Исходный пункт социальной коммуникации

Вневещественность информации ставит вопрос о том, как вообще содержание коммуникационного посыла может стать достоянием физического тела. Ведь и отдельно взятые индивиды, и социум как целое — вполне материальны. Правда, существует взгляд на человека как на единство двух начал — «души» и «тела». Но и такое разделение не снимает встающую здесь проблему.

Первая сигнальная система преобразует материальное воздействие сигнала в энергию физического действия. Разумеется, не все до конца понятно и в этом, но все же представляется возможным объяснить происходящее чисто материальными факторами, которые способны регистрироваться физическим прибором. Анализ второй ставит задачей объяснить, как органическая ткань становится носителем того, что вообще не поддается восприятию никакими рецептерами,— ведь содержание информации, как правило, не имеет ничего общего ни с формой, ни со структурой кодирующего сигнала. Именно в этом состоит главная загадка социальной коммуникации.

Начнем с того, что любая повинующаяся биологическому инстинкту деятельность должна кодироваться в управляющих центрах организма, другими словами, где-то в недрах органических структур всю жизнь должна храниться ее «программа». Без этого ни о какой воспроизводимости поведенческого стереотипа не может быть и речи.

Инстинктивные поведенческие акты генетически детерминированы в результате естественного отбора; при этом они обособлены от форм, приобретаемых индивидуально. Правда, уже Лоренцем было показано, что существует «взаимная интеркаляция» между и инстинктами и условными реакциями, и если разложить поведенческий акт на отдельные элементы, то можно обнаружить переплетение инстинктивных и условно-рефлекторных единиц. Но тем не менее они принадлежат к двум совершенно различным категориям.

В противоположность человеку, животное не в состоянии моделировать ни с помощью врожденных поведенческих структур, ни с помощью условно-рефлекторных реакций что-то отличное от движения исполнительных органов его тела, чужеродное их ритмике, пластике, наконец, каким-то стандартным траекториям. Только по истечении нескольких тысячелетий («…век за веком — скоро ли, Господь?»[92]) развития науки, искусства, творчества, знаковые системы, с помощью которых мы об­ща­ем­ся друг с дру­гом, становятся настолько развитыми и многообразными, что даже простое пе­­ре­чи­с­ление всех во­з­мо­ж­­­­ных их форм могло бы со­ста­вить собой пред­мет фун­да­­ме­­нтального исследования. В исходной же точке стано­в­ле­ния че­ло­веческого общения еди­н­ст­вен­ным знакообразу­ю­щим началом могло быть то­ль­ко структу­ри­ро­ва­н­ное дви­жение соб­ст­вен­ного тела предчеловека.

Все взаимосвязи животного с окружающей средой существуют для него только в виде особым образом структурированного движения его собственной ткани. Мы не вправе предполагать у него способность к созданию абстрактных схем и образов, поэтому даже рельеф местности, откладывающийся где-то в его «голове», как и все пространственно-временные отношения, которые связывают между собой ее опорные ориентиры, могут кодироваться только в форме базовых двигательных структур, элементарных поведенческих модулей. Так на заре истории и сам человек определял обозримые расстояния «шагами», большие — «днями пути», где дни фигурировали вовсе не как стандартные двадцатичетырехчасовые временные интервалы, но как символы законченного цикла основных биологических процессов, протекающих в его организме.

Между тем, в составе любого действия, которое исполняется с помощью орудия, как относительно самостоятельное образование можно выделить принципиально чуждое, инородное биологическим формам активности начало, а именно: непосредственное взаимодействие материального средства с предметом деятельности. Мало того: с вхождением орудия любая форма деятельности претерпевает качественное изменение, теперь она становится сложным переплетением двух, до некоторой степени самостоятельных, алгоритмов:

«а—b—с»,

«n—o—p»

где первый ряд символизирует как бы самостоятельное движение орудия, второй — траекторию движения исполнительного органа, который управляет им.

Любой, даже самый примитивный, орудийный процесс может быть разложен как минимум на две составляющие:

— «технологическая» (предмет-предметное взаимодействие),

— «биомеханическая» (взаимодействие исполнительного органа тела с орудием).

Первое можно наглядно представить, вообразив движение орудия в руке «человека-невидимки», второе — представив движение руки, вооруженной невидимым орудием.

Именно первое, т.е. физическое взаимодействие материального средства с предметом деятельности (О—О) составляет собой содержательное ядро любого целевого акта, зародыш той самой технологии, благодаря которой через тысячелетия человек противопоставит себя всему окружающему миру. И это взаимодействие с самого начала оказывается чуждым «биологии» образованием. Не исключено, что именно по этой причине применение орудий, имеющих свою (неподконтрольную биологической особи) логику, хоть и распространено в животном мире, все же не является ни основным, ни даже одним из основных способов жизнеобеспечения.

Но все же главное, что отделяет человека от животного, состоит не в использовании отдельно взятых предметов в качестве средства достижения цели. Отдельное орудие, как уже говорилось выше, может быть успешно использовано в деятельности не только высокоразвитых животных. Но как бы совершенна ни была их организация, как бы развита ни была их психика, ей абсолютно недоступен процесс, в котором задействовано хотя бы два разных по своему назначению орудия. Как уже говорилось выше, граница, отделившая человека от животного пролегает именно там, где возникает способность к организации взаимодействия нескольких (по меньшей мере двух) орудий.

Строго говоря, даже самый примитивный, инструмент, вроде палки или камня, чужероден умеющей управлять только исполнительными органами собственного тела особи. Тем более чужеродна ее природе «формула» согласования движения разных орудий (технологических составляющих) в одном целевом процессе. Логика такого согласования трансцендентна любой органике вообще. Поэтому объединение нескольких орудий в пространственно-временном поле деятельного акта — это род абсолютного «зазеркалья» для психики даже высокоразвитого существа. Строго говоря, оно не всегда доступно и современному человеку, поскольку и ему требуется специальное (иногда длительное) обучение.

Между тем выделение человека из царства животных и становление человеческого общества обусловлено последовательным развитием именно технологии, то есть развитием способности к организации не свойственных природе предмет-предметных взаимодействий. Да и сегодня уровень развития разных народов определяется прежде всего технологическими достижениями. При этом различия между ними, да даже между современным человеком и человеком древнекаменного века, по большому счету,— чисто количественны. Качественной пропасти не существует, и в принципе человек каменного века, будь он воспитан в нашей среде, способен обучиться любому виду современной деятельности. Просто на самых низших ступенях развития он оперирует немногочисленным набором искусственно создаваемых инструментов, современное же производство складывается из практически необозримых цепей взаимодействующих артефактов. Сегодня, наверное, вообще невозможно указать продукт, в производстве которого не были бы задействованы практически все отрасли промышленности, а значит, неограниченно большое число самых разнообразных орудий. Между тем любое множество начинается с двух. Поэтому можно утверждать, что обретение способности организовать взаимодействие даже двух искусственно созданных предметов:

[«a—b—c» + «d—e—f»],

(где «d—e—f» обозначает предметное содержание следующего звена более сложного технологического процесса) становится первым шагом от бессознательного поведения животного к социальной деятельности человека, от естественного отбора — к собственно человеческой истории.

Однако обретением этой способности дело не решается, поскольку, сформированный кем-то одним, навык такого согласования требуется передать другому (в конечном счете — социуму). В противном случае, остановится сама история человека, ибо ее движут не законы биологической эволюции, но механизмы социальной коммуникации. Именно здесь лежат ее истоки.

Поиск по сайту: