КОЛИЧЕСТВО 559

единицей измерения и качеств, свойством меры: «так как товары благодаря превращению своих меновых стоимостей в цены выступают как одноименные ве­личины, то он отрицает качественную особенность меры, которая и делает их одноименными; так как в этом сравнении различных количеств золота величина того количества золота, которое служит единицей измерения, условна, то он отрицает, что эта величина вообще должна быть установлена. Вместо того, чтобы '/„о часть круга называть градусом, он может наз­вать градусом V'teo часть; тогда прямой угол равен был бы 45 градусам вместо 90, и соответственно изменилось бы измерение острых и тупых углов. Тем не менее мерой угла по-прежнему осталась бы, во-первых, качественно определенная математическая фигура — круг и, во-вторых, количественно опреде­ленный отрезок круга» (там же, с. 64—65).

Выявить то полное понимание категории К., к-рое предполагается анализом стоимости в «Капи­тале», остается первоочередной задачей при конкрет­ной разработке диалектики как логики и теории поз­нания марксизма. Эта важнейшая задача в филос. литературе еще не разрешена с той степенью конк­ретности, к-рой она заслуживает.

Общие контуры решения проблемы К. в связи с развитием естествознания были освещены Энгельсом в ряде сочинений, прежде всего в «Диалектике при­роды» и «Анти-Дюринге». Универсальное значение количеств, определений действительности, соответ­ственно количественно-математич. обработки опытных данных, универсальную применимость математики и ее методов Энгельс обосновывает тем, что любая из возможных в природе форм движения «...заключает в себе механическое движение, перемещение больших или мельчайших частей материи» («Анти-Дюринг», 1957, с. 356), т. е. тем, что пространство и время суть всеобщие формы бытия движущейся материи. Как движение в общем смысле слова представляет собой способ существования материи, внутренне прису­щий ей атрибут, так и механич. движение — эта самая абстрактно-всеобщая из всех форм движения — представляет собой способ существования материи в пространстве и времени. Поэтому любая из форм движения материи, кончая высшими — жизнью и мышлением, всегда связана с механич. движением, выражается через него и потому всегда может быть проанализирована и описана с т. зр. ее пространст­венно-временных параметров, т. е. чисто количествен­но. Энгельс вместе с тем остро полемически высту­пает против известных иллюзий естествоиспытателей, связанных с непониманием диалектич. отношения механич. движения (т. е. пространств, изменения час­тей материи во времени) к другим, более сложным и конкретным формам движения, с представлением, будто бы лишь механич. движение и его продукты, фиксированные в пространстве, суть единственно объективные (т. е. вне и независимо от воли и сознания человека существующие) определения естественно-природных явлений, а все остальные непосредственно наблюдаемые факты — лишь субъективные иллюзии, создаваемые органами чувств человека. Односторон-не-механич. (односторонне-количеств.) взгляд на природу неизбежно связан с превращением качества в чисто субъективную категорию, с отрицанием воз­можности применять ее к чему-либо, кроме мира чисто субъективных переживаний и самоощущений человеч. индивида, причем сам этот субъективный мир оказы­вается при таком предположении совершенно несоиз­меримым с объективными характеристиками и невы­разимым через них. Отмечая, что все виды и формы движения в природе заключают в своем составе меха­нич. движение, т. е. пространств, изменение, совер­шающееся во времени, Энгельс продолжает: «познать

эти механические движения является первой задачей науки, однако лишь первой ее задачей». «Можно охотно согласиться с тем, что современное течение в науке движется в этом направлении, но это не доказывает, что оно является исключительно правильным и что, следуя этому течению, мы до конца исчерпаем физику и химию» (там же).

Поэтому при всей справедливости истины, к-рая была высказана уже Кантом, а на материалистич. основе переосмыслена Марксом, что наука вообще достигает совершенства лишь там и в той мере, в какой ей удается взять на вооружение математику, это вовсе не означает, что чисто математич. описание явлений есть предел, цель и идеал совершенства теоретич. знания. Не выявив количеств, определен­ности явлений, наука остается при неполном и одно­стороннем их понимании. Но верно и обратное: если явления проанализированы только в плане К., их понимание не менее ущербно и абстрактно. Односто­ронне количеств, описание явлений природы исчер­пывало бы задачу науки лишь в одном случае, если бы материя действительно представляла собой абсо­лютно тождественную, неразличенную внутри себя массу, а все различия и изменения внутри этой массы сводились бы к чисто пространств, перемещениям, протекающим во времени. В этом случае все науч. знание действительно свелось бы к ряду математич. уравнений, пропорций неименованных величин, чис­тых чисел, и пифагорейская философия могла бы претендовать на титул единственно науч. философии. Конечно, все это никак но снимает важности нахож­дения механич. эквивалентов всех многообразных форм движения; с этой задачей и связана неустрани­мая потребность и тенденция разрешить все много­образные физич. величины (массы, энергии и т. д.) в чистые пространственно-временные величины, к-рые можно затем рассматривать как неименованные ве­личины, как чистые числа в составе уравнений, абстрактно-математич. пропорций. Это, однако, не значит, что они объективно к ней «сводятся» без ос­татка. «Остаток» получается весьма солидный, ибо этот «остаток» — качество, качественно-количеств. оп-ределетшость с ее специфич. мерами. Несводимость качеств, различий к количественным Энгельс демон­стрирует и на примерах из самой математики: «говоря о бесконечно большом и бесконечно малом, матема-^ тика вводит такое качественное различие, которое имеет даже характер непреодолимой качествен­ной противоположности: мы имеем здесь количества, столь колоссально отличные друг от друга, что между ними прекращается всякое рациональное отношение, всякое сравнение, и что они становятся количественно несоизмеримыми. Обычная несоизмеримость, напри­мер несоизмеримость круга и прямой линии, тоже представляет собою диалектическое качественное раз­личие; но здесь именно количественная разность однородных величин заостряет качественное различие до несоизмеримости» («Диалектика природы», 1955, с. 206—07). Именно поэ­тому теоретики, в к-рых бурж. общество воспитало подозрит. недоверие к диалектике, к логике противо­речия, всегда испытывают враждебное чувство к понятию бесконечности, в виде к-рой в математич. выражении всегда выступает неразрешенное качеств, различие между объектами, измеряемыми одной и той же мерой. Анализируя взгляды Е. Дюринга, Энгельс показывает, что стремление уйти раз и навсег­да от диалектич. противоречий в понятии бесконеч­ности, в математич. описаниях времени, пространства и движения, всегда рано или поздно приводит к про­тиворечиям нелепым, формальным, к-рые отнюдь не исчезают от того, что их маскируют искусств, способами выражения, разрешают чисто словесно.

560 КОЛИЧЕСТВО

Дальнейшую разработку и конкретизацию т. зр..диалектич. материализма на проблему К. получила в работах Ленина, в связи с «новейшей революцией в естествознании» и с критикой философско-гносео-логич. спекуляций на трудностях развития физики, открывшей на рубеже 19—20 вв. дверь в мир субатом­ных структур. Проблема К. встала в этих условиях существенно по-новому в связи с тем, что углубляю­щаяся математизация физики сочеталась здесь с кризисом традиц. механистич. представлений и понятий. «Новая физика, найдя новые виды материи и новые формы ее движения, поставила по случаю ломки старых физических понятий старые философ­ские вопросы» (Лени н В. И., Соч., т. 14, с. 266) и, в частности, вопрос об отношении пространства, вре­мени и движения к материи, к «субстанции». Меха­нистич. представления о материи не позволяли уже сколько-нибудь удовлетворительно объяснить свой­ства и поведение частиц, пространств, размеры, ско­рости, массы и энергии к-рых оказывались несоизме­римыми с величинами классич. физики, а попытки выразить одно через другое стали то и дело приво­дить к парадоксам. Именно с этим и был прежде всего связан т. н. «кризис в физике» и попытки найти из него выход на пути физич. идеализма. В качестве первой причины «физич. идеализма» Ленин назвал математизацию физики: «Крупный успех естество­знания, приближение к таким однородным и прос­тым элементам материи, законы движения которых допускают математическую обработку, порождает забвение материи математиками. „Материя исчезает", остаются одни уравнения» (там же, с. 294). В основу односторонне-количеств. идеала познания Мах по­ложил свою субъективно-идеалистич. концепцию пространства и времени: «пространство и время суть упорядоченные (или гармонизированные...) системы рядов ощущений» (цит. по кн.: Ленин В. И., там же, с. 165); количественяо-математич. анализ явлений этим был сведен к субъективной операции, к упорядочивающему описанию рядов ощущений, а математика — к «языку» этого описания. Не слу­чайно и то, что неопозитивизм — прямое продол­жение махизма в философии — сделал субъектив­но-идеалистич. «обоснование математики» осн. руслом своей работы и фундаментом всех своих достроений, а идеалистически истолкованную мате­матику — осн. оружием против материализма вооб­ще, против материалистич. решения проблемы К. в частности. Следуя по этому пути, неопозитивизм по существу расписался в полной капитуляции перед трудностью проблемы, заявив устами Б. Рассела, что математика — это доктрина, в крой мы не знаем ни того, о чем мы говорим, ни правильно ли то, что мы говорим. Проблема К. (или количеств, определен­ности реальной действительности) как реального основания количественно-математич. описания яв­лений природы, т. о., в неопозитивистской философии оказалась фактически снятой с повестки дня и под­менена совсем другой, подчиненной ей, проблемой формальной структуры языка математики, способов знаково-символич. изображения К. в математике. Опровергая субъективно-идеалистич. спекуляции на математизации естествознания, Ленин доказывает ту истину, что количествеино-математич. описание физич. явлений всегда было, есть и остается формой отраже­ния материальных, т. е. в пространстве и времени существующих, тел. Отвечая Богданову, к-рый вслед за Махом утверждал, что «понятие материи сводится к выступающему в уравнениях механики коэффици­енту массы, а этот последний при точном анализе оказывается обратной величиной ускорения при вза­имодействии двух физических комплексов — тел», Ленин формулирует: «Понятно, что если какое-ни-

будь тело взять за единицу, то движение (меха­ническое) всех прочих тел можно выразить простым отношением ускорения. Но ведь „тела" (т. е. материя) от этого вовсе еще не исчезают, не перестают сущест­вовать независимо от нашего сознания. Когда весь мир сведут к движению электронов, из всех уравне­ний можно будет удалить электрон именно потому, что он везде будет подразумеваться, и соотношение групп или агрегатов электронов сведется к взаим­ному ускорению их,— если бы формы движения были так же просты, как в механике» (Соч., т. 14, с. 275).

В пользу диалектико-материалистич. взгляда на количественно-математич. аспект анализа (отражения) естественно-природных явлений Ленин приводит так­же многочисл. высказывания тех физиков, к-рые со­хранили стихийно-материалистич. взгляд на вещи. В плане анализа количеств, стороны дела в физике Ленин цитирует свидетельство Больцмана: «Если не делать себе иллюзий насчет значения дифферен­циальных уравнений, то не может быть сомнения в том, что картина мира (посредством дифференциаль­ных уравнений) все-таки необходимо будет атомисти­ческая, картина того, как по известным правилам будут изменяться во времени громадные количества вещей, расположенных в пространстве с тремя изме­рениями» (там же). Иными словами, объективным прообразом дифференциальных уравнений оказы­вается и с т. зр. Больцмана именно пространственно-временная определенность материальных тел, диск­ретных частей единой материи. Этот взгляд Больцмана Ленин приводит сочувственно, как совпадающий в главном с т. зр. диалектич. материализма.

Огромную роль придавал Ленин и количественно-математич. анализу в социальных науках, называя статистику «...одним из самых могущественных ору­дий социального познания...» (Соч., т. 16, с. 400). В то же время Ленин показывал на,фактах, насколько важна при статистич. анализе качеств, сторона дела, качеств, критерии систематизации цифрового мате­риала. Без тщательнейшего внимания к этим крите­риям статистика «...превращается... в уродство, в статистику ради статистики, в игру» (там же), под к-рой чаще всего кроется отнюдь не бескорыстно-математич. цель.

Разработка проблемы К. с позиций диалектич.
материализма остается актуальнейшей задачей марк­
систской философии как в связи с продолжающимся
расширением роли количественно-математич. методов
анализа во всех областях науки, так и в связи с тем,
что гл. направление атак неопозитивизма на диалек­
тико-материалистич. логику и теорию познания
находится как раз на линии математики и ее роли в
науке. Полное и конкретное решение проблемы К.
как важнейшей категории диалектич. логики, свя­
занной с диалектико-материалистич. пониманием «ос­
нований математики», является поэтому одной из
актуальнейших задач диалектики как логики и тео­
рии познания марксизма. Э. Ильенков. Москва.

Количество (в математике) — филос. ка­тегория, причисленная впервые к числу категорий Аристотелем и являющаяся прежде всего соотноси­тельной с категорией качества. Будучи категорией, т. е. одним из осн. понятий, К. не определяется фор­мально через другие, более широкие, понятия: вы­ясняется только его отношение к др. категориям или понятиям, таким как качество, мера, число, величина, множество, вещь («одно»), дискретность, непрерыв­ность, возможность и др.

Так, у Аристотеля читаем: «Количеством — называется то, что может быть разделено на состав­ные части, каждая из которых, будет ли их две или несколько, является чем-то одним, данным налицо. То или другое количество есть множество, если его

КОЛИЧЕСТВО 561

люжно счесть, это — величина, если его можно изме­рить. Множеством при этом называется то, что в воз­можности (потенциально) делится на части не непре­рывные, величиною — то, что <делится> на части непрерывные» (Met. V, 13, 1020 а 7 —14).

Хотя на первый взгляд в этом пояснении термина «К.» нет, в действительности, однако, эта категория скрыта уже за «чем-то одним, данным налицо». Пусть, напр., тем «что может быть разделено на составные части, каждая из которых... является чем-то одним, данным налицо», является семья, состоящая из отца, матери, бабушки, дочери и сына. Ясно, что для того, чтобы трактовать каждого из членов этой семьи как нечто «одно, данное налицо», нужно отвлечься от всех качеств, особенностей каждого из этих лиц; нужно видеть в каждом из них только одного из чле­нов семьи, однородного (в этом смысле) со всеми ос­тальными, но в то же время отличимого от них на­столько, чтобы никаких сомнений в числе различных членов семьи не могло быть. Наилучшим выражением такой «семьи» как К. будет поэтому, напр., «слово» III1I, состоящее из «букв» «I», по качеству совершенно однородных, но в то же время полностью отличимых друг от друга.

Выражением К. в этом его смысле будет, очевидно (натуральное) число, 1, 2, 3, 4, 5,... (об обобщении понятия числа на пустое слово нуль см. Число). Выражением К. в смысле величины также служит число (действительное); отношение же к качеству опять оказывается скрытым за требованием возмож­ности деления на однородные (по качеству) части. Т. о., в пояснении К., данного Аристотелем, дей­ствительно содержится определ. информация о ситуациях, в к-рых применение категории К. имеет смысл.

Гораздо более трудно понять, что именно хотел сказать автор,— даже если им является Кант, — в «определениях» вроде следующего: «... сознание многообразного однородного в наглядном представ­лении вообще, поскольку посредством него впервые становится возможным представление объекта, есть понятие величины (Quanti)» («Критика чистого ра­зума», 1915, с. 130).

По Гегелю («Наука логики»), К. отличается от ка­чества тем, что в то время как последнее однозначно характеризует (специфицирует) вещь, так, что при изменении качества вещи (индивидуума) она ста­новится другой вещью (другим индивидуумом — вещью другого рода),— количественное измене­ние вещи может и не делать ее другой вещью; лишь при накоплении количественных изменений насту­пает критический момент, когда К. переходит в ка­чество.

В соч. классиков марксизма-ленинизма категория К. рассматривается прежде всего в связи с установле­нием количеств, (математич.) закономерностей, свя­занных с качеств, изменениями объектов; закон «перехода количества в качество и обратно»,— писал Энгельс,— содержит в себе тот смысл, что «... невоз­можно изменить качество какого-нибудь тела без прибавления или отнятия материи либо движения, т, е. без количественного изменения этого тела. В этой форме таинственное гегелевское поло­жение оказывается... не только вполне рациональ­ным, но даже довольно-таки очевидным» (М а р к с К. и Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 20, с. 385). (См. Переход количественных изменений в качественные). Как замечает Энгельс, наличие этих закономерностей может быть прослежено во всех областях науки, в т. ч. и в биологии, и в истории человеч. общества, где закон перехода К. в качество «...подтверждается на каждом шагу...» (там же, с. 389). А т. к. количеств, отношения действит. мира изучаются математикой,

то из этого непосредственно следует применимость математики ко всем наукам. По мнению Энгельса, только недостаточным развитием техники точного измерения может быть объяснено отсутствие строгих количеств, закономерностей в тех или иных об­ластях науки. Так, в применении к биологии Энгельс пишет (по поводу закона перехода К. в ка­чество и обратно): «этот же самый закон имеет силу и для живых тел, но в живых телах он проявляется в весьма запутанных условиях, и количественное измерение здесь для нас в настоящее время часто еще невозможно» (там же, с. 386). С тех пор, как были написаны эти слова (1879), наука и техника сделали такой шаг вперед, что это замечание Энгельса звучит теперь как полностью оправдавшееся предвидение применимости математич. методов в биологии. Конеч­но, из этого не следует, будто качеств, различия под­даются объяснению лишь постольку, поскольку они могут быть сведены к количеств, различиям (т. зр. механистич. материализма).

В связи с вопросом о единстве К. и качества нужно отметить исторически возникающую необходимость расширения смысла категории К. (и понятия «коли­честв, соотношение»), связанную с пониманием мате­матики как науки о количеств, соотношениях дей­ствит. мира. Дело в том, что совр. математика не есть уже только наука о числах и величинах. В то же время для всей математики, в т. ч. и современной, особое значение имеет понятие К. в применении к мно­жествам объектов. Если мы имеем дело с множеством жестких (т. е. подчиняющихся закону «Л=Л», т. е. не изменяющихся) объектов, «безразличных», как говорил Гегель, друг к другу (т. е. не меняющихся, когда они вступают в отношения друг с другом), то количеств, характеристика этого множества объектов настолько не специфирует последние, что остается неизменной при замене каждого из них на любой дру­гой жесткий объект, «безразличный» к остальным. Одно и то же число 5 является количеств, характери­стикой любого множества из пяти жестких предметов: будут ли это пальцы рук, или стороны выпуклого пятиугольника, или лепестки цветка, или какие угодно др. предметы, образующие множество из пяти элементов.

Выражением К. элементов к.-л. множества являет­ся число этих элементов. Два разных множества имеют одно и то же число элементов, если эти мно­жества можно привести во взаимно-однозначное соответствие, сопоставив каждому элементу одного из них один, и только один, элемент другого. Такие два множества наз. равномощными (их можно было бы называть также равночисленными или равно-количественными). Так, множества букв (знаков) в словах «отец» и «мать» равноценны. Их можно при­вести во взаимо-однозначное соответствие, сопоста­вив, напр., следующим образом их элементы: м«->о, а«-«, т«->е, ь<->ц (слева от знака соответствия^-» стоят буквы слова «мать», справа — соответств. буквы слова «отец»).

Поскольку К. элементов множества не определяет­ся их качеств, особенностями (существенно только, чтобы их можно было отождествлять и различать),— с чем связано и то обстоятельство, что при определе­нии числа (количества) элементов к.-л. (конечного) множества их можно заменять любыми достаточно жесткими предметами,— люди еще со времен аитич. древности научились пользоваться счетными прибо­рами и инструментами, в к-рых операции произ­водились над камушками (лат. слово calculus — «камушек» — означает на мн. совр. языках исчис­ление), косточками (см. рус. выражение «скостить со счета»), буквами (цифры тоже можно рассматривать как буквы в нек-ром алфавите) и т. п. жесткими

562 КОЛИЧЕСТВО - КОЛЛАР

объектами, с помощью к-рых и создавались матема­тик- исчисления.

Роль букв особенно существенна. Достаточно на-номнить роль буквенных обозначений в матема­тике. Суть дела в том, что уже простая замена вещей буквами,— рассматриваемыми при этом не как знаки для фонем (т. е. не в фонегпч. смысле), а только как нок-рые объекты, к-рые мы умеем различать и отож­дествлять,— помогает нам отвлечься от качеств, осо­бенностей вещей, выявить (и выразить) их количеств, соотношения. Простейшими из последних являются, напр., ужо упомянутое выше соотношение равномощ-ности двух множеств; соотношения порядка (больше, меньше); соотношения, определяемые оперированием с множествами (их объединением, пересечением, до­полнением и др.). Но можно пойти и дальше. Все, что относится к области соотношений, верных для неспе-цифицированных ближе объектов (к-рые мы тем не менее умеем различать и отождествлять), и что по­этому может быть выражено с помощью букв,— при условии, что с последними мы умеем оперировать по точным правилам, характерным для математич. исчислений,— можно считать примером К. или ко­личеств, соотношений. Это является тем более обос­нованным, что всякое буквенное исчисление допу­скает т. н. арифметизацию, с помощью крой его опе­рации превращаются в нек-рые вычислимые функции (см. Алгоритм).

Поскольку формальная логика также не специфи­цирует объектов тех предметных областей, к рассуж­дениям о к-рых должны быть применимы ее правила [не случайно еще Аристотель выражал общие пра­вила логики (см. «Аналитики...», I 4, 25 b 37—26 а 20; рус. пер., М., 1952) с помощью букв], но приходится удивляться тому, что и к ней оказываются примени­мыми математич. методы, с помощью к-рых и строится математич. логика. Именно этой применимостью ма­тематики и логики к любым объектам, рассматрива­емым в отвлечении от их качеств, особенностей (в пределах нск-рой предметной области), и объясняется исключит, общность этих наук и плодотворность их применения в др. науках. Достаточно напомнить в этой связи, что нет такой мысли, к-рая не могла бы быть выражена (закодирована) с помощью букв к.-л. алфавита (и притом так, что операциями с этими буквами и образованными из них словами выража­ются соотношения между закодированными в них объектами). С др. стороны, ясно, что всякий код имеет смысл лишь постольку, поскольку мы умеем расшифровывать, т. е. понимать его. Попугай умеет повторять слова, по он не умеет пользоваться ими для выражения и сообщения мысли, в к-рой отражаются предметы и явления окружающего нас мира (в т. ч. и наши собств. переживания). Всякое яракгич. приме­нение нек-рого кода связано с к.-л. интерпрета­цией его «слов», в к-рой последние не являются уже только комбинациями из неспецифицированных объектов («букв»), но становятся обозначениями ка­чественно определяемых предметов (в т. ч. и про­цессов) или же их конкретных свойств или соотно­шений. Во всяком таком применении мы имеем уже дело поэтому с нек-рым единством К. и качества, в к-ром количеств, закономерности могут характе­ризовать, в частности, узловые точки, где происходит изменение качества предмета.

О единстве К. и качества приходится говорить и в применении к самим количеств, соотношениям. Дело в том, что абстрагирование от качеств, особенностей рассматриваемых предметов не означает в действи­тельности полного исключения всего связанного вообще с качеств, характеристиками. Бесконеч­ные множества, рассматриваемые даже только как становящиеся, т. е. потенциально (см. Мно-

жеств теория), могут быть заданы лишь с помощью указания общих свойств («качеств») их элементов (в т. ч. и способа их построения). А ведь уже нату­ральный ряд чисел 1, 2, 3, 4..., с изучения к-рого начинается вся математика, есть бесконечное множество (каждый элемент к-рого есть, к тому же, качественно определ. индивидуум). Различные количеств, соотношения, хотя они и являются соот­ношениями между неспецифицированными (индиви­дуально!) предметами, сами отличаются уже друг от друга качественно, т. е. представляют собой индиви­дуальные— хотя и абстрактные — предметы. (Свойства и отношения в этой связи также могут рассматривать­ся как предметы, напр. как предметы исследования). Уже в этом, т. о., проявляется диалектич. единство К. п качества. Поэтому но приходится удивляться тому, что в математике существуют даже такие наз­вания дисциплин, как «качественная теория дифферен­циальных уравнений», или что в топологии числа играют лишь вспомогат. роль, величин же вообще нет.

Еще Аристотель связывал категорию К. с измере­
нием величин и рассматривал в этой связи вопросы
соотношения непрерывного и дискретного. В совр.
пауке эта проблематика рассматривается в связи с
измерением величин или общими понятиями числа
(особенно действительного) и меры (в т. ч. и меры
множества). См. Мера. ^с- Яновская. Москва.

КОЛИЧЕСТВО СУЖДЕНИЯ — свойство категория, суждений субъектно-предикатного строения быть об­щими или частными. См. Суждение.

КОЛЛАР (Ко11аг),Ян (29 июля 1793—24 янв.1852)— поэт-просветитель Чехии и Словакии; борец против феодализма и нац. гнета, за дружбу слав, народов. Род. в Мошовце (Словакия). Учился в Банска-Бистрице и в Братиславе, окончил Иенскпй ун-т (Гер­мания). Пастор словацкой евангелич. церкви в Буда­пеште (1819—49), проф. ка­федры слав, древностей в Венском ун-те (с 1849).

В нач. 20-х гг. 19 в. К. разработал свою нац.-про­светит, программу, воплощен­ную в лит.-художеств.произв. и науч. трудах («О литера­турной взаимности...», 1837, 2 изд., 1844, рус. пер. «Отеч. Зап.», 1840, т. 8, № 1—2), а также в проповедях и речах. Историю народов К. представлял себе как постепен­ное развитие разума и закономерное движение челове­чества к всестороннему прогрессу и свободе. Вера в прогресс человечества была источником история, оп­тимизма К.: он был убежден, что период социальных и нац. переворотов в Европе принесет освобождение угнетенным слав, народам. Путь к этому К. видел в создании активного единства всех славян, осуществ­ление к-рого, по К., будет содействовать выполне­нию их историч. миссии, приписываемой этим народам Гердером: после греков, римлян, германцев и роман­ских народов славяне должны взять на себя роль ру­ководителей и осуществить идею свободы и человеч­ности. Для этого они должны объединиться на основе широкого взаимного обмена в области культуры и просвещения. Идея К. о слав, взаимности оказала влияние на последующее национально-просветит. движение словаков (Л.Штур, Гурбан), чехов и дру­гих народов.

С оч.: Spisy, dl 1—4, Praha, 1862—63; Vybrani! spley, sv, i—2, Praha, 1952—56; Pamati г mladsich rokov livota, Brat., 1950; в рус. пер.— Из поэмы «Дочь Славы», в сб.: Пооаия сла­вян, СПБ, 1871.

КОЛЛЕКТИВИЗМ 563

Лит.: История философии, т. 2, М., 1957, с. 488—89;
Эк к А., Ян Коллар, «Варшавские университетские изв.»,
1900, № 1—5, 9; Н е е д л ы 3., Идеолог и певец славянской
взаимности, «Славяне», 1943, № 8; Фадеев А., Он любил
Россию и был любим ею, там же; Ormis J. V., Bibliografia
Jana Kollara, Brat., 1954. Э. Варошова. ЧССР.

КОЛЛЕКТИВИЗМ (первоисточник: лат. colligo — соединяю, объединяю) — особенность, характерная черта социалистич. и коммунистич. обществ, отно­шений и принцип коммунистич. морали, выража­ющий товарищество, солидарность, единство и общность интересов людей, их преданность об­щенародному делу. К. в корне противоположен ин­дивидуализму и эгоизму. К.— важнейший принцип классовой борьбы пролетариата. При социализме и коммунизме К. является всеобщим принципом нравств. поведения человека, соответствующим господствую­щим социальным отношениям.

В иримитивпой форме коллективистские отношения существовали в первобытном обществе. Их материаль­ной основой была общинная собственность на средства произ-ва. Коллективистские отношения воплощались в узах родства, общих потребностях, взаимопомощи в труде, в уравнит. распределении продуктов.

С разложением первобытнообщинного строя и воз­никновением классов К. перестал быть принципом обществ, отношений. «Самые низменные побуждения,— писал Энгельс,— вульгарная жадность, грубая страсть к наслаждению, грязная скаредность, корыст­ное стремление к грабежу общего достояния — яв­ляются воспреемниками нового, цивилизованного, классового общества; самые гнусные средства — во­ровство, насилие, коварство, измена — подтачивают старое бесклассовое родовое общество и приводят к его гибели» (Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 21, с. 99). В обществе, основанном на частной собственности и эксплуатации человека человеком, возникли отчужденность и вражда между людьми. Эволюция коллективистского сознания в классово-ан-тагонистич. обществе связана с революц. борьбой угнет. масс; в этич. воззрениях идеологов масс раз­рабатывались представления об общности интересов угнетенных, о любви к людям, требования счастливой жизни для всех людей, и т. д. И*деи верности общему делу, вЗаимо<г<тм7лци, товарищества составляли по­ложит, содержание морали передовых классов,

В период формирования капиталистич. отношений, ранних бурж. революций и утверждения бурж. строя в развитии коллективистских идей наметились раз­личные тенденции. Идеи К. содержались в учениях нек-рых прогрессивных бурж. мыслителей 17—1-й пол. 19 вв. Напр., Гельвеций, выступая против реакц. религ. морали, противопоставлял ей «земную» нрав­ственность, основу к-рой, наряду с «чувственными впечатлениями, себялюбием, наслаждением...», состав­ляет также доктрина «...правильно понятого личного интереса...» как главного мотива человеч. постучшов (см. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., 2 изд., т. 2, с. 144). Оп видел осн. задачу морали в опреде­лении условий, при к-рых возможно согласование «правильно понятого личного интереса» с т. и. общим интересом. «...Добродетельный человек не тот, кто жертвует своими привычками и самыми сильными страстями ради общего интереса,— такой человек невозможен,— а тот, чья сильная страсть до такой степени согласуется с общественным интересом, что оп почти всегда принужден быть добродетельным» (Гельвеций К. А., Об уме, М., 1938, с. 213).

У Фейербаха коллективистские идеи нашли выраже­ние в учении о морали, осп. принципами к-рой были якобы свойственное людям от природы сердечное влечение друг к другу и стремление к счастью. Истинная мораль, по Фейербаху, «...не знает ника­кого собственного счастья без счастья чужого, не

знает и не хочет никакого изолированного счастья, обособленного и независимого от счастья других лю­дей... Она зпает только товарищеское, общее сча­стье» (Избр. фжлос. произв., т. 1, М., 1955, с. 621).

Бурж. мыслители не смогли научно обосновать гармо­нию личных и обществ, интересов, т. к. не выходили за рамки бурж. общества, не выступали против его материальных основ — частной собственности и экс­плуатации.

Важную роль в развитии коллективистских идей сыграли учения представителей утопич. социализ­ма (Мор, Кампанелла, Морелли, Мабли и др.). При своеобразии взглядов каждого утописта, что связа­но с конкретными история, условиями их деятельно­сти, в целом для них характерно отрицание частной собственности и выдвижение проектов организации обществ, произ-ва, объединяющего людей в единый коллектив.

Принцип К. включен в систему Бабёфа, к-рый вы­ступил от лица пробуждавшегося пролетариата с планами установления во Франции коммунистич. строя, «общества равных». Отношения между чле­нами коммунистич. хоз. общин должны складываться на основе коллективистских принципов равенства, всеобщего братства и общего благосостояния. Ликви­дировать противоположность интересов можно, по мнению Бабёфа, путем установления коммунистич. порядка, «...при котором никто не должен ничем вла­деть частным образом, в котором все должны пользо­ваться всем сообща» (цит. по кн.: Волгин В. П., Французский утопический коммунизм, 1960, с. 61).

В 19 в. коллективистские идеи получили даль­нейшее развитие в соч. Сен-Симона, Фурье, Оуэна. Сен-Симон разработал проект мероприятий с целью «...поставить человека в такое положение, чтоб его личные интересы и интересы общественные постоянно находились в согласии» (Избр. соч., т. 1, М.— Л., 1948, с. 115, прим.). Фурье в учении о человеч. стра­стях и «социетарном строе» пытался обосновать необ­ходимость иузникновения такого строя, к-рый спо­собствовав бы удовлетворению присущих человеку Страстей, согласованное действие к-рых «порождает страсть коллективную», и привел бы к полному расц­вету задавленные при строе эксплуатации «сцепляю­щую», «разнообразящую», «упорядочивающую» стра­сти и страсть «гармонизма». Комбинированная гар­мония страстей должна стать принципом организации труда (см. Избр. соч., т. 1, М.— Л., 1951, с. 195—96).

Коллективистские идеи выдвигались в соч. Ка-бе, Дезами, Вейтлинга и др. Вейтлипг считал, что человечество создаст социализм в виде гармониче­ского общества и «...установит общность имуществ и соединится в одну большую дружную семь"ю...», но в то же время отрицал значение организованного пролет, движения (см. «Человечество, каково оно есть и каким оно должно быть», П., 1918, с. 9). Однако планы переустройства общества Сен-Симона, Фурье, Оуэна, др. утопистов и их последователей были отор­ваны от реальной жизни и отрицали революц. методы обществ, преобразований.

В России проблемы К. разрабатывались революц. демократами (Герцен, Белинский, Чернышевский) и революц. народниками. Чернышевский рассмат­ривал общинный строй как коллективистскую ос­нову для перехода к социализму, нравств. обнов­ления людей. Принцип «разумного эгоизма» в эти­ке Чернышевского выражал созпат. подчинение всего личного общему делу борьбы за свободу и счастье на­рода, сознание обществ, долга, К. «...Общечеловече­ский интерес,— но Чернышевскому,— стоит выше вы­год отдельной нации, общий интерес целой нации сто^ ит выше выгод отдельного сословия, интерес многочис­ленного сословия выше выгод малочисленного» (Поли.

564 КОЛЛЕКТИВИЗМ

собр. соч., т. 7, 1950. с. 286). Однако он не смог дать последовательно-научного обоснования К.

Развитие пролет, движения обусловило рождение новой, пролет, морали, противопоставившей бурж. индивидуализму принцип коллективизма. Маркс и Энгельс показали, что К. с неизбежностью порож­дается условиями труда и жизни рабочего класса, связанного с крупным произ-вом. «Прогресс промыш­ленности, невольным носителем которого является буржуазия...ставит на место разъединения рабочих конкуренцией революционное объединение их посред­ством ассоциации» (Соч., 2 изд., т. 4, с. 435—36), Ка-питалистич. эксплуатация и развитие противоречий капитализма подводят пролетариев к необходимости классовой борьбы против капитала, защиты обще­классовых интересов. На первой ступени эта борьба носит еще стихийный характер, и коллективистское сознание возникает в среде рабочего класса первона­чально как отражение опыта его экономич. борьбы. Однако в процессе борьбы против буржуазии в пролет, среде развивается понимание необходимости товари­щества, солидарности и преданности общему делу. Коллективистский принцип «все за одного, один за всех» становится долгом, обязанностью рабочего — борца против капиталистич. рабства. Маркс говорил, что «человеческое братство в их устах не фраза, а исти­на, и с их загрубелых от труда лиц на нас сияет чело­веческое благородство» (Маркс К. и Энгельс Ф_м Из ранних произведений, 1956, с. 607).

Научный социализм дает теоретическое обосно­вание пролетарскому К., способствует его распрост­ранению среди рабочих. Маркс и Энгельс дока­зали противоположность пролетарского К. «мнимой коллективности» эксплуататоров. «В существовавших до сих пор суррогатах коллективности — в государ­стве и т. д.— личная свобода существовала только для индивидов, развивавшихся в рамках господст­вующего класса, и лишь постольку, поскольку они были индивидами этого класса... В условиях дейст­вительной коллективности индивиды обретают сво­боду в своей ассоциации и посредством её... Общест­венные отношения, в которые вступал]! индивиды ка­кого-нибудь класса и которые обусловливались их общими интересами против какого-либо другого класса, составляли всегда такую коллективность, к которой индивиды принадлежали лишь как средние индивиды, лишь постольку, поскольку они жили в условиях существования своего класса; они находились в этих общественных отношениях не как индивиды, а как члены класса. Совершенно обратное имеет место при коллективности революционных пролетариев, ставя­щих под свой контроль как условия своего существо­вания, так и условия существования всех членов об­щества: в этой коллективности индивиды участвуют как индивиды» (Маркс К. и Э н г е л ь с Ф., Соч., 2 изд., т. 3, с. 75—76). Достижение подлинной коллек­тивности Маркс и Энгельс связывали с революц. унич­тожением частной собственности и эксплуатации.

К. рабочего класса включает в себя междунар. солидарность рабочих и всех трудящихся, к-рую марк­сизм противопоставляет как «...национальному эгоиз­му, так и лицемерному частноэгоистическому космо­политизму...» (Энгельс Ф., там же, т. 2, с. 587). Требование К.— ставить интересы общего дела рабо­чего класса выше частных интересов, классовые ин­тересы выше групповых — нашло выражение в про­возглашенном основоположниками марксизма лозунге «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!». Подлинный расцвет пролет. К. связан с неизбежностью победы коммунизма, «...в котором общность интересов возве­дена в основной принцип, в котором общественный ин­терес уже не отличается от интереса каждого отдель­ного лица!» (там же, с. 538).

Маркс и Энгельс показали, что «только в коллек­тиве индивид получает средства, дающие ему воз­можность всестороннего развития своих задатков, и, следовательно, только в коллективе возможна личная свобода» (там же, т. 3, с. 75). «На место старого бур­жуазного общества с его классами и классовыми противоположностями приходит ассоциация, в кото­рой свободное развитие каждого является условием свободного развития всех» (там же, т. 4, с. 447).

Творчески развивая марксизм и марксистскую эти­ку, Ленин внес существ, вклад в разработку вопросов коллективизма. Ленин показал, что К., как важней­ший принцип классовой борьбы пролетариата, лежит в основе содержания пролет, морали, без овладения к-рым невозможен рост социалистпч. сознательности пролетариата. Задача социал-демократов, писалЛении, «...развивать в рабочих сознание своей солидарности, сознание общих интересов и общего дела всех русских рабочих, как единого рабочего класса, составляющего часть всемирной армии пролетариата» (Соч., т. 2, с. 305). Без воспитания пролетариата в духе К., дис­циплинированности, преданности общему делу не­возможны успешная политич. борьба и полная побе­да пролетариата над буржуазией.

Воспитание пролетариата в духе коллективизма Ленин связывал с необходимостью сочетания инте­ресов рабочего класса нашей страны с интересами ми­рового пролетариата. Ленин призывал бороться «...п рот и в мелконациональной узости, замкну­тости, обособленности, за учет целого и всеобщего, за подчинение интересов частного интересам общего» (там же, т. 22, с. 332).

Победа социалистпч. революции, установление об­ществ, собственности, уничтожение эксплуатации и утверждение социалистич. обществ, отношений созда­ют реальные возможности для объединения всех тру­дящихся, воспитания их в духе пролет. К. В условиях социализма гл. средством такого восйитания является социалистич. труд, основанный на товарищеской вза­имопомощи и сотрудничестве, т. к. «...собственность разъединяет, а труд соединяет» (там же, т. 31, с. 300). Ленин говорил, что в строительстве социализма «мы будем работать, чтобы вытравить проклятое правило: „каждый за себя, один бог за всех"... Мы будем рабо­тать, чтобы внедрить в сознание, в привычку, в по­вседневный обиход масс правило: „все за одного и один за всех"...» (там же, с. 103).

В процессе строительства социализма и коммуниз­ма на основе общности коренных интересов рабочих, крестьян, интеллигенции, в результате всесторонней идейно-воспитат. деятельности коммунистич. партии и социалистич. гос-ва происходит широкое внедрение К. во все сферы жизни трудящихся.

Главными чертами всего социалистич. общества и каждого социалистич. коллектива являются: объеди­нение людей не только в общей цели и в общем труде, но и в общей организации этого труда; органич. связь со всеми другими коллективами; наличие органов уп­равления и координирования, уполномоченных в первую очередь представлять интересы коллектива и общества; принципиальное признание единства тру­дового человечества... (см. А. С. Макаренко, Соч., т. 5, 1958, с. 353—56).

Существ, чертой социалистич. К. является осозна­ние места и роли каждого человека и коллектива в обществе, в системе социалистич. обществ, отноше­ний, понимание значения и задач своей деятельности, развитие на этой основе произв. и обществ, активности и инициативы каждого труженика. Связь с произ­водств, коллективом служит раскрытию и примене­нию способностей, приложению труда и знаний че­ловека, его коммунистич. воспитанию. Важную роль в укреплении коллектива, связей индивида и коллек-

КОЛЛЕКТИВИЗМ —КОЛЛИНГВУД 565

тива играет правильное сочетание материальных и моральных стимулов к труду. Значение и сфера дея­тельности производств, коллектива в социалистиче­ском обществе расширяется и охватывает труд, организацию свободного времени, включающего от­дых и дальнейшее научное, художеств., физич. раз­витие человека, а также во все возрастающей степени и его быт. Наиболее ярко эти особенности проявля­ются в движении за коммунистический труд.

В условиях социализма в сознании и поведении нек-рых людей еще сохраняются пережитки капита­лизма, к-рые проявляются, напр., в форме мелко-собственнич. психологии, эгоизма, национализма, суе­верий и предрассудков и т. д. Эти пережитки прео­долеваются в процессе коммуннстич. строитель­ства, усиления обществ, воздействия на членов об­щества, являющихся носителями пережитков. К. в условиях социализма проявляется в моралыю-политич. единстве общества, социалистич. интернацио­нализме, дружбе и братском сотрудничестве народов.

В период развернутого строительства коммунизма в СССР идеологич. работа партии, гос-ва и др. об­ществ, организаций направлена на дальнейшее раз­витие и укрепление К. и его материальных основ, на полное преодоление отсталых взглядов и нравов, на дальнейшее идейно-политич. сплочение всех тру­дящихся.

Программа КПСС ставит целью утверждение кол­лективистских начал во всех сферах жизни строи­телей коммуннстич. общества, моральный кодекс к-рых включает «коллективизм и товарищескую взаимо­помощь: каждый за всех, все за одного». «Совместный, планомерно организованный труд членов общества, их повседневное участие в управлении государствен­ными и общественными делами, развитие коммунисти­ческих отношений товарищеского сотрудничества и взаимной поддержки ведут к преобразованию созна­ния людей в духе коллективизма, трудолюбия и гуманизма» (Программа КПСС, 1961, с. 117).

Представители различных направлений совр. бурж. философии, социологии и этики стремятся всячески опорочить обществ, собственность и К. Напр., нео­томисты объявляют обществ, собственность источни­ком подавления личности, лживо утверждают, будто «коммунизм жертвует человеком во имя коллектива». Прагматисты (Дьюи и др.) стремятся противопоставить марксистскому К. «новый» или «этический» индиви­дуализм, являющийся «величайшим достижением аме­риканской жизни», так как он «...означает инициати­ву, изобретательность, ответственность в выборе веры и поведения» (Dewey J., Reconstruction in philo­sophy, L., 1921, p. 194).

Бурж. моралисты провозглашают абсолютную сво­боду личности «...брать все, что только возможно, даже за счет коллектива...» (Д е в и с Д., Капита­лизм и его культура, М., 1949, с. 289), пытаются при­мирить бурж. индивидуализм и К., убеждают искать «средний путь» — путь, который уничтожает дихо­томию на крайний индивидуализм и коллективизм (см. do H u s z а г L. В., Practical applications of de­mocracy, N. Y., 1945, p. 115).

Социалистич. действительность, обеспечивая под­линную свободу и расцвет личности, реальные воз­можности для гармоничного сочетания личных инте­ресов с общественными, полностью опровергает ут­верждения бурж. идеологов о невозможности сочетать личные и обществ, интересы. Социалистич. К. не ведет к растворению личности в коллективе, а, наоборот, является условием раскрытия и проявления ее спо­собностей и дарований.

Лит.: Маркс К. иЭнгельс Ф.. Немецкая идеоло­гия, Соч., 2 изд., т. 3, разд. 1; их же, Манифест Коммуни­стической партии, там же, т. 4; Л е н и н В. И., О националь­ной гордости великороссов, Соч., 4 изд., т. 21; е г о же, Ве-

ликий почин, там же, т. 29; е г о ж е, От разрушения векового
уклада к творчеству нового, там же, т. 30; его же, От пер­
вого субботника на Московско-Казанской железной дороге
ко всероссийскому субботнику-маевке, тамже, т. 31, с. 102—
104; его же, Задачи союзов молодежи, там же; Б е 0 е л ь А.,
Будущее общество, М., 1959; Калинин М. И., О ком­
мунистическом воспитании. [Сб.],. М., 1959; Хрущев
Н. С, Воспитывать активных и сознательных строителей ком­
мунистического общества, М., 1958; его же, Созидательным
трудом крепить дело мира, обеспечить победу в экономическом
соревновании с капитализмом. Выступление на Всесоюзном
совещании передовиков соревнования бригад и ударников
коммунистического труда 28 мая 1960 г., М., 1960; его же,
Отчет ЦК КПСС XXII съезду партии, М., 1961, ч. 2, § 6;
его же, О Программе КПСС, М., 1961, ч. 4, § 4; Программа
КПСС, М., 1961, ч. 2, разд. 5, § 1; Л у н а ч а р с к и й А. В.,
Мещанство и индивидуализм. Сб. статей, М.—П., 1923; Пле­
ханов Г. В., Анархизм и социализм, Соч., т. 4, М., 11925];
его же, Учение о нравственности, там же, т. 5, М., [1925];
Гак Г. М., Социалистическое общество и личность, М.,
1945; Горький А. М., Разрушение личности, Соч., т. 24,
М., 1953; Крупская Н. К., О коммунистическом
воспитании, [М.], 1956; Макаренко А. С, О коммуни­
стическом воспитании, М., 1956; С м и р н о в Г., Социали­
стические отношения между людьми в непосредственном про­
цессе производства, «Коммунист», 1958, JV» 17; Федоре н-
к о Е. Г., Коммунистическая нравственность, [К.], 1958;
Шишкин А. Ф., Основы коммунистической морали, М.,
1955; его же, Из истории этических учений, М., 1959; С а м-
с о н о в Р. М., Формирование и укрепление коллективизма и
преодоление пережитков индивидуализма, в сб.: Проблемы
коммунистического воспитания, М., 1960; Вопросы марксист­
ско-ленинской этики, М., 1960; Проблемы коммунистического
воспитания. Сб. статей, М., 1960; Э н г с т Я., Некоторые проб­
лемы научной этики, пер. с чеш., М., 1960; Францев Ю.П.,
Социалистический коллективизм и формирование личности,
«Вопр. философии», 1961, № 5; Шахназаров Г., Раз­
витие коллективистского сознания, «Политическое самообра­
зование», 1961, Л» 7; Н о в и к о в Н. В., Современный аме­
риканский капитализм и буржуазная проповедь «коллективиз­
ма» и «сотрудничества», в сб.: Новейшие приемы защиты ста­
рого мира, М., 1962; L е 1) ш я n G., Das Kollektivbewusstsein,
В., 1928; К a s s n е г R., Der Einzelne und der Kollektivmensch,
Bern, [1931]; Dewey J., Individualism, old and new,
N. Y., 1930; его же, Problems of men, N. Y., 1946; R о р k e
W., Die Krise des Kollektivismus, Erlenbach—Z., [1948];
В Ion del Ch., Introduction a la psychologie collective.
5 ed., P., 1952; E r t e 1 Ch., Der Kollektivmensch, [Limburg
a. d. Lahn, 1950]; HeinemannFr., Existenzphilosophie
lebendig oder tot?, Stuttg., 1954; Kollektive oder freie Ord-
nung, Diisseldorf, 1956. Л. Сентебов. Москва.

КОЛЛИЗИЯ (от лат. collisio — столкновение) — категория этики и эстетики, означающая столкно­вение, противоречие и борьбу характеров в иск-ве, интересов, чувства и долга в нравств. поведении. См. Конфликт.

КОЛЛИНГВУД (Collingwood), Робин Джордж (1889—1943) — англ. философ, представитель неоге­гельянства, историк, специалист по древней исто­рии Британии. Проф. философии в Оксфорде (с 1935). Согласно К., философия, в отличие от частных наук, опирающихся на чувств, опыт, есть изучение «опыта мышления», «мышления второго порядка». К. считает, что понятия философа не подчиняются правилам фор­мальной логики, к-рые сохраняют силу применитель­но к понятиям науки; в сфере философии приобретает значение диалектич. логика, «чьим объектом служит не абстрактная, а конкретная мысль истории и фило­софии» («Speculum mentis or the Map of knowledge», Oxf., 1924, p. 195). Противопоставляя формальную логику, как единственную «логику науки», диалектич. логике, как логике филос. знания, К. вместе с тем противопоставляет естествознание философии, а так­же изымает диалектику из мира природы, рассмат­ривая ее как исключит, принадлежность мышления. Метод философии, по К.,— классификация материа­ла опыта путем установления отношений субордина­ции между различными его видами, «шкала форм»; такую «шкалу форм» образуют иск-во, религия, наука, естествознание, история и философия. Эта восходя­щая иерархия «форм духовной активности» основы­вается, соответственно, на воображении, символиза­ции и абстракции. В философии, к-рая, по К., есть высшая форма духовного самосознания, ибо делает своим предметом историю, субъект приходит к аб-

566 КОЛЛИНЗ —КОЛЛОНТАЙ

солютному знанию, обнаруживая, что внешний мир есть «проекция духа». В последний период жизни К. под влиянием Б. Кроне все более склонялся к «аб­солютному историзму», растворяющему философию в истории (причем история рассматривается как история мысли историка, — см. The idea of history, Oxf., 1946, p. 215). 15 этот период философия для К.— не наука о реальности (хотя бы и духовной), а выяснение при помощи метода исторнч. релятивизма (т. и. логики вопроса и ответа) «абсолютных логич. предпосылок знания», принимаемых в данную эпоху. Эти предпосылки совпадают с «символом веры». В связи с этим в основе знания лежат «постулаты ве­ры». Так философия К. смыкается с теологией. Од­нако К. имеет опред. заслуги в критике иррационализ­ма и позитивизма.

С о ч.: Religion and philosophy, L., 1916; Speculum mentis, Oxf., [1924]. Faith and reason, L., 1928; An essay on philoso­phical method,Oxf., [1933];Human nature andhuman history..., L., [1936]; An essay on metaphysics, Oxf., 1940; The new Levia­than, Oxf., [1942]; An autobiography, N. Y., [1944]; The prin­ciples of art, Oxf., [1947]; The idea of nature, Oxf., 1945; The idea of history, Oxf., 1956.

Лит.: Киссель М. А., Р. Коллингвуд и борьба объек­
тивного идеализма с позитивизмом, «Филос. науки», (Научн.
доклады высшей школы), 1960, № 2; Т о m 1 i n E. W. F.,
R. G. Collingwood, [L., 1953]. M. Киссель. Ленинград.

КОЛЛИНЗ (Collins), Джон Антони (1676—1729) — англ. философ-деист, просветитель. Ученик и друг Локка, он был одним из тех мыслителей, к-рые, по словам Маркса, «уничтожили последние теологиче­ские границы локковского сенсуализма» (М а р к с К. и Э н г с л ь с Ф., Соч., 2 изд., т. 2, с. 144). Деизм К. заключал в себе явную материалистич. тенденцию. В «Письме к Додуэллу» он защищал материалистич. понимание души и отрицал ее бессмертие. В поле­мике с Кларком он отстаивал детерминизм от идеа-листич. учения о свободе воли. К. причислял себя к «секте свободомыслящих». Сохраняя веру в бога, К. все усилия своей мысли направил на ограждение науч. познания от фидеизма и христианской мифо­логии. Все его работы проникнуты глубоким ува­жением к разуму и стремлением к мышлению, не­зависимому от церк. догматики. Религ. верования должны сообразоваться с требованиями естеств. ра­зума. К. выступал против фидеистич. различения сверхразумпого и противоразумного. Разоблачая не­соответствие библейских мифов естеств. разуму, К. пытался дать им аллегорич. истолкование. Все работы К. публиковались анонимно и вызывали десятки резких контрвыступлений со стороны клерикалов и теологов. Деистич. взгляды К. и его единомыш­ленников послужили также объектом одной из сатир Дж. Свифта («T-l-nd's invitation to Dismal to dine with the Calves-Head Club», 1712).

Соч.: An essay concerning the use of reason in propositions, the evidence whereof depends upon human testimony, 2 ed., L., 1709; A discourse of free-thinkine, occasion'd by the rise and growth of a sect called free-thinkers, L., 1713; A discourse of the grounds and reasons of the Christian religion, new ed., L., 1741; A philosophical inquiry concerning human liberty, new ed., Birmingham, 1790.

Лит.: Thorschmid U. G., Critische Lebensgeschichte
Anton Collins, des ersten Freidenkers in England, Dresden—
Lpz., 1755. Б. Быховский. Москва.

КОЛЛОНТАЙ, Александра Михайловна [19 марта (1 аир.) 1872—9 марта 1952] — деятельница россий­ского и международного революц. рабочего движения, публицист и дипломат. Род. в Петербурге в семье ге­нерала Домонтовича. Изучала экономич. науки в Цю­рихском уп-те. В революц. движении с 90-х гг. С 1906 примыкала к меньшевикам. В 1915 вступила в партию большевиков. В 1908—17 в эмиграции. Вер­нувшись в Россию весной 1917, активно участвовала в Октябрьской революции, вошла в состав первого сов. пр-ва в качестве наркома социального обеспе­чения. В 1920 заведовала женотделом ЦК партии, в 1921—22 — зам. пред. Междунар. женского секре-

тариата при Исполкоме Коминтерна. С 1922 —па дипломатич. работе.

Выступая в дореволюц. России со статьями по воп­росам педагогики, философии, политэкономии, К. в борьбе с реакц. идеологией отстаивала марксистское мировоззрение. В работе «Основы воспитания по взгля­дам Добролюбова» (см. «Обра­зование», 1898, №№ 9—11) К. раскрыла педагогич. и эти­ческие воззрения рус. ре­волюц. демократа. Статьи К. «Проблема нравственности с позитивистской точки зре­ния» (там же, 1905, № 9, 10), «Этика и социал-демократия» (там же, 1906, ■№ 2) и др. бы­ли направлены против идеа-листич. трактовки этики как внеисторич. и внеклассовой категории, будто бы прису­щей «природе» субъекта. Вскрывая классовое содер­жание философии Ницше, К. доказывала, что ниц­шеанство содержит «...все те нравственные чер­точки, какими буржуазно-капиталистическое обще­ство всего более дорожит» (там же, 1905, № 10, с. 105). В совр. условиях «...именно в классе буржуаз­ном могла и должна была зародиться та проповедь безграничного индивидуализма, которая в лице Макса Штирнера, Ницше и Гюйо получила свое наи­более яркое выражение» (там же, с. 100). Если для буржуазии гуманные этич. нормы — излишнее бремя и она их отбрасывает прочь, то для пролетариата, выдвигающего на первый план принцип солидарно­сти, объединения, самоотвержения, интересы класса выше индивидуального блага. К. подчеркивала гуман­ность классовой морали пролетариата, содержащей в себе важнейшие элементы будущей общечеловеч. нравственности (см. там же, 1906, № 2, с. 27—28).

В 1916 была издана отредактированная Лениным брошюра К. «Кому нужна война?» (поправки Ленина к этой брошюре см. в кн.: Ленинский сборник, XVII, с. 324—30); в ней был дан анализ социально-эко-номич. причин первой мировой войны.

Значит, вклад К. внесла в разработку женского вопроса и в развитие женского рабочего движения. В кн. «Социальные основы женского вопроса» (1909), «Общество и материнство» (1916), «Труд женщины в эволюции хозяйства» (1920) и др. К. показывала, что положение женщин в обществе определяется господствующими производств, отношениями, что пол­ное раскрепощение женщины требует разносторонних социальных мероприятий: освобождения ее от хо­зяйств, забот, передачи обществу многих функций по воспитанию детей, создания широкой сети яслей и детских садов, обществ, столовых, школ-интернатов. Создание подобных условий в рамках эксплуататор­ских обществ невозможно. С победой социалистич. революции возникают необходимые предпосылки не только ддя равного с мужчиной участия женщины в процессе обществ, произ-ва, но и для обеспечения женщине равноправного положения в семье. Обоб­щая опыт первых лет диктатуры пролетариата, К. утверждала, что прежняя семья с зависимым поло­жением в ней жены и матери уходит в прошлое. Новые условия порождают новые взаимоотношения в семье. При этом К. подметила ростки новых взаимо­отношений в социалистич. семье, но вместе с тем воз­водила в абсолют ряд временных ненормальных яв­лений, порожденных эпохой военного коммунизма («Новая мораль и рабочий класс», М., 1918, «Семья и коммунистическое государство», М.—П., 1918; «Любовь пчел трудовых», П., 1923, и др.). Впо-

КОЛЛОНТАЙ — КОЛМОГОРОВ 567

следствии К. сама высмеивала свои прежние пред­ставления о «свободной любви».

К. участвовала в дискуссии о профсоюзах (1921), выступая на стороне т. н. рабочей оппозиции, но по­сле речи Ленина на X съезде партии поняла оши­бочность платформы оппозиции, признала правиль­ными решения съезда и последовательно их выпол­няла.

С о ч.: Жизнь финляндских рабочих, СПБ, 1903; Основные аграрные тенденции, тури. «Правда», 1904, ин. 11; К «опросу о классовой борьбе, [СПБ, 1905]; Финляндия и социализм. Сб. статей, СПБ, [1906]; Судьба человечества в вопросе о народо­населении, «Жизнь», 1м10, № 2; Кто такие социал-демократы и чего они хотят?, 2 изд., П., 1917; Карл Либкнехт и Роза Люксембург, «Рабочий мир», 1919, № 2—3; Тезисы о ком­мунистической морали в области брачных отношений, «Комму­нистка», 1921, № 12—13; Брак и быт, «Рабочий Суд», 1926, М 5; По «божеским» делам у монахов, «Смена», 1927, № 20; Иь воспоминании, «Октябрь», U46, № я; Воспоминания об Ильиче, М., 1959; Американские дневники. 1915—1916, «Историч. архив», 1962, № 1, с. 12S—59.

Лит.; У т к е с Д., А. М. Коллонтай, в кн.: Славные боль­
шевики, М., 1958; Pelencial. d e, A. Kollontay, ambas­
sadress from Russia, N. Y., 1947. В. Бильшай. Москва.

КОЛЛоНТАИ (Kolrataj), Гуго (1 апр. 1750—28 февр. 1812) — польский обществ, деятель и мысли­тель-материалист. Род. в мелкошляхетской семье. Окончил Краковский ун-т, получив звание д-ра фи­лософии (1768); в Риме в 1770 защитил диссертацию на звание д-ра нрава и бого­словия. Обществ, деятель­ность начал (1776) в Комис­сии нар. образования. На Четырехлетнем сейме К. был идеологом т. н. Патриотич. партии, ставившей целью умеренно-прогрессивную ре­форму гос-ва и социально-:>кономич. отношений. Спо­собствовал созданию и при­нятию Конституции 3 мая 1791. После того как одер­жала верх коптрреволюц. Тарговицкая конфедерация, К. эмигрировал. В вос­стании 1794 под руководством Костюшки возглав­лял республиканцев. После поражения восстания был осужден как «опасный революционер» на 8 лет (1794—1802) тюремного заключения. В последние годы жизни занимался гл. обр. науч. работой в области истории, этики, философии, геологии, а также вопросами школьного дела. Осн. работы К.: «Письма анонима» («Anonyma listow kilka», cz. 1—3, 1788—89), «Последнее предостережение Польше» («Ostatnia przestroga dla Polski», 1790), «Критический разбор основ истории начала человеческого рода» («Rozbior krytyczny zasad historyi o poczatkach rodu ludzkiego», t. 1—3, 1842), «Физическо-моральный по­рядок» («Porzadek fizyczno-moralny...», 1810, послед­нее изд. 1955).

Центр, пункт филос. идей К.— борьба за освобож­дение человеч. разума от пут религии и схоластики. К. положил начало науч. изучению религии в Польше. По К., религия — создание самих людей. Идея бога — религ. видоизменение филос. гипотезы о пер­вопричине; однако осн. факторы, создающие религ. установления,— обман и частные интересы деспотов и правящих групп. В их руках религия является ору­дием политич. господства. В борьбе с феод.-католич. моралью К. отстаивал принципы светской этики; отбрасывая надприродные правила поведения, К. видел источник этич. норм в «физико-моральных» за­конах.

Материализм К. выступал в деистич. оболочке. Де­изм был для К. гипотезой, необходимой для ответа на вопрос о первопричине мира. Действит. миром, по­нимаемым как внутри себя связанное материальное

бытие, управляют внутр. закономерности, исследо­вание к-рых, по К., составляет задачу науки. Есть три рода закономерностей; 1) действие одних охваты­вает все предметы и процессы материального мира; 2) действие других охватывает только мир живых существ; 3) действие третьих касается лишь человека и человеч. общества.

Человек и общество, являющееся частью материаль­ного мира, подчиняются определенным, вечным и неиз­менным закономерностям. С этих позиций К. крити­ковал «дурные» общества и политич. образования, противоречащие «закону природы». Последнее понятие отождествлялось К. с понятием «требование разума». Пытаясь преодолеть абстрактную схему «закона природы», К. стремился сформулировать принцип историзма; он полагал, что обществ, взаимоотноше­ния, мораль, обычаи и взгляды людей различ­ных эпох надо рассматривать конкретно, вникая в условия их жизни,традиции и т. д. Ученый не даст цен­ных исследований, если свои суждения о людях прош­лого «...захочет вывести... из своей собственной учёно­сти, из теперешнего состояния общества, из законов и обычаев, под властью которых он живёт и к которым он привык» (Избр. произв. прогрессивных польских мыслителей, т. 1, М., 1956, с. 426). Предпосылкой этого методологич. правила К. был тезис: «образ жиз­ни каждого человека зависит от способа удовлетворе­ния его потребностей. В зависимости от степени их удовлетворения создается его моральный характер; а удовлетворение этих потребностей зависит от владе ния и пользования теми вещами, которые его окру­жают...» (там же, с. 434). Поэтому, чтобы познать человека, нужно познать природную и социальную среду, сформировавшую его.

В теории познания К. был сторонником материали стпч. сенсуализма, последователем Кондильяка и Гельвеция. Однако К. пытался преодолеть односто­ронность сенсуализма; он указывал на качеств, своеобразие логич. познания, рассматривал познание как процесс, тесно связанный с потребностями, ин­тересами и деятельностью народа.

Поиск по сайту: