[142]

 

 

 

О бедный дух, он не простер бы руку.

Но чтоб он мог чудесное познать,

Тебя со скорбью я обрек на муку.

 

 

 

Скажи ему, кто ты; дабы воздать

Тебе добром, он о тебе вспомянет

В земном краю, куда взойдет опять».

 

 

 

И древо: «Твой призыв меня так манит,

Что не могу внимать ему, молча;

И пусть не в тягость вам рассказ мой станет.

 

 

 

Я тот,[143] кто оба сберегал ключа[144]

От сердца Федерика и вращал их

К затвору и к отвору, не звуча,

 

 

 

Хранитель тайн его, больших и малых.

Неся мой долг, который мне был свят,

Я не щадил ни сна, ни сил усталых.

 

 

 

Развратница[145], от кесарских палат

Не отводящая очей тлетворных,

Чума народов и дворцовый яд,

 

 

 

Так воспалила на меня придворных,

Что Август[146], их пыланьем воспылав,

Низверг мой блеск в пучину бедствий черных

 

 

 

Смятенный дух мой, вознегодовав,

Замыслил смертью помешать злословью,

И правый стал перед собой неправ.[147]

 

 

 

Моих корней клянусь ужасной кровью,

Я жил и умер, свой обет храня,

И господину я служил любовью!

 

 

 

И тот из вас, кто выйдет к свету дня,

Пусть честь мою излечит от извета,

Которым зависть ранила меня!»

 

 

 

«Он смолк, – услышал я из уст поэта. –

Заговори с ним, – время не ушло, –

Когда ты ждешь на что-нибудь ответа».

 

 

 

«Спроси его что хочешь, что б могло

Быть мне полезным, – молвил я, смущенный. –

Я не решусь; мне слишком тяжело».

 

 

 

«Вот этот, – начал спутник благосклонный, –

Готов свершить тобой просимый труд.

А ты, о дух, в темницу заточенный,

 

 

 

Поведай нам, как душу в плен берут

Узлы ветвей; поведай, если можно,

Выходят ли когда из этих пут».

 

 

 

Тут ствол дохнул огромно и тревожно,

И в этом вздохе слову был исход:

«Ответ вам будет дан немногосложно.

 

 

 

Когда душа, ожесточась, порвет

Самоуправно оболочку тела,

Минос[148] ее в седьмую бездну шлет.

 

 

 

Ей не дается точного предела;

Упав в лесу, как малое зерно,

Она растет, где ей судьба велела.

 

 

 

Зерно в побег и в ствол превращено;

И гарпии, кормясь его листами,

Боль создают и боли той окно.[149]

 

 

 

Пойдем и мы за нашими телами,[150]

Но их мы не наденем в Судный день:

Не наше то, что сбросили мы сами.[151]

 

 

 

Мы их притащим в сумрачную сень,

И плоть повиснет на кусте колючем,

Где спит ее безжалостная тень».

 

 

 

Мы думали, что ствол, тоскою мучим,

Еще и дальше говорить готов,

Но услыхали шум в лесу дремучем,

 

 

 

Как на облаве внемлет зверолов,

Что мчится вепрь и вслед за ним борзые,

И слышит хруст растоптанных кустов.

 

 

 

И вот бегут,[152] левее нас, нагие,

Истерзанные двое, меж ветвей,

Ломая грудью заросли тугие.

 

 

 

Передний[153]: «Смерть, ко мне, ко мне скорей!»

Другой[154], который не отстать старался,

Кричал: «Сегодня, Лано, ты быстрей,

 

 

 

Чем был, когда у Топпо подвизался!»

Он, задыхаясь, посмотрел вокруг,

Свалился в куст и в груду с ним смешался.

 

 

 

А сзади лес был полон черных сук,

Голодных и бегущих без оглядки,

Как гончие, когда их спустят вдруг.

 

 

 

В упавшего, всей силой жадной хватки,

Они впились зубами на лету

И растащили бедные остатки.

 

 

 

Мой проводник повел меня к кусту;

А тот, в крови, оплакивал, стеная,

Своих поломов горькую тщету:

 

 

 

«О Джакомо да Сант-Андреа! Злая

Была затея защищаться мной!

Я ль виноват, что жизнь твоя дурная?»

 

 

 

Остановясь над ним, наставник мой

Промолвил: «Кем ты был, сквозь эти раны

Струящий с кровью скорбный голос свой?»

 

 

 

И он в ответ: «О души, в эти страны

Пришедшие сквозь вековую тьму,

Чтоб видеть в прахе мой покров раздранный,

 

 

 

Сгребите листья к терну моему!

Мой город – тот, где ради Иоанна

Забыт былой заступник; потому

 

 

 

Его искусство мстит нам неустанно;[155]

И если бы поднесь у Арнских вод

Его частица не была сохранна,

 

 

 

То строившие сызнова оплот

На Аттиловом грозном пепелище –

Напрасно утруждали бы народ.[156]

 

 

 

Я сам себя казнил в моем жилище».[157]

 

 

 

 


1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 | 33 | 34 | 35 | 36 | 37 | 38 | 39 | 40 | 41 | 42 | 43 | 44 | 45 | 46 | 47 | 48 | 49 | 50 | 51 | 52 | 53 | 54 | 55 | 56 | 57 | 58 | 59 | 60 | 61 | 62 | 63 | 64 | 65 | 66 | 67 | 68 | 69 | 70 | 71 |

Поиск по сайту:



Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.016 сек.)