Сравнение правовой и рыночной аллокации

Мы видели, что основным вопросом в принятии решений по многим судебным процессам является выявление аллокации ресурсов, мак­симизирующей эффективность. Обычно этот вопрос решает рынок, но в ситуациях, когда издержки рыночного определения превышают издержки правового определения, решение передается правовой сис­теме. Критерии принятия решений часто оказываются одинаковыми, но что можно сказать о самом процессе принятия решений? Здесь мы находим некоторые удивительные параллели наряду со значительны­ми различиями.

Подобно рынку, право (особенно общее право) использует цены, равные альтернативным издержкам, для побуждения людей к мак­симизации эффективности. В случае, когда при нарушении правовых обязательств применяются компенсационные выплаты, результатом привлечения к ответственности является не принуждение к следова­нию законам, но принуждение нарушителя к выплате цены, равной альтернативным издержкам нарушения. Если эта цена меньше ценно­сти, которую нарушитель получает от незаконного действия, эффек­тивность максимизируется при совершении нарушения и правовая система по сути поощряет его в этом. Если цена выше, эффективность требует, чтобы он не совершал нарушения, и тогда компенсационные выплаты дают правильный стимул. Подобно рынку, правовая систе­ма сталкивает индивида с издержками его действия, но оставляет ему решение о несении этих издержек. Хотя иногда применяются более строгие санкции — штрафы (см., например, п. 7.2) — обычно это делается в обстоятельствах, когда они необходимы для создания пра­вильных экономических стимулов. (Как судебные запреты вписыва­ются в этот анализ?)

Подобно рынку, правовой процесс в своих управляющих функ­циях полагается прежде всего на частных индивидов, мотивируемых

Рынок, система состязательности в суде...

экономическим эгоистическим интересом, а не на альтруистов или чиновников. Нанимая адвоката, жертва незаконного (неэффективного) поведения, во-первых, расследует обстоятельства совершения предпо­ложительно незаконного действия, во-вторых, упорядочивает инфор­мацию, полученную в результате расследования, в-третьих, принимает решение о применении правовой аллокации, в-четвертых, подает ин­формацию в подходящей для правового механизма форме, в-пятых, проверяет точность информации, предоставленной ответчиком, в-ше­стых, при необходимости настаивает на изменениях правил аллока­ции, применяемых судами и, в-седьмых, контролирует исполнение судебного решения. Таким образом, государство может избежать при­менения полицейской системы для защиты прав граждан, предусмот­ренных общим правом, использования государственных адвокатов для контроля над исполнением этих прав, а также использования другого бюрократического персонала для приведения системы в действие. Эти чиновники имели бы более слабую мотивацию, чем частный истец, поскольку исход конкретных процессов лишь косвенно влиял бы на их личные экономические интересы. Число государственных служа­щих, занятых защитой частных прав предъявления иска, весьма не­велико, если учесть объем деятельности, регулируемой соответствую­щими законами, равно как и число государственных служащих, обес­печивающих функционирование рынка, невелико по отношению к объемам деятельности, организуемой рынком.

Система состязательности в суде не универсальна. Во многих странах применяется «инквизиторская» система, в которой судья бе­рет на себя инициативу в сборе доказательств и формулировке вопро­сов, а адвокат играет второстепенную роль — нечто большее, чем человек, дающий непрошеные советы, но меньшее, чем основная сто­рона судебного процесса. Количество ресурсов, затрачиваемых на си­стему состязательности, уменьшается, и это есть социальная эконо­мия в той степени, в которой эти ресурсы скорее компенсируют, чем увеличивают точность правовой оценки (сравните с расходами на рекламу). Против этой системы говорит тот факт, что инквизитор­ская система подразумевает значительный перенос ответственности за исполнение закона с частного сектора на государственный — отно­шение числа судей к числу адвокатов почти в 10 раз больше при инквизиторской правовой системе, чем в состязательных системах Соединенных Штатов и Англии.¹ Это подразумевает потери эффек-

¹ См. Richard A. Posner. Law and Legal Theory in England and America 28 (1996) (tab. 1.1). Однако в данной работе я утверждаю, что это соотношение вводит в заблуждение при рассмотрении английской системы, и если опре­делять «судью» и «адвоката» функционально, а не формально, то соотноше­ние в английской системе подобно существующему в инквизиторской систе­ме. Причина в том, что адвокат (barrister) играет роль квази-судьи в англий­ской правовой системе.

Сравнение правовой и рыночной аллокации

тивности, если принять общее допущение, что частный сектор эффек­тивнее государственного.

Судебный процесс также напоминает рынок своей безлично­стью — в экономических терминах, второстепенностью распредели­тельных соображений. Можно провести аналогию между невидимой рукой рынка и беспристрастностью судьи. Метод вознаграждения су­дей и правила судебной этики разработаны таким образом, чтобы обеспечить отсутствие финансовой или иной заинтересованности в исходе дела, отсутствие иных обязанностей, кроме решения представ­ленных сторонами спорных вопросов, и отсутствие какой-либо инфор­мации о фактах дела, кроме выявленной в ходе состязания сторон. Присяжные ограничены аналогичным образом. Едва ли проиграв­ший процесс будет иметь основания для личной враждебности к су­дебному органу, подобно тому как покупатель, который, не находя желаемого продукта по устраивающей его цене, едва ли будет иметь основания для личной враждебности к продавцу.

Безличность судебной системы укрепляется нормами доказатель­ственного права, которые наряду с прочим (см. п. 21.13) исключают доводы, которые относятся не к поведению сторон, а к их сравнитель­ным заслугам. Неимущий не может приводить бедность в качестве причины, по которой его следует освободить от ответственности, а со­стоятельный не может взывать к чувству классовой солидарности су­дьи. Распределительные факторы не могут быть полностью устранены из зала суда, но могут быть достаточно ослаблены, чтобы переместить внимание на аллокативные соображения. Подобно этому, на рынке у продавцов есть сильные стимулы к игнорированию распределительных соображений и тем самым максимизации эффективности, как мы уви­дим в главе 26 при обсуждении расовой дискриминации.

Аллокативная функция правовой системы подсказывает возмож­ное экономическое оправдание того факта, что государство берет на себя часть издержек функционирования системы (жалованье судей, издержки постройки и эксплуатации зданий судов и т. д.). Если бы функцией правовой системы было просто разрешение споров, то сто­роны этих споров должны были бы нести все издержки ее содержа­ния.² Кроме того, система устанавливает правила, призванные форми­ровать будущее поведение, причем не только участвующих в данном споре, но и других людей. Поскольку социальные выгоды судебного процесса могут превышать частные выгоды его сторон, число судеб­ных разбирательств было бы слишком небольшим, если стороны спо­ра должны были бы нести полные издержки ведения процесса.³ Госу­дарственное субсидирование судебной системы является достаточно

² Действительно ли так? Можете ли вы выявить какие-либо внешние выгоды от разрешения частных споров?

³ О спросе на правовые нормы и их предложении см. п. 20.2.

Рынок, система состязательности в суде...

скромным. Основные расходы — оплату услуг адвокатов — осуще­ствляют участники процессов.

Трудно поверить, что в настоящее время в данной стране (США) мы имеем с социальной точки зрения слишком мало судебных раз­бирательств. Но есть два других экономических довода в пользу госу­дарственного правосудия. Первый заключается в том, что многие участники судебных процессов не могут позволить себе несение пол­ных издержек использования правовой системы. Однако мы не долж­ны лишать их возможности пользования ею; примером являются обвиняемые по уголовным делам (см. п. 25.2). Во-вторых, частное правосудие недостаточно полно учитывало бы аспекты судебного ре­шения как общественного блага. Мы знаем об этом по практике третейских судей, разрешающих многие контрактные споры (вклю­чая большую часть споров, возникающих по поводу коллективных договоров), и не должны удивляться тому, что большинство третей­ских судей не фиксируют письменно своих судебных решений, так как государство совсем не несет расходов по содержанию третейских судей. Ценность письменных, опубликованных решений переходит главным образом к людям, не являющимся сторонами разбиратель­ства и не несущим расходов на его осуществление.⁴ (Может ли госу­дарство избавиться от этой проблемы судопроизводства путем про­стого субсидирования вынесения публичных решений третейскими судьями? Можете ли вы найти какие-либо экономические возражения против данного подхода?)

Фундаментальное различие между правовой системой и рын­ком как методами аллокации ресурсов заключается в том, что рынок является более эффективным механизмом для оценки конкуриру­ющих способов использования. На рынке люди должны подкреплять свои суждения о ценности деньгами или некой эквивалентной жерт­вой альтернативных возможностей. Готовность платить придает боль­шее правдоподобие претензии на большую ценность, чем судебное решение. Трудностью судебного выявления предпочтений или отно­сительных ценностей можно объяснить тенденцию судов общего пра­ва к избежанию крупных ал локативных решений. Вспомните, что при выяснении, кто был небрежным — истец или ответчик, — суды рассматривают предосторожность, но, за исключением принятия ре­шения о применении к категории случаев обязанности граждан воз­мещать ущерб, причиненный в результате небрежности другим ли­цам, не рассматривают вопрос о том, мог ли несчастный случай быть предотвращен с издержками, меньшими ожидаемых издержек не­счастного случая, путем замены данного вида деятельности другим (см. п. 6.5).

⁴ Почему тогда некоторые третейские судьи выносят публичные решения?

Сравнение правовой и рыночной аллокации

Другим следствием неспособности правовой системы к точному измерению предпочтений является тенденция к пренебрежению ко­лебаниями ценности. Многие люди оценивают свои дома выше ры­ночной цены. Но принцип субъективной ценности в случаях приме­нения суверенного права государства на принудительное отчуждение частной собственности, будучи правильным с экономической точки зрения, был бы невозможным в практическом осуществлении вслед­ствие трудности доказательства (за исключением наличия отказа в принятии подлинного предложения цены ниже выдвигаемой собствен­ником) того, что ценность дома для собственника превышает его ры­ночную цену (см. п. 6.3).

Как утверждалось, фундаментальное различие между правовыми и рыночными трансакциями заключается в том, что лицо, которому что-либо передается, не получает компенсации в первом случае и получает во втором.⁵ Если А покупает автомобиль у В, он, конечно, должен заплатить В за него. Но если А разбивает машину В в аварии, в которой ни одна из сторон не является виновной, А по сути может трактовать стоимость машины В как исходный ресурс для вождения и не должен ничего платить В. Однако это противопоставление пре­увеличено. На рынке также бывает много проигравших. Если я про­извожу легкие конные экипажи и рынок моего продукта коллапсиру-ет при изобретении автомобиля, я не получаю компенсации за утрату бизнеса. Эта утрата эффективна, но только потому, что выгоды превы­шают убытки в обществе в целом, а не потому, что я получаю доста­точно большую долю выгод, чтобы покрыть свои убытки. Действи­тельно, вытеснение конкурентов (как в этом случае) в качестве не­умышленного причинения ущерба является наглядным примером подчинения в общем праве распределительных соображений эффек-тивностным.

С другой стороны, люди часто получают заранее компенсацию убытков, причиняемых им трансакциями в рамках правовой систе­мы. Предположим, система выявления небрежности является в це­лом более дешевой в регулировании автомобильных аварий, чем система строгой ответственности. Тогда сумма моих компенсацион­ных и страховых выплат должна быть меньше при системе выявле­ния небрежности. Если я пострадал от несчастного случая, в котором ни одна из сторон не была виновной, я получу компенсацию при обеих системах — от страхователя против несчастного случая при системе определения небрежности и от страхователя ответственности виновника при строгой ответственности. Но, по допущению, я получу компенсацию с меньшими для себя издержками при системе опреде­ления небрежности.

⁵ Jules L. Coleman. Efficiency, Utility, and Wealth Maximization, 8 Hofstra L. Rev. 509, 541-542 (1980).

Поиск по сайту: