|
|||||||
АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция |
Песнь семнадцатая
Герион – Круг седьмой – Третий пояс (окончание) – Насильники над естеством и искусством (лихоимцы) – Спуск в восьмой круг
Вот острохвостый зверь, сверлящий горы, Пред кем ничтожны и стена, и меч; Вот, кто земные отравил просторы».
Такую мой вожатый начал речь, Рукою подзывая великана Близ пройденного мрамора[208] возлечь.
И образ омерзительный обмана, Подплыв, но хвост к себе не подобрав, Припал на берег всей громадой стана.
Он ясен был лицом и величав Спокойством черт приветливых и чистых, Но остальной змеиным был состав.
Две лапы, волосатых и когтистых; Спина его, и брюхо, и бока – В узоре пятен и узлов цветистых.
Пестрей основы и пестрей утка Ни турок, ни татарин не сплетает; Хитрей Арахна[209] не ткала платка.
Как лодка на причале отдыхает, Наполовину погрузясь в волну; Как там, где алчный немец обитает,
Садится бобр вести свою войну,[210] – Так лег и гад на камень оголенный, Сжимающий песчаную страну.
Хвост шевелился в пустоте бездонной, Крутя торчком отравленный развил, Как жало скорпиона заостренный.[211]
«Теперь нам нужно, – вождь проговорил, – Свернуть с дороги, поступь отклоняя Туда, где гнусный зверь на камни всплыл».
Так мы спустились вправо[212] и, вдоль края, Пространство десяти шагов прошли, Песка и жгучих хлопьев избегая.
Приблизясь, я увидел невдали Толпу людей,[213] которая сидела Близ пропасти в сжигающей пыли.
И мне мой вождь: «Чтоб этот круг всецело Исследовать во всех его частях, Ступай, взгляни, в чем разность их удела.
Но будь короче там в твоих речах; А я поговорю с поганым дивом, Чтоб нам спуститься на его плечах».
И я пошел еще раз над обрывом, Каймой седьмого круга, одинок, К толпе, сидевшей в горе молчаливом.
Из глаз у них стремился скорбный ток; Они все время то огонь летучий Руками отстраняли, то песок.
Так чешутся собаки в полдень жгучий, Обороняясь лапой или ртом От блох, слепней и мух, насевших кучей.
Я всматривался в лица их кругом, В которые огонь вонзает жала; Но вид их мне казался незнаком.
У каждого на грудь мошна свисала, Имевшая особый знак и цвет,[214] И очи им как будто услаждала.
Так, на одном я увидал кисет, Где в желтом поле был рисунок синий, Подобный льву, вздыбившему хребет.
А на другом из мучимых пустыней Мешочек был, подобно крови, ал И с белою, как молоко, гусыней.
Один, чей белый кошелек являл Свинью, чреватую и голубую, Сказал мне: «Ты зачем сюда попал?
Ступай себе, раз носишь плоть живую, И знай, что Витальяно[215], мой земляк, Придет и сядет от меня ошую.
Меж этих флорентийцев я чужак, Я падуанец; мне их голос грубый Все уши протрубил: «Где наш вожак,
С тремя козлами, наш герой сугубый?»[216] Он высунул язык и скорчил рот, Как бык, когда облизывает губы.
И я, боясь, не сердится ли тот, Кто мне велел недолго оставаться, Покинул истомившийся народ.
Тем временем мой вождь успел взобраться Дурному зверю на спину – и мне Промолвил так: «Теперь пора мужаться!
Вот, как отсюда сходят к глубине. Сядь спереди, я буду сзади, рядом, Чтоб хвост его безвреден был вполне».
Как человек, уже объятый хладом Пред лихорадкой, с синевой в ногтях, Дрожит, чуть только тень завидит взглядом, –
Так я смутился при его словах; Но как слуга пред смелым господином, Стыдом язвимый, я откинул страх.
Я поместился на хребте зверином; Хотел промолвить: «Обними меня», – Но голоса я не был властелином.
Тот, кто и прежде был моя броня, И без того поняв мою тревогу, Меня руками обхватил, храня,
И молвил: «Герион, теперь в дорогу! Смотри, о новой ноше не забудь: Ровней кружи и падай понемногу».
Как лодка с места трогается в путь Вперед кормой, так он оттуда снялся И, ощутив простор, направил грудь
Туда, где хвост дотоле извивался; Потом как угорь выпрямился он И, загребая лапами, помчался.
Не больше был испуган Фаэтон, Бросая вожжи, коими задетый Небесный свод доныне опален,[217]
Или Икар, почуя воск согретый, От перьев обнажавший рамена, И слыша зов отца: «О сын мой, где ты?»[218] –
Чем я, увидев, что кругом одна Пустая бездна воздуха чернеет И только зверя высится спина.
А он все вглубь и вглубь неспешно реет, Но это мне лишь потому вдогад, Что ветер мне в лицо и снизу веет.
Уже я справа слышал водопад, Грохочущий под нами, и пугливо Склонил над бездной голову и взгляд;
Но пуще оробел, внизу обрыва Увидев свет огней и слыша крик, И отшатнулся, ежась боязливо.
И только тут я в первый раз постиг Спуск и круженье, видя муку злую Со всех сторон все ближе каждый миг.
Как сокол, мощь утратив боевую, И птицу и вабило[219] тщетно ждав, – Так что сокольник скажет: «Эх, впустую!»
На место взлета клонится, устав, И, опоясав сто кругов сначала, Вдали от всех садится, осерчав, –
Так Герион осел на дно провала, Там, где крутая кверху шла скала, И, чуть с него обуза наша спала,
Взмыл и исчез, как с тетивы стрела.
Поиск по сайту: |
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.013 сек.) |