|
|||||||
АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция |
Песнь двадцать девятая
Круг восьмой – Девятый ров (окончание) – Десятый ров – Поддельщики металлов
Вид этих толп и этого терзанья Так упоил мои глаза, что мне Хотелось плакать, не тая страданья.
«Зачем твой взор прикован к глубине? Чего ты ищешь, – мне сказал Вергилий, – Среди калек на этом скорбном дне?
Другие рвы тебя не так манили; Знай, если душам ты подводишь счет, Что путь их – в двадцать две окружных мили.
Уже луна у наших ног плывет; Недолгий срок осталось нам скитаться, И впереди тебя другое ждет».
Я отвечал: «Когда б ты мог дознаться, Что я хотел увидеть, ты и сам Велел бы мне, быть может, задержаться».
Так говоря в ответ его словам, Уже я шел, а впереди вожатый, И я добавил: «В этой яме, там,
Куда я взор стремил, тоской объятый, Один мой родич[411] должен искупать Свою вину, платя столь тяжкой платой».
И вождь: «Раздумий на него не трать; Что ты его не встретил, – нет потери, И не о нем ты должен помышлять.
Я видел с моста: гневен в высшей мере, Он на тебя указывал перстом; Его, я слышал, кто-то назвал Джери.
Ты в это время думал о другом, Готфорского приметив властелина,[412] И не видал; а он ушел потом».
И я: «Мой вождь, насильная кончина, Которой не отмстили за него Те, кто понес бесчестье, – вот причина
Его негодованья; оттого Он и ушел, со мною нелюдимый; И мне тем больше стало жаль его».
Так говоря, на новый свод взошли мы, Над следующим рвом, и, будь светлей, Нам были бы до самой глуби зримы
Последняя обитель Злых Щелей[413] И вся ее бесчисленная братья; Когда мы стали, в вышине, над ней,
В меня вонзились вопли и проклятья, Как стрелы, заостренные тоской; От боли уши должен был зажать я.
Какой бы стон был, если б в летний зной Собрать гуртом больницы Вальдикьяны, Мареммы и Сардиньи[414] и в одной
Сгрудить дыре, – так этот ров поганый Вопил внизу, и смрад над ним стоял, Каким смердят гноящиеся раны.
Мой вождь и я сошли на крайний вал, Свернув, как прежде, влево от отрога, И здесь мой взгляд живее проникал
До глуби, где, служительница бога, Суровая карает Правота Поддельщиков, которых числит строго.
Едва ли горше мука разлита Была над вымирающей Эгиной[415], Когда зараза стала так люта,
Что все живые твари до единой Побило мором, и былой народ Воссоздан был породой муравьиной,
Как из певцов иной передает, – Чем здесь, где духи вдоль по дну слепому То кучами томились, то вразброд.
Кто на живот, кто на плечи другому Упав, лежал, а кто ползком, в пыли, По скорбному передвигался дому.
За шагом шаг, мы молчаливо шли, Склоняя взор и слух к толпе болевших, Бессильных приподняться от земли.
Я видел двух, спина к спине сидевших, Как две сковороды поверх огня, И от ступней по темя острупевших.
Поспешней конюх не скребет коня, Когда он знает – господин заждался, Иль утомившись на исходе дня,
Чем тот и этот сам в себя вгрызался Ногтями, чтоб на миг унять свербеж, Который только этим облегчался.
Их ногти кожу обдирали сплошь, Как чешую с крупночешуйной рыбы Или с леща соскабливает нож.
«О ты, чьи все растерзаны изгибы, А пальцы, словно клещи, мясо рвут, – Вождь одному промолвил, – не могли бы
Мы от тебя услышать, нет ли тут Каких латинян? Да не обломаешь Вовек ногтей, несущих этот труд!»
Он всхлипнул так: «Ты и сейчас взираешь На двух латинян и на их беду. Но кто ты сам, который вопрошаешь?»
И вождь сказал: «Я с ним, живым, иду Из круга в круг по темному простору, Чтоб он увидел все, что есть в Аду».
Тогда, сломав взаимную опору, Они, дрожа, взглянули на меня, И все, кто был свидетель разговору.
Учитель, ясный взор ко мне склоня, Сказал: «Скажи им, что тебе угодно». И я, охотно волю подчиня:
«Пусть память ваша не прейдет бесплодно В том первом мире, где вы рождены, Но много солнц продлится всенародно!
Скажите, кто вы, из какой страны; Вы ваших омерзительных мучений Передо мной стыдиться не должны».
«Я из Ареццо; и Альберо в Сьене, – Ответил дух, – спалил меня, хотя И не за то, за что я в царстве теней.
Я, правда, раз ему сказал, шутя: «Я и полет по воздуху изведал»; А он, живой и глупый, как дитя,
Просил его наставить; так как Дедал Не вышел из него, то тот, кому Он был как сын, меня сожженью предал.
Но я алхимик был, и потому Минос, который ввек не ошибется, Меня послал в десятую тюрьму».[416]
И я поэту: «Где еще найдется Народ беспутней сьенцев? И самим Французам с ними нелегко бороться!»
Тогда другой лишавый,[417] рядом с ним, Откликнулся: «За исключеньем Стрикки, Умевшего в расходах быть скупым;[418]
И Никколо, любителя гвоздики, Которую он первый насадил В саду, принесшем урожай великий;[419]
И дружества[420], в котором прокутил Ашанский Качча[421] и сады, и чащи, А Аббальято[422] разум истощил.
И чтоб ты знал, кто я, с тобой трунящий Над сьенцами, всмотрись в мои черты И убедись, что этот дух скорбящий –
Капоккьо, тот, что в мире суеты Алхимией подделывал металлы; Я, как ты помнишь, если это ты,
Искусник в обезьянстве был немалый».[423]
Поиск по сайту: |
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.013 сек.) |