Сигнальные системы

Строго говоря, первым вопросом, которым должны были бы задаться мы, является вопрос о том, для чего вообще нужна социальная коммуникация? Полагаться на то, что она является естественным продуктом «происхождения человека», нельзя — скорее сам человек продукт коммуникации (мы постараемся это показать).

Система знаковой коммуникации не является простым линейным преобразованием той, которая существует в сообществах животных. Это — вторая сигнальная система. (Здесь порядковые числительные скрывают под собой принципиальные отличия, по существу, это синоним этапов качественного развития психики живого тела.) Однако и представление о второй сигнальной системе неспособно отразить все содержание того, что проходит по каналам социальной коммуникации.

Обратимся к тому, что стало аксиоматическим для сознания XX столетия. Терминология, введенная в научный оборот академиком И. П. Павловым в 1932 г. при исследовании физиологического механизма речи, говорит о двух сигнальных системах.

Первая — это система условнорефлекторных связей, которые формируются в коре головного мозга животных и человека при прямом воздействии на рецепторы раздражений, исходящих из внешней и внутренней среды. Центральная нервная система отвечает лишь на так называемые непосредственные раздражители: на то, что животное здесь и сейчас видит, слышит, обоня­ет и т.д. Отдельные ощущения или комплексы ощущений являются сигналами, по которым оно ориентируется в окружающем мире. Одни сигналы предупреждают об опасности, другие — о возможности по­лучения пищи и т.д. Отражение действительности в форме непосредственных ощущений Павлов и назвал первой сигналь­ной системой: «Это то, что и мы имеем в себе как впечатления, ощущения и представления от окружающей внешней среды, как общеприродной, так и от нашей социальной, исключая слово, слышимое и видимое. Это — первая сигнальная система действительности, общая у нас с животными»^[77].

Вторая связана с предметно-практической деятельностью и словом, «сигналом сигнала»: «... слово составило вторую, специально нашу, сигнальную систему действительности, будучи сигналом первых сигналов»^[78]. Павлов считал вторую сигнальную систему «высшим регулятором человеческого поведения», который преобладает над первой (правда, в какой-то степени и первая контролирует деятельность второй). Такое доминирование позволяет человеку управлять своими рефлексами, сдерживать значительную часть инстинктивных проявлений организма и эмоций. В известной мере это связано с тем, что уже в процессах восприятия всякий образ предмета, возникающий в результате воздействия на нас непосредственных раздражителей, связывается со словесным его обозначением. Это существенным образом отличает первую сигнальную систему человека от первой сигнальной системы животных.

Меж тем, говоря о деятельности человека, необходимо иметь в виду принципиальное обстоятельство: она отнюдь не однородна и распадается на творческую и репродуктивную. Ясно, что между этими ее формами существуют глубокие качественные отличия: первая порождает новые ценности, вторая воспроизводит известное. Отсюда и формы знаковой коммуникации, призванной опосредовать ту и другую, должны содержать в себе существенные отличия.

Принципиальное отличие первой сигнальной системы от второй несомненно и очевидно. Впрочем, обеим присуще и общее, объединяющее их начало. Этим общим является возможность указать на что-то реально существующее, пусть не «здесь и сейчас», но хотя бы в природе вообще. Между тем знаковые системы, формируемые на основе речи, кроме них, способны указать и на то, чему вообще нет места в привычных измерениях пространства и времени. Речь идет об артефакте, вещи, еще не получившей места в реальной действительности, но уже могущей появиться при выполнении известных действий. Жирно подчеркнем последнее обстоятельство: без практических действий артефакт так и останется подобием улыбки чеширского кота. Разница лишь в том, что у этого персонажа она оставалась после его растворения в небытии, у артефакта же появляется еще до материализации.

В связи с этим, вторая сигнальная система по существу распадается на две части, каждая из которых качественно отличается от другой. Поэтому там, где содержание знака выходит за пределы реально существующего в природе (или даже могущего возникнуть естественным путем, без вмешательства человека), допустимо говорить о дополнительном, «надстроечном» измерении сигнальной системы.

В общественном производстве отличия между творческой и репродуктивной деятельностью иллюстрируются возможностью или невозможностью «перепоручения» действий работника машине, искусственно созданному устройству. Та деятельность, результат которой может быть получен их работой, репродуктивна. В сфере искусства этот результат так и называется: «репродукция», и каждый понимает отличие между нею и «оригиналом». Алгоритм, которым руководствуется машина или копировальное устройство, берет свое начало в первой и во второй сигнальных системах. Именно с его помощью «дело» обращается в «вещь», но это возможно только там, где предварительно алгоритмизируется движение исполнительных органов тела действующего субъекта. В свою очередь, алгоритмизация «дела», обладая несомненным достоинством, которое заключается в возможности многократного его повторения с абсолютной точностью, имеет и свои недостатки. Главным из них является тот, что получаемый каждый раз результат («вещь») не содержит в себе ничего нового; все, что отклоняется от стандарта, расценивается как брак, сбой в работе того или иного звена коммуникационной системы.

Любой алгоритм способен только к воссозданию уже существующего в культуре социума. Собственно же созидание недоступно ни одному искусственному устройству; творчество в принципе не поддается никакой алгоритмизации. Найденные кем-то одним, его правила невозможно передать никому другому с помощью знаковых систем, каждый элемент которых имеет принципиально неизменяемый, намертво закрепленный различного рода «словарями» смысл. Иначе говоря, невозможно создать «инструкцию», прочитав которую, каждый (пусть даже из тех, кто уже усвоил все базовые законы ремесла) мог бы состязаться с Леонардо, Эйнштейном, Шекспиром. Творчество — это рождение не только новой «вещи», но и нового смысла уже вошедшего в оборот «слова».

Но и творчество невозможно вне социальной коммуникации. Поэтому вторая сигнальная система в самом ходе общения, помимо простого «информирования» о чем-то, обязана порождать нечто такое, что способно выводить субъект деятельности за пределы репродуктивного — в сферу качественного преобразования действительности, создания принципиально новых ценностей, нового смысла старых понятий. Однако, несмотря на то, что именно творчество лежит в основе всего создаваемого человеком, до сих пор его механизмы неизвестны. Именно поэтому предыдущая фраза содержит в себе столь много неопределенного. Словом, речь должна идти либо о «недокументированных опциях» второй сигнальной системы, либо о некой третьей, которая возвышается над обеими.

Продукт второй сигнальной системы поддается точному воспроизводству, в свою очередь, способ воспроизводства может быть переведен на язык машинных команд, т.е. представлен последовательностью вполне материальных явлений. Продукт третьей — абсолютно уникален, и ни он сам, ни способ его создания не могут быть зафиксированы ни в чем материальном. Равно как и ни в чем конечном, однозначно понимаемом всеми, что давало бы возможность алгоритмизации.

На первый взгляд, здесь содержится противоречие: любой продукт творчества обязан застывать в материале, в противном случае он недоступен восприятию, не существует для других. Но в том то и дело, что материал запечатлевает далеко не все. Может быть, самым наглядным примером является художественный образ, который не содержится ни на полотне, ни на глади бумажного листа в колонках типографского текста, ни даже в собственной голове читателя или зрителя, но при этом вспыхивает каждый раз (и каждый раз по-новому) при новом обращении к тексту или полотну.

С третьей сигнальной системой мы сталкиваемся повсюду, где запечатлевается результат человеческого творчества, только она выводит человека в действительно новые измерения созидаемого им мира. Так, воспринимаемая взглядом россыпь типографских знаков активизирует первую сигнальную систему, сюжетная линия — большей частью лишь вторую. Но собственно художественный образ не сводится ни к каким сюжетным построениям, и в этой терминологии может быть создан (и прочитан) лишь с помощью третьей, ключевым инструментарием которой является не активность рецептеров, но некое новое, принципиально неизвестное «биологии», начало.

Впрочем, с третьей сигнальной системой мы встречаемся не только на выставках и в музеях, она включается в действие всякий раз, когда мы сталкиваемся с любой формой нового для нас, в том числе и с усвоением любого учебника, любой новой идеи, к какому бы виду творчества она ни относилась. Способность формировать ее знаки становится высшим достижением природы, порождающей социум, в свою очередь, умение оперировать ими — высшим даром, которым обладает человек.

Ясно, что появление второй сигнальной системы требует качественного изменения образа жизни животного. Появление третьей — еще более глубоких преобразований самой живой ткани.

К числу необходимых может быть отнесено:

— смена ключевой парадигмы организации биологической деятельности, которая состоит в разрушении ее целевой структуры,

— отчуждение ее продукта,

— распределение деятельности и ее результата.

Все это противоречит самым глубоким основам биологической формы движения, но вместе с тем составляет круг строго необходимых условий формирования нового уровня бытия, где завершается эволюционный процесс и начинается собственно история социума.

Поиск по сайту: