Дисциплина коммуникации

Чем шире разнообразие порождаемых социумом ценностей, тем (при выработке единой дисциплины их восприятия) выше гибкость его совокупной реакции на меняющиеся условия существования.

Однако отклонение от единой нормы чаще всего болезненно переживается социальным организмом, и история народов пестрит примерами гражданских конфликтов, в основе которых лежало неодинаковое понимание и разные формы ответа на одни и те же вызовы времени, знаки эпохи.

Одним из них может служить отношение к религиозной ереси. Как правило, она подлежала искоренению, и эта модель социальной реакции становится общей для всех других ее видов. Но необходимо понять: видеть причины противостояний христиан и язычников, католиков и гугенотов, «красных» и «белых», «остроконечников» и «тупоконечников» исключительно в материальных условиях жизни — значит упускать едва ли не самое главное в организации социальной коммуникации. Ведь если последняя – это и есть система жизнеобеспечения и развития социума, то появление противостоящих друг другу норм реакции означает собой начало ее распада. Опасность такого исхода осознавалась еще в библейские времена: «…всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет; и всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит[71]. При этом стоит отметить, что во все времена библейские иносказания понимались отнюдь не в отвлеченном, не имеющем прямого отношения к социальной действительности, смысле.

Повторим: на уровне отдельно взятого индивида коммуникация — это, еще и тяжелый труд понимания. Правда, ниже будет показано, что неспособность к нему обусловлена не столько собственными качествами индивидов, сколько объективными законами развития всего социума. Но как бы то ни было, отклонение от единой нормы проявляется не только в появлении взаимоисключающих ценностей, но и в (порожденной небрежением ли к труду, объективной ли невозможностью развить собственные таланты…) девиантной форме социальной реакции на информационный посыл.

Таким образом, уже одна перспектива появления неадекватной реакции на «слово» ведет к тому, что неограниченное умножение ценностей начинает противоречить интересам социума. Ведь ее результатом становится порождение несовместимых друг с другом общественных идеалов. Как несовместимы со «спасением» России (Кавказа, Франции, Германии…) призывы к расправе над «инородцами». Как несовместимы с процветанием страны лозунги «Грабь награбленное!». Как несовместимо с гражданским миром физическое уничтожение социально классовых оппонентов. Отсюда и те (часто свирепые) формы подавления, которыми полнятся исторические анналы.

Неспособность системы коммуникации к формированию полноценного коммуниканта (т.е. способного воспринять всю глубину содержания любого информационного посыла) из каждого члена социума, невозможность привить в равной мере всем способность к труду понимания действительных значений всех носящихся в «воздухе» социума знаков имеет своим следствием разрушение самых устоев гражданского общежития. Социум сталкивается с угрозой утраты своей жизнеспособности. Поэтому там, где появляется перспектива неограниченного размножения взаимоисключающих ценностей, любая община, в лице особых институтов, берет на себя функцию идеологического надзора и, шире, общекультурной цензуры. Так, не одни идеологи тоталитарных систем XX столетия, но уже античные авторы говорили о необходимости последней на государственном уровне. Так, в любой, в том числе и в современной, семье родители большей частью следят за тем, что из воздуха культуры впитывают в себя их дети.

Конечно же, сказанное не означает, что собственно значение информационного посыла играет лишь вспомогательную, служебную роль, в то время как главным в строительстве коммуникационной системы остается единство совокупной реакции коммуникантов. Напротив, чем глубже его понимание, тем шире возможности кумулятивного ответа. Но при объективной невозможности сформировать полноценного коммуниканта из каждого своего члена общество делает ставку не на полноту понимания всей глубины смысла, но на воспитание жесткой дисциплины коммуникации. И именно там, где это удается в наибольшей степени, достигаются максимальные результаты.

На протяжении истории формирование единой дисциплины коммуникации проявлялось в том, что основная масса коммуникантов вообще лишалась права на самостоятельную интерпретацию действительного значения «слова». Социум озадачивался тем, чтобы аутентичное содержание культурных ценностей становилось достоянием немногих, и чтобы только они могли определять весь ход коммуникационных процессов. Основная масса коммуникантов должна была им верить и идти вслед за ними.

Разумеется, дело не объясняется одним корыстолюбием господствующих классов и продажностью обслуживающих их «дипломированных лакеев» (выражение Ленина[72]) буржуазии, феодала, рабовладельца... Хотя, конечно, не обходится и без этого. Законы выживания больших социальных систем действуют стихийно (где «стихия» служит иносказанием непознанности), и процесс формирования системы коммуникации подчиняется им. Поэтому не сознательно поставленная цель, но скрытое действие еще не познанных нами законов развития целостного социального организма ведет к тому, что в обществе по мере его развития складываются альтернативные культуры. Классическим примером может служить культура социальных «верхов» и культура «низов».

Это проявляется не только в идеологическом отражении классовых интересов, в появлении разного рода политических утопий, моделей «золотого века», но и практически во всех сферах общественной жизни. Воспитанием дисциплины понимания «истины», независимо от цеховой принадлежности, озабочиваются все ее «профессиональные обладатели».

Так, уже в древности жреческие касты начинают следить за тем, чтобы содержание учений оставалось закрытым для непосвященных. Отсюда эзотеpизм (от греч. ezoterik, «внутренний»), знакомый всем культурам. Исторически он обозначал тайноведение, «внутреннюю доктрину» религиозного, философского или иного учения, доступную лишь прошедшим обряды высших посвящений, в отличие от экзотерической, «внешней», изучение которой не только было доступно всем, но и вменялось им в обязанность. Отсюда же и принадлежавшее Ватикану исключительное право трактовать Библию; только Реформация сделала возможным перевод ее на национальные языки и предоставила верующим возможность самостоятельного знакомства с нею. Отсюда же и известный Средним векам запрет на изучении астрологии, алхимии, магии; считалось, что многое в них противоречило устоям веры. В самом деле, Ветхий Завет содержит запреты в отношении оккультных практик, а ряд текстов Нового Завета противостоит проникновению гностической ереси в христианское вероучение. Поэтому ограничение свободы коммуникации и здесь было связано с жизнеобеспечением социума, с сохранением его самоидентификации.

Да и сегодня открыто декларируемые цели далеко не во всем совпадают с действительными устремлениями тех, кто определяет практическую политику социума. Разрыв между действительным («эзотерическим») содержанием «добра» и «зла» во всех сферах общественной жизни и теми («экзотерическими») моделями, которые навязываются средствами массовой коммуникации в каждом ее сегменте, не уменьшается. Однако воспитываемая тысячелетиями дисциплина коммуникации ведет к тому, что, как и раньше, экспертным остается преимущественно то понимание «истины», которое приходит извне.

Разумеется, абсолютных величин такая дисциплина не достигает нигде, но там, где она выше, мобилизационные возможности социума оказываются больше. А следовательно, и более результативным становится его действие — ведь в природе устроено так, что при равных условиях 999 граммов всегда меньше одного килограмма. Именно эта способность к мобилизации всех, включая моральные, ресурсов содружества «цивилизованных» наций проявилась во время информационного обеспечения агрессии против Югославии, Ирака, Ливии, Сирии и так далее. Словом, вполне закономерно, что одним из главенствующих направлений информационной войны становится разрушение этой дисциплины у своего противника, разложение ценностей, формируемых институтами его собственного социума, и внедрения альтернативного их понимания.

Поиск по сайту: