Предмет социальной коммуникации

В контексте социальной коммуникации главное в любом сообщении — это некие человеческие идеи. Однако уже «по определению» они не имеют ничего общего ни с типографскими текстами, ни с чертежами, ни с магнитными метками.

На первый взгляд, содержание любого социо-коммуникативного посыла не сводится ни к чему материальному вообще, и подтверждение этому мы находим повсюду. Как уже сказано, во всем мире не существует ни одной физической реалии, которая была бы способна воплотить его в себе. Существует бесчисленное множество текстов, изображений, чертежей, нотных партитур, но нет ни одного материального объекта, указав на который можно было бы сказать, что образ мадонны, закон всемирного тяготения, принцип естественного отбора, «формула» хорошо темперированного клавира… хорошо приготовленного бифштекса… содержится где-то внутри или на поверхности структур этих — воспринимаемых рецептерами нашего тела (а следовательно, вполне вещественных) — носителей. Мы не найдем ничего из перечисленного, даже указав на содержание всех компьютерных дисков, библиотек, музеев… кухонных плит и сковородок мира.

Так что же, все это содержится только в нашей голове? Но и разложив на атомы содержимое нашей собственной черепной коробки, мы не обнаружим там ничего из искомого. Во всей совокупности «голов» ныне живущих людей? Но и многократно повторив такое разложение, мы не найдем разгадки. И потом, как быть с теми, кто давно завершил круг своего бытия: ведь многое из существующего в наших головах досталось нам от содержимого их…

И все же «мир идей» существует, в противном случае, что могло бы заставить нас хотя бы однажды задуматься о нем.

Общее, что объединяет приведенные выше представления об информации с содержанием предмета социальной коммуникации, состоит в том, что и в контексте людского общения речь идет о вполне материальных взаимодействиях, ведь в конечном счете она служит тому, чтобы подвигнуть нас ко вполне практическому действию. Объективным значением информации предстает общая, существенная, необходимая, устойчивая, повторяющаяся связь между явлениями материального мира. Познанная человеком, она принимает форму правила, принципа, закона. Собственно говоря, целью познания является раскрытие именно таких содержательных связей-законов, которые становятся специфическим (нематериальным) инструментарием и нашего познания и нашей деятельности.

Между тем (точно так же, как и рождающийся в сознании человека образ не содержится ни в материале запятнанной колонками текста бумаги, ни в материале покрытого красочным слоем холста, ни даже в тканях собственного тела художника или зрителя), ни один из законов природы не содержится ни в структурах взаимодействующих тел, ни в собственно взаимодействии последних. Обратимся, может быть, к самому известному из них — закону всемирного тяготения. В формулировке Ньютона он гласит, что сила гравитационного притяжения между двумя материальными точками с массой m1 и m2, которые разделены расстоянием R, пропорциональна обеим массам и обратно пропорциональна квадрату расстояния между ними — то есть:

F= (m1×m2)/R²

Можно разложить на атомы и «m1», и «m2», можно разложить на миллиметры, микроны, ангстремы расстояние между ними, «R²», и проанализировать каждый из них, но нигде не обнаружится никакое указание на характер всемирной гравитационной связи.

Выполняясь в каждом отдельном взаимодействии, содержание этого закона принадлежит только всему их массиву в целом. Но ведь и весь массив в конечном счете складывается из отдельных тел и отдельных взаимодействий между ними. Поэтому, получается, что, не обнаруживаясь ни в одном из них, фундаментальный физический закон существует как бы вне материальной действительности вообще. (Уж не в платоновском ли «занебесье»?)

В силу того, что объективное содержание закона принадлежит только всей совокупности взаимодействий, оно, в известном смысле, «витает» над каждым из них, не сливаясь ни с одним. Мало того: ни одно из реальных взаимодействий никогда не выполняется в строгом количественном соответствии с законом, абсолютная точность достигается лишь в каких-то идеализованных — на самом деле никогда не достигаемых — условиях. Именно благодаря этому обстоятельству и создается иллюзия того, что всякий закон принадлежит не материальной действительности, но существующему вне и независимо от нее разуму, будь то разум некоего высшего существа или разум человека.

Впрочем, иллюзия ли это? В теории коммуникации существует столь же принципиальное, сколь и таинственное, положение: информация существует только там, где существует некий «приемник», и только за счет его собственной энергии. А значит, и здесь содержание закона становится ею благодаря ему же. Другими словами, только благодаря существованию объекта, способного организовывать и перестраивать свое поведение соответственно ее содержанию.

Хорошим подспорьем в осознании этого непростого обстоятельства может служить обыкновенное зеркало. Вглядимся: несколько разных людей в плоскости одного и того же стекла видят пусть и схожие в чем-то, но все же разные картины окружающего. Да и один человек (вспомним Гераклита, когда-то сказавшего, что нельзя войти дважды в одну и ту же реку) в разное время не в состоянии увидеть в нем одно и то же. Это объясняется тем, что предмет видится нам под разными углами, при разном освещении и так далее. Поэтому зеркало способно дать бесконечное множество несхожих не только в деталях, но зачастую и в главном, отражений. Так что же, все они содержатся на его поверхности? Разумеется, нет. Сама по себе его гладь (когда никто не смотрится в нее) безжизненна и пуста; и образ, встающий перед нами, на самом деле рождается лишь где-то в глубинах нашего собственного сознания.

Кстати, художник, изображая (непустое) зеркало, в неявной форме вводит в пространство полотна самого зрителя. При этом последний как бы раздваивается: одна его ипостась размышляет об увиденном по эту сторону красочного слоя, другая таинственным образом оказывается где-то там, за сетью кракелюр. Такова мистерия «Портрета четы Арнольфини» с подписью автора: «Ян ван Эйк был здесь» («Johannes de eyck fuit hic 1434»), поставленной на самом видном месте между люстрой и зеркалом, словом, там, где расписался бы, дай ему волю, любой тщеславный турист. Такова загадка «Менин» Веласкеса[14]; работ Пикассо, в целой серии картин перерабатывавшего сюжет и композицию «Менин» и т.п.

Но ведь и восприятие любой информации зависит от той контекстной ситуации, в которой находится человек. Одни и те же, тревожные знаки пожара в действительности воспринимаются нами совершенно по-разному в зависимости от того, где именно мы находимся: внутри ли отрезанного пламенем помещения, или снаружи; их содержание для бойца пожарной команды существенно отличается от того, что предстает в сознании стороннего зеваки; в нас вызывается далеко не одно и то же, если мы видим, что пламя угрожает чужим людям, нашим близким или, напротив, нашим врагам… Но ведь и импульс к уклонению от летящего навстречу или падающего сверху камня, порождается не столько изменением угловых размеров и определенностью его формоочертаний, сколько мгновенной мобилизацией внутреннего опыта индивида, которая способствует стремительному прочтению всей контекстной ситуации. Ведь точно та же траектория движения чего-то другого, скажем, колбасы, скажем, у собаки, столь же мгновенно порождает полярно направленный импульс. Поэтому ни формоочертания, ни угловые размеры, ни траектория движения чего бы то ни было не есть информация. Все это — лишь импульс к ее порождению самим субъектом. Сообщение о «безоблачном небе над всей Испанией» вполне могло бы стать сигналом для многих отпускников, однако скрытый его контекст говорил о прямо противоположном отпускной идиллии.

Меняется «угол зрения» на одни и те же сигналы — и тут же радикально меняется содержание воспринимаемой информации. Все это говорит о том, что, подобно зеркалу, в каждой контекстной ситуации один и тот же знак способен вызвать в нас лишь малую часть его полного значения. Полное же содержание любого знака, по-видимому, граничит с бесконечностью, а это значит, что оно вообще неопределимо. И, подобно зеркалу же, материальная плоть знака в принципе не может хранить все это в своих собственных структурах — информация может скрываться лишь где-то в нас самих.

Выше было замечено, что информация существует только там, где наличествует некий «приемник». Заметим и другое: «приемник», при всей его материальности, — это не физическое тело, во всяком случае не только. Его способность организовывать и перестраивать собственное поведение соответственно содержанию порождаемой информации не тождественна свойству материального тела строго определенным образом отвечать на какое-то воздействие. Физический объект не в состоянии изменить характер своего «ответа», его реакция всегда однозначна и поддается строгому вычислению, — восприятие же информации предполагает известную (зачастую весьма значительную) долю непредсказуемости («Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется»).

Именно таким, способным к непредсказуемому ответу «приемником» и становится биологический организм и уж тем более наделенный сознанием человек. Впрочем, видеть здесь что-то мистическое вовсе не следует: просто организм, и (тем более) человек обладают способностью мобилизовать дополнительные ресурсы своей психики, которые дают возможность, подчиняясь физическому закону, по-своему использовать его давление и добиваться поставленной цели. Ниже нам придется говорить об этом более подробно.

К слову, обиходное представление о «приемнике» (например «радиоприемник») не в полной мере отвечает строгому содержанию этого непростого понятия. Дело в том, что для связи с внешним миром у человека как у биологического тела имеются пять органов чувств, и воспринимать любой коммуникационный посыл он может только посредством одного из них (или группой органов). Однако действительные его возможности значительно шире: он в состоянии использовать для передачи и приема информации недоступное животному, например, радиоволны. Для этого «источник» информации применяет промежуточное устройство, призванное преобразовать сообщение в радиоволны (радиопередатчик), а «приемник» — другой технический прибор (радиоприемник), задача которого совершить обратное преобразование в звук. Такой подход существенно расширяет возможности человека в осуществлении передачи и приема информации. Промежуточные устройства-преобразователи получили название технические средства связи, а в совокупности с соединяющей их средой они называются линией связи. К ним относятся телеграф, телефон, радио и телевидение, компьютерные телекоммуникации и пр. Но по большому счету ничто из этих устройств не отличается от обычных очков или простого рупора, который в старое время приставляли к уху люди с пониженным слухом.

Действительным приемником информации может быть только сам человек, любой же искусственно создаваемый прибор функционирует лишь как специфическое «продолжение» его собственного тела, и отдельно от него (как, снятые с переносицы очки) становится простым физическим объектом, не способным уже ни к какой работе с информацией. Да и фольклорное: «техника в руках дикаря…» говорит нам о том же.

Таким образом, совсем не случайно Кант заявлял о том, что законы природы в действительности принадлежат сфере человеческого сознания. Никто иной, как человек диктует их миру: «рассудок не черпает свои законы (a priori) из природы, а предписывает их ей»^[15],— пишет он в одной из своих работ, совершивших настоящую революцию в истории человеческой мысли. Добавим к его словам, что и сегодня вопрос о том, почему поведение физических тел подчиняется диктату математических формул, не имеет однозначного ответа.

Одним словом, уже само «витание» над отдельным явлением природы делает содержание закона противостоящим всему материальному, то есть идеальным началом. Но если известное противостояние материальному обнаруживается в таких фундаментальных началах, как законы природы, то что говорить о содержании социальных посланий, трактующих о каких-то «ценностях» и «идеалах»?

Поиск по сайту: