БУРЖУАЗНО-ДЕМОКРАТИЧЕСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ, 12 страница

У Шлейермахера Г. мыслится прежде всего как иск-во понимания чужой индивидуальности, «другого», предметом Г. выступает прежде всего аспект выраже­ния, а не содержания, ибо именно выражение есть вопло­щение индивидуальности. Поэтому Шлейермахер от­личал Г., с одной стороны, от диалектики, позволяющей раскрыть предметное содержание произведения, а с другой — от грамматики, к-рая не выявляет индиви-дуально-стилистич. манеры произведения.

Как метод собственно историч. интерпретации Г. разрабатывалась далее в т. н. историч. школе (Л. Ран­ке, И. Г. Дройзен, особенно В. Дильтей). Дильтей определяет Г. как «искусство понимания письменно фиксированных жизненных проявлений» («Gesammelte Schriften», Bd 5, Lpz.— В., 1924, S. 332—33). Основой Г. Дильтей считает понимающую психологию — не-посредств. постижение целостности душевно-духов­ной жизни. Однако при психологич. подходе к реальности душевной жизни индивидуальности пред­стают как изолированные миры, и взаимопроникно­вение их невозможно. В этой связи осн. проблема Г. формулируется Дильтеем так: «Как может индивиду­альность сделать предметом общезначимого объектив­ного познания чувственно данное проявление чужой индивидуальной жизни?» (там же, S. 333). Необходи­мость общезначимости познания требует выхода за пре-делы психологич. трактовки индивидуальности, и по

этому пути пошла феноменология. Анализируя «чис­тое сознание», Гуссерль выделил в нём несознаваемый фон интенциональных актов сознания (см. Интенцио-нальностъ), тот «нетематич. горизонт», к-рый даёт нек-рое «предварит. знание» о предмете. Горизонты отд. предметов сливаются в единый тотальный горизонт, к-рый Гуссерль впоследствии назвал «жизненным ми­ром» и к-рый делает возможным взаимопонимание индивидов; при любом исследовании далёкой от нас культуры необходимо прежде всего реконструировать «горизонт», «жизненный мир» этой культуры, в соотнесе­нии с к-рым мы только и можем понять смысл отд. её памятников.

Хайдеггер истолковал реальность «жизненного мира» как языковую реальность по преимуществу. В своих поздних работах, во многом определивших последую­щее развитие Г. (особенно в ФРГ), Хайдеггер попытал­ся освободиться от психологизма и субъективизма в понимании сущности языка. Язык как историч. гори­зонт понимания определяет судьбу бытия; не мы гово­рим языком, а скорее язык «говорит нами», язык — это «дом бытия», В результате Г. из иск-ва истолкова­ния историч. текстов, каким она была у Шлейермахера и Дильтея, становится «свершением бытия». Бытие го­ворит прежде всего через поэтов, слово к-рых всегда многозначно; истолковать его призвана герменевтич. философия.

Разработка филос. Г. как направления совр. бурж. философии была начата итал. историком права Э. Бет­ти и нем. философом Гадамером. В «Герменевтич. мани­фесте» («Hermeneutisches Manifest», 1954) и «Общей тео­рии понимания» («Teoria generale della interpretazione», t. 1—2, 1955) Бетти связывает Г. с методологией исто-рич. и гуманитарных наук, обращаясь к традиции нем. романтизма и классич. идеализма. Вслед за Дильтеем Бетти видит гл. задачу в раскрытии историч. текстов, в «перемещении в чужую субъективность» (сб. «Hermeneu­tik als Weg heutiger Wissenschaft», 1971).

Гадамер, ученик Хайдеггера, понимает Г. не просто как метод гуманитарных наук, но как учение о бытии, как онтологию («Истина и метод. Осн. черты филос. Г.» — «Wahrheit und Methode. Gruudziige einer philo­sophischen Hermeneutik», 1960). Однако в отличие от Хайдеггера Гадамер не отвергает «метафизич.» тради­ции от Платона до Декарта, он хочет связать хайдег-геровскую Г. с гегелевским мышлением, объединить в повом синтезе «речь» и «логос», Г. и диалектику. Он стремится «больше следовать Гегелю, чем Шлейерма-херу» («Wahrheit und Methode», Tub., 1960, S. 162). Если Бетти требует максимальной актуализации субъ­ективного начала, личности исследователя, к-рый дол­жен заново оживить в себе историч. прошлое, вопло­тившееся в продуктах культуры, то Гадамер, напротив, считает такую актуализацию лишь помехой для исто­рич. понимания: только отмирание всех актуальных связей с историч. явлением позволяет выявить его подлинную ценность. Здесь Гадамер выступает как критик не только философии Просвещения, но и ро­мантизма и историч. школы вплоть до Дильтея. Соглас­но Гадамеру, основу историч. познания всегда состав­ляет «предварит. понимание», заданное традицией, в рамках к-рой только и можно жить и мыслить; «пред-понимание» можно исправлять, корректировать, но полностью освободиться от него нельзя, это необходи­мая предпосылка всякого понимания. Беспредыосылоч-ное мышление — это, по Гадамеру, фикция рацио­нализма, не учитывающего конечности человеч. опы­та, т. е. его историчности. Носителем понимания, тради­ции является, по Гадамеру, язык. Критикуя позити­вистское отождествление слова естеств. языка со зна­ком, Гадамер видит заслугу В. Гумбольдта в том, что он «раскрыл сущность языкового понимания как миро-

ГЕРМЕНЕВТИКА 111

понимания» (там же, S. 419), положив тем самым нача­ло герменевтич. направлению в лингвистике. Развивая хайдеггеровскую концепцию языка, Гадамер опреде­ляет его как игру: «играет сама игра, втягивая в себя игроков...» (там же, S. 464), язык, а не говорящий ин­дивид, является субъектом речи. Т. к. история, по Гадамеру, подобно произведению иск-ва, есть своего рода игра в стихии языка, именно Г. оказывается у не­го самым адекватным средством если не постижения её, то участия в ней. Это эстетически-игровое отношение к истине, «эстетич. необязательность» (Гадамер), на­ходящая своё выражение в «двусмысленности ора­кула»,— один из источников свойственных филос. Г. скептицизма, субъективизма и релятивизма.

В 1960—70-х гг. проблемы Г. разрабатывались П. Рикёром во Франции, Г. Куном, А. Аппелем в ФРГ, Э. Коретом, Э. Хайнтелем в Австрии, а также рядом философов в Дании, Нидерландах, США. При всём раз­личии вариантов филос. Г. общими её чертами являют­ся недоверие к непосредств. свидетельствам сознания, к провозглашённому Декартом принципу непосредств. достоверности самосознания и обращение к «косвен­ным» свидетельствам о жизни сознания, к-рые вопло­щаются не столько в логике, сколько в языке. • Ильенков Э. В., Гегель и Г., «ВФ», 1974, № 8, Г а й-д е н к о П. П., Г. и кризис бурж. культурно-историч. тради­ции, «Вопросы лит-ры», 1977, № 5; И о н и н Л. Г., Понимаю­щая социология, М., 1979; Васильева Т. Е., Проблема герменевтич. метода в совр. бурж. философии, «ФН», 1980, Κι 4; M e i e r G. F., Versuch einer allgemeinen Auslegungskunst, Düsseldorf, 1965; Göret h E., Grundfragen der Hermeneutik, Freiburg, 1969; Hermeneutik und Dialektik, hrsg. v. R. Bubner, Bd 1—2, Tüb., 1970; Hermeneutik und Ideologiekritik, Fr./M., 1971; R i с o e u r P., Hermeneutik und Psychoanalyse, Münch., 1974; Bauman Z., Hermeneutics and social science, N. Υ., 1978. П. П. Гайденко.

ГЕРМЕТИЗМ, религ.-филос. течение эпохи эллинизма и поздней античности. Представлено большим числом соч. на греч., лат., коптском и др.-арм. языках, в к-рых посвящённому от имени бога Гермеса Триждывеличай-шего открываются все тайны мира. Подразделяется на «популярный Г.» (3 в. до н.э.— 3 в. н. э.), включающий в себя трактаты по астрологии, алхимии, магии и оккультным наукам, и «учёный Г.» (2—а вв.), содержа­щий трактаты религ.-филос. характера. В «учёном Г.» наблюдаются две противоречивые тенденции: оптимис­тически-пантеистическая (трактаты. 5, 8, 9) и песси­мистически-гностическая (трактаты 1, 4, 6, 7, 13).

Связное изложение учения Г. дано гл. обр. в сочине­ниях пессимистически-гностич. группы (особенно в 1-м трактате «Поймандр»), Оно подразделяется на тео­логию, космологию, антропогонию, сотериологию (уче­ние о спасении) и эсхатологию. Его суть в следующем: изначально существует божеств. свет, или верховный ум. Затем появляется мрак (или материя), «страшный и угрюмый, скрученный спиралью и подобный змее». Благодаря первой эманации верховного ума-логоса происходит разделение этого естества на четыре перво­элемента. Вторая эманация высшего божества — ум-демиург творит из огня и воздуха семь небесных сфер. Затем совокупными усилиями его и логоса созидается весь космос. Третья эманация верховного ума— перво-человек («антропос»), соединением к-рого с природой объясняется происхождение человека. Человек двойст­вен по своему естеству: бессмертен, благодаря душе и уму, наследованным от антропоса, и смертен, благода­ря телу, полученному от дольней природы. Спасение для человека заключается в познании («гносисе») своей божеств. сущности и уподоблении богу. После смерти человеч. душа возносится к своему божеств. перво-истоку и, проходя через семь небесных сфер, очищается, оставляя в каждой из них чужеродные наросты (влече­ние, кичливость, наглость, сребролюбие и т. д.).

В целом Г. является типичным продуктом религ. синкретизма эллинистич. эпохи и представляет собой

ГЕРМЕТИЗМ

синтез греч. и вост. традиций. Наиболее родствен он гностицизму. Г. способствовал подготовке неоплато­низма и оказал большое влияние на культуру ср. веков и особенно эпохи Возрождения.

Источники: Манандян X., Определение Гермеса Трисмегиста Асклепию, «Вестник Матенадарана», 1956, № 3, с. 287—314; Hermes Trismegistus. Corpus Hermeticum, v. 1—2, P., 1946.

• Reltzenstein R., Poimandres, Lpz., 1904; F e s-t u g i ё r e A. M. J., La revelation d'Hermes TrismiSgiste, v. l—4, P., 1944—54; его же, Hermetisme et mystique pai'enne, P., 1967; Yates F. Α., Giordano Bruno and the Hermetic tradition, CM., 1964; Tröger K. W., Mysterienglaube und Gnosis in Corpus Hermeticum XIII, B., 1971.

ГЕРОИЗМ, героическое, совершение выдаю­щихся по своему обществ. значению действий, отвечаю­щих интересам нар. масс, передовых классов и требую­щих от человека личного мужества, стойкости, готов­ности к самопожертвованию. С древних времён люди отказывали в Г. тем необыкновенным и ярким дейст­виям, к-рые не отвечали интересам народа, обществ. идеалам.

Вопрос об историч. природе Г. был впервые поставлен итал. философом Вико (18 в.), считавшим Г. характер­ной чертой лишь определ. периода в развитии челове­чества, т. н. века героев, предшествующего «веку лю­дей». Эта концепция получила развитие у Гегеля, к-рый отличит. признаком «героич. века» считал сов­падение индивидуальной самостоятельности личного дела и его всеобщего значения и относил его к периоду, предшествующему становлению развитого гос.-пра­вового строя. Однако история показала, что и установ­ление бурж. гос-ва в борьбе с феодализмом породило своих героев. «...Как ни мало героично буржуазное общество, для его появления на свет понадобились героизм, самопожертвование, террор, гражданская война и битвы народов» (Маркс К., см. Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., т. 8, с. 120). Идеологи Просвещения и революц. романтизма создали концепции бунтарства героич. личности, борющейся за нац. и политич. свободу и «естественное» равенство людей. В реакц. романтизме, наоборот, герой противопоставлялся народу, «толпе», и даже обожествлялся в «культе героев» (Т. Карлейль); в образе «сверхчеловека» у Ницше он получил мораль­ное право на насилие. Эти идеи нашли развитие и в реакц. течениях бурж. мысли 20 в., к-рые подчёркивают индивидуальную исключительность героя и связывают Г. с милитаризмом.

В освободит. движении России 19 в. проблема героич. личности ставилась в связи с воспитанием революционе­ра-профессионала у народников, у идеологов анархиз­ма. Однако абсолютизация единичного героич. акта и индивидуального подвига личности критиковалась уже Н. Г. Чернышевским, а затем марксистами Г. В. Пле­хановым и В. В. Воровским. Марксизм провозглашает Г. масс необходимым условием победы социалистич. революции и коммунистич. общества. Именно в эпоху перехода от капитализма к социализму получила широ­кую разработку марксистско-ленинская концепция Г., отличит. чертой к-рой является слияние индивидуаль­ного подвига с массовыми героическими действия­ми. Οкт. революция 1917 и строительство социализма и коммунизма, Великая Отечеств. война породили в народе героич. подвиги в вооруж. борьбе и ге­роич. повседневный труд, нашедший своё выражение в социалистич. соревновании, ударничестве, в дви­жении за коммунистич. отношение к труду. По сло­вам В. И. Ленина, победа социализма «... ни в коем случае не может быть решена героизмом отдельного порыва, а требует самого длительного, самого упор­ного, самого трудного героизма массовой и буд­ничной работы» (ПСС, т. 39, с. 17—18). Вели­чие героич, подвигу придаёт не абстрактное самопо­жертвование личности, а его всемирно-историч. содер­жание, участие в поступательном движении народов за победу коммунизма, обеспечивающего мир, труд е свободу человеку.

ГЕРЦЕН Александр Иванович (псевд.— Искан­дер) (25.3(0.4). 1812, Москва,---- 9(21).1.1870, Париж), рус. писатель и публицист, философ-материалист, ре­волюционер. Из дворян: незаконнорождённый сын бога­того помещика И. А. Яковлева. Окончил физико-мате-матич. отделение Моск. ун-та (1833).

В июле 1834 за участие в университетском кружке революц. направления был арестован и выслан (Пермь, Вятка, Владимир), в нач. 1840 вернулся в Москву, в мае переехал в Петербург. В 1841 за резкий отзыв в частном письме о полиции выслан в Новгород. После возвращения из ссылки (1842) жил в Москве, активно участвовал в идейно-филос. борьбе, сотрудничал в «Отечеств. записках», выступал с критикой идеологии офиц. народности и воззрений славянофилов. В 1847 уехал с семьёй за границу, был свидетелем Революции 1848 во Франции и её поражения. В 1849 переехал в Же­неву. Участвовал в газете Прудона «Голос народа». В 1850 поселился в Ницце, где сблизился с деятелями итал. освободит. движения. В 1852 переехал в Лондон, где основал (1853) для борьбы с крепостничеством и ца­ризмом Вольную рус. типографию. С 1855 издавал аль­манах «Полярная звезда», в 1857—07 вместе с Огарёвым выпускал первую рус. революц. газету «Колокол». Программа «Колокола» на первом этане (1857—61) содержала общедемократич. требования: освобожде­ние крестьян с землёй, общинное землевладение, унич­тожение цензуры и телесных наказаний. После рефор­мы 1861 Г. резко выступил против либерализма, опуб­ликовал статьи, разоблачающие реформу, революц. прокламации. В период Польского восстания 1863—64, хотя и понимал его обречённость, выступил в защиту Польши. В последние годы жизни разошёлся по ряду принципиальных вопросов с молодой революц. эмиг­рацией.

Наряду с выдающимися лит. произв.— романом «Кто виноват?» (1841—46), повестью «Доктор Крупов» (1847), мемуарами «Былое и думы» (1852—68) — перу Г. принадлежат также филос. работы, в к-рых Г. «...сумел подняться на такую высоту, что встал в уро­вень с величайшими мыслителями своего времени» (Л е н и н В. И., ПСС, т. 21, с. 256). Осн. тема филос. творчества Г.— единство бытия и мышления, жизни и идеала. Г. стремился найти и сформулировать метод познания, адекватный действительности и являющийся единством опыта и умозрения, «эмпирии» и «спекуля­ции». В области философии истории в центре его вни­мания — проблема обществ. закона, к-рый представ­ляется Г. в конечном счёте как сочетание стихийного хода истории (бессознат. жизни народов) и сознат. дея­тельности индивидов (развития науки). В социально-политич. области лозунг единства теории и прак­тики вел Г. к борьбе за революц. просвещение нар. масс, подготавливающее их к социалистич. перевороту. Эта многосложная, но внутренне связанная проблематика по-разному выступает на различных этапах идейного развития Г.

В ранних произв. («О месте человека в природе», 1832 и др.), свидетельствующих об интересе Г. к воп­росам естествознания и к совр. филос. и социальным учениям (Шеллинга, Кузена, Сен-Симона и др.), обнаруживается тенденция к осмыслению единства при­роды и человека, материи и сознания, эмпирич. опыта и рационального мышления. В цикле статей «Дилетан­тизм в науке» (1842—43), трактуя диалектику Гегеля как «алгебру революции», Г. пытался обосновать за­кономерность движения человечества к обществу, ли­шённому антагонизмов. По Г., этот грядущий мир, царство разума, воплотит и осуществит рациональные моменты предшествующей истории: реалистич. прекло­нение перед природой, свойственное античности, и принципы суверенности личности, свободы духа, раз­витые, как полагал Г., в первонач. христианстве. Такое будущее отождествлялось Г. с социалистич. идеалом. Формой движения к новому миру было, по Г., соединение философии с жизнью, науки с массами. Когда произойдёт такое слияние духа и материи, начнётся пора «сознательного деяния». Понятие «деяние» высту­пает у Г. как характеристика сущности человеч. лич­ности, возвышающейся как над неосмысленным су­ществованием, так и над бесстрастным занятием нау­кой, свойственным «цеховым учёным».

В осн. филос. соч. «Письма об изучении природы» (1845—46) Г. развил идею единства противоположнос­тей преим. в методологич. аспекте. Центр. идея этого произв.— настоят. необходимость ликвидации анта­гонизма, существующего между естествознанием и философией, или, как писал Г., между «эмпирией» и «идеализмом». Ратуя за преодоление созерцательности старого, метафизич. материализма и науч. переосмыс­ление принципов активности познания, диалектич. мыш­ления, развитых — в идеалистич., спекулятивной фор­ме — Гегелем, Г. называл «подвигом» разработку Геге­лем «методы» науки и призывал учёных-эмпириков воспользоваться ею. Вместе с тем вопреки Гегелю Г. стремился представить природу первичным живым процессом, «бродящим веществом», а диалектику по­знания, логику — её продолжением и отражением. Однако даже провозгласив природу «родословной мыш­ления», Г. всё же не смог до конца решить задачу ма-териалистич. переосмысления диалектики Гегеля, за­дачу создания «новой философии». Пойдя «...дальше Гегеля, к материализму, вслед за Фейербахом», Г., по словам Ленина, «...вплотную подошел к диалектическо­му материализму и остановился перед — историческим материализмом» (там же).

Поражение Революции 1848, к-рую Г. ошибочно оценил как неудавшуюся битву за социализм, привело его к пересмотру нек-рых осн. положений филос. кон­цепции 40-х гг., в частности к отказу от идеи разум­ности истории, неодолимости прогресса человечества, к резкой критике разного рода социальных утопий и романтич. иллюзий («С того берега», 1847—50). В своей критике зап.-европ. цивилизации Г. дошёл до скепти­цизма, ставя под сомнение способность человеч. созна­ния верно отразить и предвидеть направление историч. движения. Он впадает в пессимистич. настроение отно­сительно возможных перспектив социального перево­рота. Попыткой преодоления этого пессимизма была герценовская теория «русского», крест. социализма: в крест. общине Г. усмотрел, как ему казалось, реаль­ный зародыш социалистич. будущего («Россия», 1849, и др.). По Г., «человек будущего в России — мужик, точно так же, как во Франции работник» (Собр. соч., т. 7, 1956, с. 326). Утопич. теория «рус. социализма» в своеобразной форме выражала революц. устремления рус. крестьянства, его требования полностью уничто­жить помещичье землевладение. Мысля дальнейший ход рус. истории как освобождение крестьян от всех феод.-самодержавных пут и соединение патриархаль­но-коллективистского быта крестьянства с социалис­тич. теорией, Г. в своей связи ставил вопрос о возмож­ности миновать капиталистич. фазу развития. Однако события сер. 60-х гг. всё больше убеждали Г., что и Россия заражается «буржуазной оспой».

В 50—60-х гг., уделяя особое внимание проблеме взаимоотношения личности и общества, Г. выступил резким критиком как бурж. индивидуализма, так и уравнит. коммунистич. утопий (Бабёф, Кабе и др.). Стремление избежать крайностей как фатализма, так и волюнтаризма выражается в глубоких раздумьях Г. над проблемой обществ. закономерности. Пытаясь по­нять историю как «...свободное и необходимое дело» человека (Собр. соч., т. 20, кн. 1, 1960, с. 442), Г. разви­вал идею единства среды и личности, историч. обстоя-тельетв и человеч. воли, пересматривал своё прежнее понимание перспектив историч. развития Европы.

ГЕРЦЕН 113

В заключит. главах «Былого и дум», цикле очерков «Скуки ради» (1868—69), в повести «Доктор, умираю­щий и мёртвые» (1869) он ставил вопрос о «совр. борьбе капитала с работой».

Вершиной идейных поисков и теоретич. завещанием Г. стала последняя работа — письма «К старому то­варищу» (1869). Они адресованы Бакунину и направле­ны против крайностей его революц. теории: призывов к уничтожению гос-ва, немедленному социальному пе­ревороту, требования не «учить народ», а «бунтовать его». Нельзя звать массы к такому социальному пере­вороту, потому что насилием и террором, полагал Г., можно только расчищать место для будущего, но не создавать новое. Для социального созидания необхо­димы «идеи построяющие», нужна сила, нужно народ­ное сознание. «Нельзя людей освобождать в наружной жизни больше, чем они освобождены внутри» (там же, кн. 2, I960, с. 590). Пример социальной орга­низации Г. увидел в «Междунар. работничьих съездах», т. е. в 1-м Интернационале.

Идеи Г. оказали большое воздействие на развитие рус. филос., обществ.-политич. и эстетич. мысли. Г. выступил одним из родоначальников идеологии народничества.

Я Поли. собр. соч. и писем, т. 1—22, П., 1919—25; Собр. соч., т. 1—3(1, М., 1954—66; Соч., т. 1—9, М., 1955—58.

S Л е н и н В. И., Памяти Г., ПСС, т. 21; Плеханов Г. В., илос. взгляды А. И. Г., Соч., т. 23,М.—Л., 1926; Пипер Л., Мировоззрение Г., М.— Л., 1935; Лит. наследство, т. 39/40, 41/42, 61—64, М., 1941—58; Гинзбург Л. Я., «Былое и думы» Г., Л., 1957; Володин А. И., В поисках революц. теории (А. И. Г.), М., 1962; его же, Γ.,Μ., 1970; ПирумоваН.М., А. Г., М., 1962; Проблемы изучения Г., М., 1963; Ч у к о в-с к а я Л. К., «Былое и думы» Г., М., 1966; Розанова С. А., Толстой и Г., М., 1972; Смирнова 3. В., Социальная фи­лософия А. И. Г., М., 1973; Эйдельман Н. Я., Г. против самодержавия, М., 1973; Летопись жизни и творчества А. И. Г., т. 1—2, М., 1974—76; Прокофьев В. А., Г., М., 1979; M a l i a M., Alexander Herzen and the birth of Russian socialism. 1812—1855, Carab. (Mass.), 1961. Материалы к библиографии А. И. Г. и лит-pa о нем, «Уч. зап. Ленингр. гос. пед. ин-та им. А. И. Г.», 1948, т. 78; 1959, т. 196; 1963, т. 238; Библ. лит-ры об А. И. Г., 1917—1970, в. 1, Л., 1978. А. И. Володин.

ГЁТЕ (Goethe) Иоганн Вольфганг (28.8.1749, Франк-фурт-на-Майне,— 22.3.1832, Веймар), нем. поэт и мыслитель. С 1775 жил в Веймаре. Уникальность поло­жения Г. в культуре рубежа 18—19 вв. определялась тем, что его поэтич. творчество и науч. занятия (остео­логия, минералогия, ботаника, физика — учение о цве­те) не просто дополняли, но продолжали и взаимо­проникали друг друга. Это выражало тенденцию Г. к универсализму знания и мировоззрения и скорее соот­ветствовало ренессансному типу творчества, обогащён­ному, однако, рядом новых идей. Мир рисовался Г. как совокупность живых форм, органически разви­вающихся на всех уровнях бытия, как сплошной мета­морфоз форм (слово «морфология», предложенное Г. для изучения таких процессов, схватывает сущность диалектики органического, прослеженную Г. прежде всего на растит. и животных формах и подтверждён­ную, в частности, самостоят. открытием в 1784 меж­челюстной кости человека как нового свидетельства родства человека со всем животным миром). Единство в движении живых форм воплощалось для Г. в «пра-феномене» (напр., корень, стебель, листья, цветок растения, как и вообще все виды растений,— превра­щения одной живой формы). Всё творчество Г. прониза­но филос. диалектикой; в центре разработанной им диалектики познания (в предисл. к «Учению о цвете», в ст. «Анализ и синтез», 1829; «Опыт как посредник между объектом и субъектом», 1792, и др.) — виде­ние пластич. цельности явления, а не отвлечённое и дискурсивное знание: исследователь в заключение своего долгого пути должен вернуться к Созерцанию объекта в его законченной ясности. Гётевекая «идея»,

ГЁТЕ

наделённая вещностью созерцаемого образа, сближает Г. с древнегреческой философской традицией и отда­ляет его от Канта (с к-рым имелся ряд соприкосно­вений).

Г. обладал необычайно широким кругозором в исто­рии философии, творчески перерабатывая всевозмож­ные влияния — в 70-х гг. Спинозы, позднее Аристотеля, Плотина, Канта, всякий раз интересуясь духом филосо­фии и близкими себе моментами, к-рые он мог воспри­нять и развить. Существенной для судеб диалектики Г. была его связь с Гегелем, с к-рым у Г. были дружеские отношения: гётевское видение живой диалектики при­роды и мысли и гегелевская диалектика благодаря сво­ему всеобъемлющему характеру и глубине оказывались сопоставимыми и родственными явлениями (помимо воли Г., к-рый не любил «туманное философствование»). Центр. понятия эстетики Г. были разработаны им в классицистич. период (на рубеже веков) — это понятие «символа» как наглядного, пластич. и вещного образа, означающего самого себя и благодаря этому вбирающе­го в себя глубокий смысл бытия, и понятие «стиля» как меры в передаче жизненного материала, избегающей любых крайностей. В «Фаусте», уникальном по пост­роению художеств. произв., над к-рым Г. работал всю жизнь, нашёл отражение широкий круг филос. проб­лем истории, морали и даже науки (происхождение Земли и т. д.).

• Die Schriften zur Naturwissenschaft, Bd l, Weimar, 1947; в рус. пер. —Избр. соч. по естествознанию, М., 1957; Избр. фи­лос. произв., М., 1964.

• Зиммель Г., Г., М., 1928; К а н а е в И. И., И. В. Г., Очерки из жизни поэта-натуралиста, М.—Л., 1964; его же, Г. как естествоиспытатель, Л., 1970; Вернадский В. И., Мысли и замечания о Г. как натуралисте, в его кн.: Избр. труды по истории науки, М., 1981; G a d a m e r H. G., Goethe und die Philosophie, Lpz., 1947; Schmilz H., Goethes Altersden­ken im problemgeschichtlichen Zusammenhang, Bonn, 1959; Zimmermann R. Chr., Das Weltbild des jungen Goethe, Bd l, Münch., 1969; B o l l а с h e r M., Der junge Goethe und Spinoza, Tüb., 1969; J a s z i A., Entzweiung und Vereinigung, Hdlb., 1973; B üb n er R., Goethe und Hegel, Hdlb., 1978.

ГЕТЕРОНОМНАЯ ЭТИКА, см. Автономная и гете­рономная этика.

ГЕШТАЛЬТПСИХОЛОГИЯ (от нем. Gestalt — фор­ма, образ, облик, конфигурация), одно из ведущих направлений в зап.-европ., особенно нем., психологии 1920—30-х гг., к-рое в противовес атомизму интроспек­тивной психологии (В. Вундт, Э. Б. Титченер) подчёр­кивало целостный и структурный характер психич. образований. Осн. представители Г.: М. Вертхеймер, В. Кёлер, К. Коффка, а также во многом близкие к ним К. Левин, К. Гольдштейн, X. Груле, К. Дункер и др. Сложившись первоначально на основе исследова­ния зрит, восприятия, Г. распространила затем свои идеи на изучение мышления, памяти, действия, лич­ности и социальной группы.

Тезис о принципиальной несводимости целого к сумме составляющих его частей был выдвинут в кон. 19 в. австр. искусствоведом X. Эренфельсом в противовес гос­подствовавшим в то время представлениям ассоцианиз-ма. Специфич. характеристика целого была названа Эренфельсом «геттальткачеством» переживания; она может сохраняться при изменении всех отд. частей (напр., одна и та же мелодия может быть проиграна в разных тональностях или на разной «высоте» и т. п.) и, наоборот, теряться при их сохранении (напр., мело­дия, проигранная «с конца») — т. н. критерии гешталь-та, по Эренфельсу. Следующий шаг в развитии Г. (Вертхеймер, 1912) состоял в демонстрации того, что целое вообще нечто другое, нежели сумма «частей», к-рые выделяются из него посредством «изоляции» (обособления). Далее в работах Кёлера и Вертхеймера было показано, что части целого в собственном смысле суть «функции» или «роли» в нём, т. е. целое имеет функ­циональную структуру. Структура эта обладает дина-мич. характером, всякий гештальт под действием внутр. сил (к-рые порождают, поддерживают и восстанавлива­ют определ. тип его организации, а также производят

его реорганизацию) стремится перейти в состояние мак­симально возможного при данных условиях равнове­сия. Это состояние характеризуется предельно дости­жимой црегнантностью (от нем. prägnant — чёткий, выразительный) организации гештальта, т. е. её прос­тотой, правильностью, завершённостью, выразитель­ностью и осмысленностью. В качестве языка для описа­ния гештальтов был использован заимствованный из физики аппарат теории поля (Кёлер, 1920), а затем — теории «открытых систем» (Кёлер, 1958).

Выдвинутый Г. принцип целостности при анализе психич. явлений был воспринят в последующем разви­тии психологии; при этом были подвергнуты критике известный физикализм общей концепции Г., игнори­рование ею культурно-историч. характера человеч. психики.

• Кёлер В., Исследование интеллекта человекоподобных обезьян, пер. с нем., М., 1930; К о ф ф к а К., Основы психич. развития, пер. с нем., М.— Л., 1934; Психология мышления, М., 1965; Ярошевский М. Г., История психологии, Μ., 1976², гл. 12; Хрестоматия по истории психологии, М., 1980, разд. 2; Kohle г W., Gestalt psychology, Ν. Υ., 1929; Κ ο f-f k a K., Principles of gestalt psychology, N. Y., 1935.

ГИЛЕМОРФИЗМ (от греч. ύλη — материя и μορφή — форма), термин, возникший в кон. 19 в. для обозначе­ния восходящего к Аристотелю учения о форме и мате­рии как осн. принципах бытия.

ГИЛОЗОИЗМ (от греч. ύλη — материя и ζωή — жизнь), термин, введённый Кедвортом в 1678 для обозначе­ния натурфилос. концепций (преим. ранних греч. философов), отрицающих границу между «живым» и «неживым» и полагающих «жизнь» имманентным свой­ством праматерии. Как учение о всеобщей одушевлён­ности универсума Г.— синоним панпсихизма, однако его не следует отождествлять с витализмом, отделяю­щим «жизненную силу» от физико-химич. материи. Г.— противоположность механицизма с его представ­лением о косной, «мёртвой» материи, с одной сторо­ны, и внеш. «силе» как источнике её движения — с другой.

Поиск по сайту: