|
|||||||
АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция |
Наследники-убийцы
Сложной проблемой наследственного права с экономической точки зрения являются ситуации, когда суд вынужден отказать в выполнении условий завещания, помимо очевидных случаев невменяемости. Предположим, А, будучи в здравом уме, составляет завещание, согласно которому большая часть его состояние переходит к его внуку В. В убивает А. Можно ли позволить В вступить в права наследства?6 Суды дают отрицательный ответ. Поскольку завещания никогда не содержат явного условия, лишающего наследника прав на получение наследства при убийстве завещателя, этот ответ традиционно воспринимался как признак того, что суды приносят альтруистические побуждения завещателя в жертву интересам предупреждения убийств. Но существует другой взгляд на проблему, разрушающий данную логическую взаимосвязь. Индивид, полагающий, что существует опасность его убийства одним из лиц, названных в завещании, вряд ли (если не сказать большего) упомянет данное лицо в завещании (хотя он может и упомянуть его, но добавить положение о том, что наследство не передается, если названный в завещании убьет завещателя, — почему это может оказаться даже лучше, чем отказ от упоминания данного наследника?). Поэтому вероятность быть убитым тем, кто назван в завещании, очень низка. Таким образом, норма, запрещающая убийце завещателя вступать в права наследства, служит уже известной нам цели предоставления подразумеваемого 6 Riggs v. Palmer, 115 N.Y. 506, 22 N.E. 188 (1889). Рука умершего условия, покрывающего удаленные непредвиденные обстоятельства. Ясно, что немногие завещатели, если бы их спросили, желают ли они передать наследство своему убийце, ответили бы утвердительно. (Но что тогда делать с этими немногими — следует ли выполнять их волю? И должна ли правовая норма о наследниках-убийцах применяться к любым случайным убийствам наряду с тщательно спланированными? Должна ли она применяться в случае, когда существует собственность, но нет завещания?) Если этот анализ правилен, то основным эффектом применения нормы о наследниках-убийцах является просто снижение издержек составления завещаний. 18.3. Рука умершего* Зеркальная противоположность завещателя, не включающего ограничение на поведение своих наследников (например, ты потеряешь свое наследство, если убьешь меня), — завещатель, включающий в свое завещание положение, ограничивающее способы использования наследуемых активов. Проблема «руки умершего», контролирующей использование ресурсов живыми, возникает, когда смерть не приводит к чистой передаче благосостояния живущим, позволяющей делать с деньгами все, что им заблагорассудится. Поскольку одним из мотивов накопления большого богатства может быть распространение влияния после смерти путем наложения условий (возможно, бессрочных) на использование наследства, практика игнорирования условий завещателя может в некоторых случаях оказывать влияние на стимул к накоплению, подобное влиянию высокого налога на наследство. Кроме того, если бы условиям завещания, особенно бессрочным, всегда следовали, то результатом часто было бы неэффективное использование соответствующих ресурсов. Непредвиденные обстоятельства, которые создались после смерти завещателя, могут потребовать перемещения ресурсов в другие способы использования для максимизации эффективности. Если условия завещания не могут быть изменены, нет и способа произвести это перемещение. Характер проблемы иллюстрируется спором по поводу парка, подаренного городу Мэйкон, штат Джорджия, Аугустусом Бэконом, сенатором США от штата Джорджия, умершим в начале 1900-х гг. Завещание сенатора Бэкона, составленное в эпоху сегрегационистского законодательства, последовавшую за периодом Реконструкции, содержало условие, согласно которому парком могут пользоваться только * В оригинале «dead hand», что, в частности, означает «владение недвижимостью без права передачи». — Прим. ред.
Передача богатства по наследству белые женщины и дети. В 1960-е годы был подан иск против городских властей, в котором утверждалось, что выполнение расистского условия нарушает статью о равной защите Четырнадцатой поправки (к Конституции. — Ред.). Верховный суд принял решение об отмене условия,7 после чего оставшиеся наследники Бэкона подали иск о том, что: 1) факт дарения следует признать недействительным, поскольку городские власти перестали выполнять расистское условие дарителя, и 2) парк переходит в их собственность согласно условию в завещании о распоряжении частью наследства, оставшейся после выплаты всех завещательных отказов по нему и удовлетворения иных в связи с ним претензий. Они выиграли процесс.8 На первый взгляд может показаться, что результат защищает политику исполнения желаний завещателей, выраженных в условиях завещаний. Но при ближайшем рассмотрении это становится сомнительным. Возможно, сенатор Бэкон ввел расистское условие, чтобы побудить городские власти к уходу за парком. Ничто не указывает на то, что основной целью дара было стимулирование расовой сегрегации, а не создание места отдыха для жителей Мэйкона. Бэкон был либеральной личностью по стандартам своего времени, и поэтому выглядит правдоподобным предположение о том, что, если бы он узнал о ситуации в наши дни, когда подход к расовым различиям уже иной, он предпочел бы, чтобы парк оставался парком, пусть и открытым для людей с разным цветом кожи, а не оказался разделенным между его далекими наследниками для жилого и коммерческого использования. Это особенно правдоподобно по той причине, что городские власти всегда могли выкупить землю у наследников и продолжить использовать ее как парк, который мог бы быть открытым для людей с любым цветом кожи. В этом случае дискриминационные намерения сенатора Бэкона не были бы соблюдены и единственным эффектом признания факта дарения недействительным было бы создание неожиданной прибыли для наследников — данный результат, по-видимому, не устроил бы Бэкона, поскольку он не завещал им эту собственность с самого начала. (Но почему тогда в завещании было условие о распоряжении частью наследства, оставшейся после выплаты всех по нему завещательных отказов и удовлетворения иных в связи с ним претензий?) Как подсказывает данный случай, дилемма относительно того, следует ли исполнять волю завещателя или изменять условия завещания в соответствии с изменившимися после его смерти обстоятельствами, часто является кажущейся. Политика строгого следования букве акта дарения с большой вероятностью расстраивает как планы дарителя, так и эффективное использование ресурсов. В случае с горо- 1 Evans v. Newton, 382 U.S. 296 (1966). 8 Evans v. Abney, 396 U.S. 435 (1970). Доктрина су pres дом Майкопом не было сколько-нибудь серьезной проблемы снижения эффективности, поскольку, как уже упоминалось, если бы земля была более ценной как парк, чем для альтернативного использования, власти города всегда могли бы выкупить ее у наследников. Но предположим, что сенатор Бэкон подарил городу туберкулезный санаторий, а не парк. По мере снижения заболеваемости туберкулезом и развития медицинской науки, сделавшей санаторный метод лечения туберкулеза устаревшим, ценность подарка при его первоначальном способе использования должна была снизиться. В конце концов стало бы ясно, что более ценным было бы другое использование собственности. В отличие от ситуации с парком здесь не было бы правового препятствия продолжению выполнения всех условий дарения. Однако выполнение этих условий, по всей вероятности, противоречило бы намерениям дарителя, который стремился с помощью своего дара способствовать борьбе с болезнью, а отнюдь не увековечивать бесполезные учреждения. Предшествующее обсуждение может показаться равносильным отрицанию компетенции дарителя в сопоставлении ценности бессрочного дара с искажениями эффективности, которые часто порождаются таким дарами. Но поскольку никто не может предвидеть будущее, рациональный даритель знает, что его намерения могут быть однажды расстроены непредвиденными обстоятельствами. Поэтому можно предполагать, что он косвенно принимает правило, допускающее изменение условий завещания в случае, когда непредвиденные перемены препятствуют исполнению его первоначального намерения. Эта презумпция не является абсолютной. Некоторые рациональные дарители, не доверяющие возможностям судебных властей по надлежащему изменению завещания в соответствии с изменившимися обстоятельствами, могут предпочесть взять на себя риск, связанный с жестким следованием первоначальным условиям. Следует ли исполнять их волю? Отметим, что исполнение этой воли может сделать завещания более жесткими, чем конституции, которые, хотя и с трудом, но поддаются изменениям. 18.4. Доктрина су pres* В случае, когда продолжение исполнения условий благотворительного дара становится экономически нецелесообразным вследствие незаконности (в примере с парком) или существования альтернативных издержек (в примере с санаторием), суд вместо объявления акта дарения не- * «Близко к этому» (т. е. настолько близко к желанию учредителя доверительной собственности, насколько это возможно). — Прим. перев. Передача богатства по наследству действительным и передачи собственности оставшимся наследникам (если они остались) должен уполномочить руководителей благотворительного фонда к перемещению активов в другой способ использования, тесно связанный (су pres) с общим духом намерений дарителя. Доктрина су pres достаточно хорошо разработана, чтобы избежать искажения намерений дарителя, и могла быть применена в случае с парком города Мэйкона для оправдания отмены расистского условия. Правда, интересы эффективности в узком смысле могут быть столь же хорошо или даже лучше удовлетворены применением нормы, согласно которой, когда исполнение условий дара становится либо незаконным, либо экономически нецелесообразным, действие акта дарения прекращается и собственность переходит к оставшимся наследникам или (если их не удается выявить) к государству, т. е. к живому владельцу, имеющему возможность направить ресурс в наиболее ценный способ использования. Конечно, суд может ошибиться при определении экономической нецелесообразности выполнения условий дарения, но, если так, благотворительная организация, по-видимому, должна приобрести собственность у нового владельца и продолжить использование ресурса прежним способом. Однако этот подход может в конечном счете оказаться неэффективным, поскольку он: 1) ослабляет стимул к накоплению богатства, делая практически невозможным создание бессрочной благотворительной организации с разумно и четко сформулированными целями, и 2) сдерживает создание благотворительных фондов. Если же даритель указал в своем завещании, что условия его дара не могут быть изменены ни при каких обстоятельствах — в противном случае его собственность должна перейти к наследникам, — есть ли какое-либо экономическое оправдание применению доктрины су presl Поиск по сайту: |
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.004 сек.) |