Ценность

Мы уже говорили о том, что социум ставит своей задачей воспитание единой реакции своих граждан на знаки и стоящие за ними ценности. Но прежде чем добиваться этого, он еще должен сформировать свою систему последних. Кроме того, необходимо понимать, что единая реакция — это не единое «отношение» к ним, но единое действие. Любой коммуникационный посыл («говорение») представляет собой лишь первую фазу процесса; действительной же задачей коммуникатора является реальное воплощение той или иной ценности и (имея в виду механизм «обратной связи») рождение посыла к новому витку спирали. Взятое же само по себе, единство эмоционального, интеллектуального, нравственного, наконец, действенного ответа носит чисто служебный характер. Но как бы то ни было, норма практической реакции, т.е. скорость и интенсивность ответного действия становится решающим фактором, поскольку только ею обеспечивается эффективность и полнота достижения цели.

В сознании человека понятие ценности означает отношение между представлением субъекта о том, каким должен быть предмет, и самим предметом. Такое представление восходит к Платону.

Между тем единственным предметом деятельности социума, как целостного организма, является его собственное устройство, условия его собственного развития. Однако генеральная ценность, воплотить которую он стремится на протяжении всей истории, точному определению не поддается. На протяжении всей истории она представала лишь в смутной полуосознанной мифологизированной форме. Таковым было видение «золотого века», в котором

Жили те люди, как боги, с спокойной и ясной душою,

Горя не зная, не зная трудов. И печальная старость

К ним приближаться не смела. Всегда одинаково сильны

Были их руки и ноги. В пирах они жизнь проводили.

А умирали, как будто объятые сном. Недостаток

Был им ни в чем неизвестен.[192]

Таковым было «царствие небесное», когда утвердится «на земле мир, в человеках благоволение»[193], когда «…волк будет жить вместе с ягненком, и барс будет лежать вместе с козленком; и теленок, и молодой лев, и вол будут вместе, и малое дитя будет водить их. И корова будет пастись с медведицею, и детеныши их будут лежать вместе, и лев, как вол, будет есть солому. И младенец будет играть над норою аспида, и дитя протянет руку свою на гнездо змеи. Не будут делать зла и вреда на всей святой горе Моей, ибо земля будет наполнена ведением Господа, как воды наполняют море»^[194].

Таковыми были классические утопии Мора, Мюнцера, Кампанеллы, Сен-Симона, Фурье, Оуэна и других. Поэтому не случайно многие из них создавались наиболее набожными христианами (Томас Мор — враг реформации, Томас Мюнцер — решительный противник Лютера, Кампанелла — пламенный католик и доминиканский монах).

Таковым стало и представление о коммунизме, где должен осуществиться идеал всестороннего и гармоничного развития каждого человека. «На высшей фазе коммунистического общества, после того как исчезнет порабощающее человека подчинение его разделению труда; когда исчезнет вместе с этим противоположность умственного и физического труда; когда труд перестанет быть только средством для жизни, а станет сам первой потребностью жизни; когда вместе с всесторонним развитием индивидов вырастут и производительные силы и все источники общественного богатства польются полным потоком, лишь тогда можно будет совершенно преодолеть узкий горизонт буржуазного права, и общество сможет написать на своем знамени: Каждый по способностям, каждому по потребностям!»[195]

Словом, каждому поколению и каждому человеку она являлась в виде некоего идеала общественного устройства, где окончательно разрешаются все социальные противоречия, утешается каждый обездоленный и каждый обиженный. В конечном счете, именно этот идеал и предстает как основной коммуникационный посыл человеку, и, как ни парадоксально, такой взгляд на вещи лишь на первый взгляд противоречит тому, о чем говорил Вергилий или пели английские гимны.

Еще Аристотель в своей Политике говорил о том, что сам социум создается «преимущественно для того, чтобы жить счастливо»^[196], чтобы обеспечить благоденствие всех^[197]. Заметим: это очень важное заявление, не случайно уже через несколько строк мысль повторяется: «Таким образом, целью государства является благая жизнь, и все упомянутое создается ради этой цели; само же государство представляет собой общение родов и селений ради достижения совершенного самодовлеющего существования, которое, как мы утверждаем, состоит в счастливой и прекрасной жизни»^[198].

Прекрасная же жизнь — это вовсе не праздное времяпровождение, но длительный и напряженный труд аскетической и благородной души. Ведь подлинное назначение человека состоит в творчестве, в совершении украшающих и его и его город дел. Словом, и у древних речь идет о разрешившем все свои проблемы обществе, где человек, наконец, сможет посвятить себя единственному, что достойно его – собственному самосовершенствованию. А для этого достаточно немногого — излишества и роскошь решительно не входят в содержание идеала, более того, они вообще недостойны свободного человека.

Чем меньше человеку нужно, тем ближе он к богам, — учил Сократ[199]. Богатство уместно только там, где нет свободы, в богатых странах Востока свободен лишь один (царь), все остальные — рабы. Не случайно Эпикур (кстати, в полную противоположность своим эпигонам), говоря об удовольствии как о высшем благе, проповедовал воздержанность и скромность. Именно в этом подлинная мудрость и благоразумие, именно это порождает невозмутимость души. Мудрец, «питаясь хлебом и водою, состязается в блаженстве с Зевсом»^[200]. Как символ учения на воротах сада, в котором собирались его друзья-единомышленники, была надпись: «Гость, тебе здесь будет хорошо; здесь удовольствие — высшее благо», а у входа стояли кувшин с водой и хлебная лепешка. Так что никогда этот идеал не подразумевал праздное возлежание за изобильным пиршественным столом в приятном окружении столь же праздных друзей.

И вместе с тем даже этот кувшин и эту лепешку должен кто-то поставить у входа в собрание. Кто именно? Да тот, кто не способен к творчеству и нуждается в непрестанной заботе о себе. Короче,— варвары: ведь «варвар и раб по природе своей понятия тожественные»^[201]. «Все варвары — рабы»,— утверждает Еврипид[202]. В другом месте устами своей героини Ифигении он заявляет: «Прилично властвовать над варварами грекам». (Перевод этого места у И. Анненского звучит еще более жестко: «Грек цари, а варвар гнися!») Но ведь и испанские конкистадоры не были склонны видеть в индейцах равных себе. Да и сегодня мир делится на тех же «свободных» и уже по самой своей «природе» неспособных к свободе, иммунных к ее идеалам.

Ясно, что подобные представления — это род детской болезни человечества, и рано или поздно они будут преодолены, как, отчасти, они были преодолены уже Александром. Но, вероятно, и сам социум в своем саморазвитии руководствуется моделью собственного устройства, которая, в свою очередь, формируется вместе с его взрослением.

Поиск по сайту: