Личное богатство

Таким распределением совокупного общественного потенциала обеспечивается возможность общего развития. Но все же не следует забывать и об «уворованной» части материального ресурса социума.

Говоря коротко, можно выделить две основные формы последней. Одна из них и в самом деле связана с откровенным криминалом, другая принимает видимость заработанного собственными трудами. Оставим в стороне так называемое «первоначальное накопление» (которое большей частью также вершится отнюдь неправедными, нередко преступными, путями), и этой другой предстанет та часть прибавочной стоимости, что остается в личном потреблении предпринимателя. Не столько результат нарушения правовых норм и законов морали, сколько последняя становится главной мишенью общественной критики.

Однако парадокс в том, что и эта часть способствует развитию общества и совершенствованию человека, ибо она образует собой принципиально новое измерение всего вещного мира, которое встает над базовыми потребностями того и другого.

Чтобы стало понятней, о чем идет речь, приведем описания одного и того же предмета. Первое принадлежит словарю Ушакова: «Род мебели для сиденья, снабженной спинкой (для одного человека)»^[221]. Второе оставили библейские тексты: «И сделал царь большой престол из слоновой кости и обложил его чистым золотом; к престолу было шесть ступеней; верх сзади у престола был круглый, и были с обеих сторон у места сиденья локотники, и два льва стояли у локотников; еще двенадцать львов стояли там на шести ступенях по обе стороны»^[222]. Не будем искать здесь преувеличения, ибо это описание становится предметом подражаний: «По этому образцу и еще с большими затеями было устроено царское место в константинопольском дворце. Там около трона размещены были золотые львы и другие звери, механика которых была так устроена, что львы рыкали, а лежавшие у трона звери поднимались на ноги, как скоро кто приближался к престолу во время торжественных приемов. Страху и величия для простых глаз было несказанно много»[223].

«Надстроечность» нового измерения бытовых предметов не просто очевидна — она бросается в глаза. Но именно то, что бросается в глаза, и составляет главное в нем. Однако остережемся сводить это главное исключительно к функции представительства, поскольку здесь мы сталкиваемся не только с социально-классовым расслоением общества, но и с формированием нового яруса единой коммуникационной системы. В «надстроечности» характеристик вещного мира, проявляется все та же система знаков, скрытым содержанием которых определяется генеральный вектор развития. Сами вещи начинают вбирать в себя вневещественные ценности и тем формировать новые запросы всего социума.

Но ведь именно это и сообщает импульс развитию культуры, и если мы хотим видеть в своей истории закономерный, а следовательно, в какой-то мере принудительный процесс, элемент принуждения к саморазвитию должен содержаться уже в таких информационно-вещественных преобразованиях.

Они становятся заметными «невооруженному глазу» лишь на сравнительно высоких ступенях общественного развития. Мы имеем косвенное, но все же достаточно надежное свидетельство этому. В Ветхом Завете, который, кроме прочего, вправе рассматриваться как достаточно точный этнографический документ, одежды из льняной ткани тончайшей выделки, что вначале носили лишь цари и первосвященники и только со временем богатые люди, лишь однажды встречаются в Книге Бытия (их дарит Иосифу фараон)^[224]; далее «виссон крученый узорчатой работы», «шерсть голубого, пурпурового и червленого цвета», «кожи бараньи красные, и кожи синие, и дерево ситтим» встречаются только в книге Исхода. К его времени относится отчетливое свидетельство того, что все это становится элементом сравнительно широкого обихода: «каждый, у кого была шерсть голубого, пурпурового и червленого цвета, виссон и козья шерсть, кожи бараньи красные и кожи синие, приносил их»^[225]; «князья же приносили камень оникс и камни вставные…»^[226].

Таким образом, к высказанным ранее соображениям о не поддающемся определению информационном посыле, который сообщают нам обыкновенные вещи и понятия о них, необходимо добавить следующее:

— Преодоление критического объема превращений вещного мира в нематериальные ценности формирует новые опции интегральной психики социума, пробуждает его творческий потенциал.

— Устремляющаяся в надприродную сферу культуры, человеческая деятельность одухотворяется не в последнюю очередь теми метаморфозами, которые претерпевает присваиваемая статусным коммуникатором доля общественного ресурса.

— Любые богатства со временем переплавляются в культуру. Не случайно само понятие достояния обретает в русском языке два значения: 1. имущество, собственность и 2. духовные ценности как наследие^[227].

Словом, при всей жестокости по отношению к тем, кто остается обездоленным, мы обязаны заключить: не будь этого, развитие общества давно бы остановилось или, во всяком случае, потеряло темп. Поэтому видеть в том, что ассоциируется с личным богатством, лишь результат социальной неправды не вполне конструктивно. Утверждать, что служение изменяющих форму вещей замыкается в сфере личного потребления немногих статусных лиц, ничего не принося всему обществу, в корне неправильно, ибо в действительности они играют одну из главенствующих ролей в нашей истории. Формируя национальную культуру, именно они, как никакой другой институт, способствуют и развитию производительных сил, и социальной динамике, перемешивающей социальные слои и вливающей новую кровь в так называемые высшие классы.

Поиск по сайту: