Разрушение целевой структуры деятельности

Прочное закрепление в практике формирующегося социума орудий, которые не находятся готовыми в окружающей среде, но самостоятельно изготавливаются из подручного материала, влечет за собой необходимость становления задельного производства. То есть производства вещей впрок, «про запас», когда продукт используется не сразу по его изготовлении, но лишь по истечении значительного времени.

Уже в этом содержится строгий биологический запрет: любое биологическое сообщество попросту вымрет, если утоление его базовых потребностей будет обусловлено сначала поиском первичного орудия, затем изготовлением конечного средства и уже только потом производством (добычей) предмета непосредственного потребления.

Животное действует только по голосу своей физиологии. Ни одна из форм его деятельности не выходит за рамки прямой биологической целесообразности, иными словами, любая из них всегда завершается удовлетворением той или иной потребности (психология, зоопсихология используют здесь термины аффектов удовольствия/неудовольствия.) По Блейлеру, эмансипированная от реальности психика у низшего животного вообще невозможна, но и у высшего она вплетается лишь в ту, которой управляют физиологические позывы^[79]. Ни одно животное не могло бы просуществовать и дня, если бы его деятельность была полностью оторвана от действительности, т.е. в конечном счете от повелений собственного организма.

Поэтому невозможно представить, чтобы производство орудий, которое требует весьма существенных интеллектуальных затрат, физических усилий, а самое главное — времени, каждый раз начиналось по велению желудка. Добавим к этому, что и сам предмет деятельности не только не стремится к встрече, но в известных случаях строит свое поведение, чтобы избежать ее. Словом, там, где кончается производство орудия, предмет потребности чаще всего отсутствует, в свою очередь, там, где возможно появление второго, отсутствует первое. Не забудем и о том, что место изготовления орудия и место его использования не совпадают в пространстве. Так что обе операции, как правило, отделяются друг от друга довольно значительной пространственно-временной дистанцией.

Таким образом, здесь образуется глухой биологический тупик. Добывание/производство предмета непосредственного потребления не сдвинется с места, если не будет в наличии необходимого средства. В свою очередь, производство орудия не начнется, если не будет очевидна перспектива его использования. Но подобная перспектива уходит далеко за горизонт контролируемой психикой животного реальности. Поэтому выход из этого тупика диктует необходимость появления особой системы связи, которая могла бы заполнить пространственно-временной разрыв.

Проще всего сказать, что субъект деятельности может воспользоваться орудием, которое было изготовлено (им самим или кем-то другим) задолго до появления необходимости в нем. Но для этого необходимо держать «в своей голове» состав всех видов деятельности, обеспечивающих выживание сообщества, всю номенклатуру искусственно орудий, наконец, назначение каждого из них. Между тем пределы возможностей психики животного весьма ограниченны, и уже потому, что даже в человеческом обществе это составляет предмет специального (часто длительного) обучения, мы вправе утверждать, что действием чисто биологических механизмов такое знание не может быть обеспечено.

У человека образующийся здесь разрыв заполняется содержанием знака, который сводит воедино распадающиеся звенья целостного технологического процесса. У животного, образно говоря, еще не вышедшего «в люди», — радикальным изменением целевой структуры деятельности. Другими словами, производство орудия, которое не может быть использовано немедленно по его изготовлении, должно стать самостоятельной целью, которая достигается в свободном от диктата потребности состоянии.

Последнее обстоятельство является революционным, оно означает радикальную смену ключевой парадигмы биологических форм организации деятельности. Деятельность в свободном от потребности состоянии предполагает рождение принципиально новой системы мотивации. Ведь способность использовать уже наличествующее средство говорит о возможности начать сложно структурированный орудийный процесс не только с начала, но и с любого промежуточного звена. Более того — о принципиальной возможности выполнить весь процесс в произвольном порядке с нарушением всех связей между его звеньями. А это свидетельствует о разрушении связи между образом действия, его предметом, наконец, его результатом. Ведь, получается, что доступ к одному и тому же продукту может быть получен и весьма трудоемкой цепью действий, и ее отдельным фрагментом, и выполнением не связанных с ним «посторонних» действий (например, производством орудия, функционирующего в совершенно иной цепи операций).

На первый взгляд, это кажется невозможным, но взглянем на самих себя: все мы заняты в одних сферах деятельности и в то же время удовлетворяем свои потребности продуктом других.

Словом, здесь требуется по-новому организованная психика, которая могла бы справляться с этим парадоксом, необходимо изменение целевой структуры деятельности, которое предполагает радикальную ломку механизмов животной психики и становление качественно новых.

Сказанное позволяет шире взглянуть на уже известное. Получается, что первая сигнальная система отличается от второй вовсе не тем, что одна устанавливает связь между предметом и реакцией на него, другая — между знаком предмета и действием, но тем, что более совершенная оказывается способной:

— формировать знак (систему знаков), содержание которого не сводится к предмету, но скрепляет цепь разделенных в пространстве и времени объект-объект-…-объектных (орудие-орудие-…-предмет) взаимодействий;

— транслировать найденную кем-то одним формулу организации единого потока взаимодействий в конечном счете всему социуму.

Поиск по сайту: