Докритический период. 11 страница

В разделе «Материалистическое понимание исто­рии» Ленин показывает, как историч. материализм дает возможность исследовать деятельность масс насе­ления, всесторонне изучить процесс развития общест-венно-экономич. формаций и свести совокупность противоречивых тенденций в обществе к борьбе клас­сов, на к-рые распадается общество в соответствии с условиями жизни и произ-ва. Теория классовой борьбы (раздел «Классовая борьба») поэтому стоит в неразрывной связи с материалистич. пониманием истории и требует от политич. деятеля последоват. проведения материализма в вопросах тактики клас­совой борьбы; «... без этой стороны материализма Маркс справедливо считал его половинчатым, одно­сторонним, мертвенным» (Соч., т. 21, с. 58).

Свое подтверждение и развитие материалистич. теория Маркса получила в его экономич. учении. В разделе «Экономическое учение Маркса» Ленин излагает это учение, следуя логике «Капитала» Маркса, подчеркивая и выделяя все важное и новое, что дал Маркс в политич. экономии. Он обращает внимание читателя на метод, применяемый при ана­лизе экономич. движения: «Великим шагом вперед экономической науки, в лице Маркса, является то, что анализ ведется с точки зрения массовых экономи­ческих явлений, всей совокупности общественного хозяйства, а не с точки зрения отдельных казусов или внешней поверхности конкуренции...» (там же, с. 49). Учение о неизбежности превращения каппта-листич. общества в социалистическое, вытекающее «... всецело и исключительно из экономического закона движения современного общества» (там же, с. 54), Ленин излагает в разделе «Социализм», где указывает на предпосылки и пути революц. преобра­зования общества. Заканчивается статья разделом «Тактика классовой борьбы пролетариата», в к-ром анализируются высказывания Маркса и Энгельса по поводу политич. борьбы рабочего класса в связи с различными историч. событиями. Через всю статью проходит идея связи марксизма с практикой рево­люционной борьбы рабочего класса за свое освобо­ждение.

Наличие в статье значит, числа цитат из произведе­ний Маркса и Энгельса объясняется тем, что Ленин, как об этом он писал в редакцию Гранат, хотел дать чита­телям словаря «все важнейшие заявления Маркса» по спорным вопросам, в первую очередь по фило­софии.

КАРЛЕИЛЬ — КАРЛИНИ 461

Работа Ленина, являющаяся замечат. образцом творч. разработки истории марксизма, переведена на мн. иностр. языки и языки народов СССР.

Лит.: Ленин В.И., [Письма] В редакцию изданий Гра­нат. 21. VII. 1914, 28 июля 1914, Соч.. 4 изд., т. 35; е г о же, [Письма] Секретарю редакции изданий Гранат. 17. XI. 1914, тамже;тоже, 4. I. 1915, там же, т. 36; е г о ж е, [Письма к родным]. 14. XI. 1914; 22. XII. 1914; 9. II. 1915; 22. X. 1916, там же, т. 37; История философии, т. 5, М., 1961, с. 157—60, 189—90, 248—49; Брушлинский В. К., Работа Ленина над философскими вопросами в 1914—1915 гг. (Сообщение), «Вопр. философии», 1947, № 2; Д р о б и н с к и й А. И., К. Маркс, Ф. Энгельс, В. И. Ленин и энциклопедическая лите­ратура, М., 1958; Чжан Юнь-хоу, Распространение философских произведений В. И. Ленина в Китае, «Вопр. фи­лософии», 1960, № 4; Издание и распространение произведений В. И. Ленина, М., I960; К а н д е л ь Е. П., Роль В. И. Ленина в разработке истории марксизма, в сб. статей: Ленинские идеи живут и побеждают, М., 1961. В. Нарпачёв. Свердловск. КАРЛЕИЛЬ (Carlyle), Томас (2 апр. 1795— 5 февр. 1881) — англ. реакц. историк, публицист, философ, представитель т. н. феодального социализма. Род. в Шотландии. Учился в Эдинбургском ун-те. В 1834 переохал в Лондон, где занимался пропагандой нем. лит-ры и издал написан­ный в духе нем. классич. идеа­лизма филос. роман «Сартор Резартус» («Sartor Resartus», 1833—34,рус. пер. 1902, букв. «Заштопанный портной»). Под влиянием идей утопического социализма и чартизма К. об­ратился к социальным вопро­сам современности, к-рым посвящены памфлеты «Чар­тизм» («Chartism», 1839) и др. В 1841 К. выступил с чте­нием лекций, изданных впо­следствии отдельной книгой «Герои, культ героев и героическое в истории» («On heroes, hero-worship and the heroic in history», 1840, рус. пер. 1891). К. «принадлежит та заслуга, что он выступил в литературе против буржуазии в то время, когда ее представления, вкусы и идеи полностью подчинили себе всю официальную английскую литературу». Однако, хотя «выступления его носили иногда даже революционный характер», критика современности у К. была «тесно связана с на редкость антиистори­ческим апофеозом средневековья». Он восторгался прошлым, но «современность приводит его в отчая­ние, а будущее страшит» (Маркс К. и Энгельс Ф., Соч.,2 изд., т. 7, с. 268 и 269). Подвергая критике бурж. общество, К. видел единств, выход в создании класса «новой аристократии» из просвещенных и нравственных пром. магнатов, к-рые могли бы соз­дать новую организацию труда с опекой сверху и добровольным подчинением снизу (см. «Прошлое и настоящее» — «Past and Present», 1843; рус. пер. 1906). Революция 1848, по словам Энгельса, «сделала из Карлейля законченного реакционера» (там же, т. 2, с. 513, прим.), что нашло отражение, в частности, в его последнем крупном труде «История Фридриха II» («History of Friedrich II of Prussia», V. 1 — 13, 1858—65). На мировоззрение К. большое влияние оказали нем. философия (Фихте, Шеллинг) и нем. реакц. ро­мантизм. Философия К. носила религ.-идеалистич. характер; но он был противником ходячих религ. представлений и офиц. церкви: «Весь его образ мыс­лей пантеистический, и притом немецко-панте­истический» (Энгельс Ф., там же, т. 1, с. 589). К. утверждал, что Вселенная — это «град божий» и что величественный на вид материаль­ный мир в сущности есть видимое и осязаемое про­явление божеств, силы. Согласно сформулирован­ной им «философии одежды» (см. «Сартор Резар­тус»), весь мир, вся история представляются в виде

ряда внешних, преходящих одеяний, эмблем, за к-рыми пребывает вечная божеств, сущность — единств, реальность. Объективно-идеалистич. уста­новки переплетаются в воззрениях К. с идеями, близкими кантианству. Пространство и время К. рассматривал как «формы мысли», «глубочайшие из всех призрачных видимостей». Чтобы проникнуть в истинную сущность мира, нужен, по К., не разум, а «воображение» — надо уметь смотреть так, чтобы сделать одежду «прозрачной». Филос. идеализм и ми­стика сочетались у К. с субъективизмом и волюнта­ризмом в социологии. Применив положения о творч. божеств, начале к истории, К. создал свой культ героев, «...как единственное спасение от чреватого безнадежностью настоящего, как новую религию» (Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 7, с. 269). В героях К. видел творцов истории, т. к. они— представители и носители идеи «божественного», тогда как масса «убога во всех отношениях» и предоставлен­ная самой себе должна пассивно повиноваться вож­дям. Никакого равенства, согласно К., не существует. Движение истории вперед всецело зависит от отд. личностей, одаренных необыкновенным талантом и посылаемых в мир провидением. Между массой и героем существует связь в виде культа, поклонения. Первоначально люди обожествляли героя, затем видели в нем пророка, в последующие эпохи — поэта, пастыря, писателя и, наконец, политич. вождя. Современная К. эпоха, по его мнению,— эпоха упадка, т. к. в ней нет героя и поэтому нет атмосферы, к-рая бы заряжала творческой духовной энергией.

Под флагом культа героев К. оправдывал в конечном счете угнетение и порабощение нар. масс и стремился теоретически защитить эксплу­ататорское общество от революции. Восхваляя «ге­роев», К. старался выделить в их поступках элемен­ты террора, деспотизма, жестокости. Напр., в дея­тельности Кромвеля он особо подчеркивал жесто­кое подавление им ирл. освободит, движения; в статьях 50—60-х гг. он восхвалял реакц. политику англ. пр-ва, его колониальную агрессию, расистский шовинизм. Его пропаганда «новых» методов силы позволяет совр. бурж. идеологам сближать К. с Ницше и ссылаться на него при оправдании культа «сверхче­ловека».

Теория «героев и толпы» подверглась решит, кри­тике марксизмом, исходящим из принципа, согласно к-рому главной, решающей силой обществ, развития являются трудящиеся массы, народ, что не герои тво­рят историю, а история выдвигает героев.

Соч.: Works..., v. 1—30, L., 1896 — 1901; Letters. 1826— 1836, v. 1—2, L.—N. Y., 1888; в рус. пер.— Французская ре­волюция, СПБ, 1907; Исторические и критические опыты, М., 1878; Этика жизни, СПБ, 1906.

Лит.: Энгельс Ф., Положение Англии. Томас Кар-лейль, «Прошлое и настоящее», Маркс К. и Эн­гельс Ф., Соч., 2 изд., т. 1; Map кс К. иЭнгельс Ф., Томас Карлейль. «Современные памфлеты. № 1. Современная эпоха. № 2. Образцовые тюрьмы», там же, т. 7; История фило­софии, т. 3, М., 1943; История философии, т. 2—3, М., 1957—59 (см. Именной указатель); Трахтенберг О. В., Очерки по истории философии и социологии Англии XIX ве­ка, [М.], 1959; ЯковенкоВ. И., Т. Карлейль, его жизнь и литературная деятельность, СПБ, 1891; Гензель П., Т. Карлейль, пер. с нем., СПБ, 1903; Д а у г е А. Г., Томас Кар­лейль, М., 1916; К а р е е в Н., Томас Карлейль. Его жизнь, его личность, его произведения, его идеи, П., 1923; Garnett R., Life of Thomas Carlyle, L., 1895; Proiide J. A., Thomas Carlyle, v. 1—2, L., 1897;Basch "V., Carlyle, l'homme et l'oeuvre, 8 ed., P., [1938]; Youn;L. M., Th. Carlyle and the art of history, Phil.—L., 1939; Ballmer A., Carlyle's Stellung zu Theorie und Praxis des modernen Kapitalismus, Basel, 1940 (Diss.); Lea F. A., Carlyle, L., 1943. E. Вейцман. Москва.

КАРЛЙНИ (Cariini), Армандо (р. 1878) — основа­тель и старейший представитель т. н. христианского спиритуализма в Италии. Центр, проблема филосо­фии К. (как и всего направления в целом) — проблема перехода «Я», «внутреннего» к трансцендентному,

462 КАРМА—КАРНАП

т. е. к богу. На своем пути к богу «самосознание», согласно К., проходит три фазы: светскую, эстетиче­скую и теологическую. В последней оно возвращается к самому себе, вступая на путь философии и религии и открывая в боге свое истинное начало и источник своей внутр. ценности. В отличие от нек-рых др-представителей христ. спиритуализма, напр. от Шакка, К. полагает, что рациональный путь доказа­тельства бытия бога недостаточен и потому необходим акт веры. Философия, следовательно, должна стать составной частью религии. Обскурантизм филос. взглядов К. органически сочетается с крайне реак­ционными социально-политич. воззрениями. По его мнению, примирение между церковью и гос-вом в Ита­лии «имеет гораздо большее историческое значение, чем французская революция» («Жизнь духа»— «La vita dello spirito», 1921).

К. активно поддерживал фашистский режим, про­пагандировал и восхвалял идеи фашизма.

Соч.: Neo-scolastica, idealismo e spiritualismo, Mil., 1933 (совм. с F. Olgiati); La religiosita dell'arte e della filosofia, Firenze, 1934; Filosofia e religione nel pensiero di Mussolini, Roma, 1934; II mito del realismo, Firenze, 1936; Lineamenti di una concezione realistica dello spirito umano, Roma, 1942; Perche credo, 2 ed., [Brescia], 1952; Alia ricerca di me stesso, Firenze, 1951; Cattolicesimo e pensiero moderno, Brescia, 1953.

Лит.: S с i а с с a M. F., II secolo XX, v. 2, Mil., 1947; V о 1 p e G. d e 1 1 a, Lo spiritualismo italiano contemporaneo, [pt 1] — La filosofia di A. Carlini, Messina, [1949]; G a 11 i G., Sul pensiero di A. Carlini, Torino, 1950; G a r i n Ё., Cro-nache di filosofia italiana (1900—1943), Bari, 1955.

С. Эфиров. Москва.

КАРМА (санскр.— деяние) — понятие др.-иид. фи­лософии и религии, в особенности индуизма. См. Индуизм.^

КАРМАТЫ — последователи мусульм. секты, воз­никшей в конце 9 в. в Юж. Месопотамии на почве антифеод, движения крестьян. Учение К. распро­странилось в Сирии, Хорасане и Йемене. В идео-логич. отношении учение К. было одним из те­чений исмаилшпов. К. не признавали религ. авто­ритета халифа, не выполняли обрядовых предписаний ислама, не считали обязательными нормы шариата, не почитали объектов мусульм. культа (в т. ч. храма Каабы и ее «черного камня») и т. д. После подавления движения К. войсками халифа в Месопотамии (906) К. создали особое гос-во в Эль-Ахсе (Вост. Аравия), куда они проникли еще в конце 9 в. Это гос-во суще­ствовало до конца 11 в. Местные крестьяне не платили податей и в случае нужды получали пособие от гос-ва; ростовщичество было запрещено. Гос-во К. сущест­вовало за счет эксплуатации. Секта К. распалась в конце 11 — нач. 12 вв.

Лит.: Насир-и Хусрау. Сафар-нама. Книга путешествия, пер. и вступ. ст. Е. Э. Бертельса, М.—Л., 1953; Беляев Е. А., Мусульманское сектантство, М., 1957;Goeje M. J. de, Memoire sur les Carmathes du Bahrain..., Leiden, 1886.

E. Беляев. Москва.

КАРНАП (Carnap), Рудольф (р. 18 мая 1891) — совр. амер. философ и логик, наиболее видный, наряду с М. Шликом, деятель Венского кружка неопозити­вистов, затем один из лидеров направления т. н. «философии науки». Преподаватель философии в Вен­ском ун-те (1926—31), проф. философии Германского ун-та в Праге (1931—35). В 1936 был приглашен для чтения лекций в США, где и остался после захвата Австрии и Чехословакии гитлеровской Германией. Проф. Чикагского (1936—52) и Калифорнийского (с 1954) ун-тов. Член Амер. АН, чл.-корр. Британ­ской академии, член Ассоциации символической ло­гики, Амер. ассоциации философии науки и др.

Логические взгляды. К. считает пред­метом «философии науки» анализ языка естеств.-науч. теорий с целью уточнения (экспликации, по К.) таких понятий, как истина, смысл, следование, аксиомати­зируемость (все применительно к естеств.-науч. тео­риям), закон науки, науч. объяснение и предсказание,

причинность, вероятность, подтверждение и опро­вержение гипотез и т. д., и на этой основе — исследо­вание науч. рассуждения и структуры науч. знания. К. в духе лейбницевской традиции различает логич. истину (уточнением к-рой служит понятие истины в формализованных языках) и фактич. истину (уточ­нением к-рой служит понятие степени подтверждения в индуктивной логике). Критерием первой является выводимость по законам логики или непосредств. проверка с помощью семантич. правил, устанавливаю­щих смысл применяемых терминов. При этом «законы логики» понимались К. первоначально в духе выдви­нутого им т. н. «принципа терпимости», согласно к-рому в основу естеств.-науч. теории может быть положена любая логич. система, если только ее пра­вила сформулированы содержательно и точно. (Впо­следствии К. по существу отошел от этого принципа, признавая, что предпочтение одной логич. системе перед другой может быть отдано на основе оценки результатов их практпч. применения). Критерием второй является сопоставление с фактами, сводя­щееся так или иначе к непосредств. наблюдению. Со­ответственно, смысл любого высказывания опреде­ляется его условием истинности, т. е. возможностью проверки (исчерпывающей либо частичной) его истин­ности. На этом пути К. считает принципиально воз­можным построить (на основе языка математики и физики) единый формализованный язык, на к-рый можно было бы перевести любую науч. теорию, выяв­ляя тем самым ее структуру и отношение к др. тео­риям. Программа построения этого «унифицирован­ного языка науки» и нек-рые результаты работы в этом направлении изложены в «Энциклопедии унифициро­ванной науки» («International enc. of unified science», изд. 1938—40), одним из редакторов и авторов к-рой был К.

В логич. эволюции К. выделяются три этапа. Пер­вый этап (до нач. 30-х гг.) характеризуется активным участием в Венском кружке и в разработке идей логич. эмпиризма. Его взгляды в этот период, сфор­мировавшиеся под сильным влиянием Витгенштейна, представляют собой своеобразное сочетание рассмотре­ния филос. проблем в духе традиц. эмпиризма с мето­дами, присущими т. и. рационализму, причем исполь­зующему все достижения в развитии логики. Наи­более ярким примером вышеуказанного является его книга «Логическая конструкция мира» («Der logische Aufbau der Welt», 1928), где, используя новые методы логики (логику отношений), К. пытался раскрыть логич. структуру («конституционную систему») про­цесса создания картины мира у отд. познающей лич­ности, исходящей от своих «непосредственных дан­ных», т. е. восприятий. В ряде работ этого периода (особенно в «Очерке логистики» — «Abriss der Logi-stik», 1929) К. начинает применять аппарат математич. логики к анализу понятий и аксиоматизации отд. теорий в конкретных науках (арифметика, геометрия, физика и лингвистика). Начиная с 1934 К. уделяет осн. внимание разработке специально логич. вопросов. Второй период развития его идей можно назвать «синтаксическим» (до 1936). В 1934 в работе «Логиче­ский синтаксис языка» («Logische Syntax der Sprache», англ. авториз. изд. 1937) К. обстоятельно рассматри­вает новейшие результаты в области логики, получен­ные после выхода труда «Principia of mathematica» (v. 1—3, 1910—1913) Б. Рассела и А. Н. Уайтхеда. К. излагает теорему о неполноте К. Геделя, развивает теорию логич. синтаксиса, являющуюся частью «мета-логики»; строит логич. язык («язык II»), представляю­щий собой язык расширенного исчисления предика­тов с равенством и с правилом бесконечной индукции. «Язык II», помимо логич. символов, содержит также постоянные предикаты и функторы, и, по мнению К.,.

КАРНАП 463

в нем могут быть сформулированы не только все пред­ложения классич. математики, но и все предложения теоретич. физики. Т. о., К. строит свой «язык II» как аппарат для логич. анализа языка науки. К. вы­двигает тезис о том, что логика науки есть синтаксис языка науки. К. сводит на этом этапе развития своих филос. взглядов филос. анализ науки к анализу чисто синтаксич. связей между предложениями, понятиями и теориями, отрицая возможность науч. обсуждения вопросов, касающихся природы реальных объектов и их отношения к предложениям языка науки. К. также отстаивает тезис экстенсиональности, согласно к-рому язык науки является экстенсиональным, а всякое интенсиональное предложение может быть в него переведено.

В 1936—38 К. разрабатывает проблемы, связанные с построением унифицированного языка науки [в ра­боте «Проверяемость и значение» («Testability and meaning», 1936—37) он дает первый логич. анализ понятия диспозиции (см. Дисцозиционалъный преди­кат) и рассматривает вслед за Лоппером понятие степени подтверждения]. В связи с этими исследова­ниями, а также под влиянием работ А. Тарского и Ч. Морриса К. приходит к выводу о недостаточности чисто синтаксич. подхода и о необходимости учиты­вать при анализе языка науки семантику, т. е. отно­шение между языком и описываемой им областью предметов («Логическое основание единства науки» — «Logical foundations of the unity of science», 1938). Этим начинается третий, «семантический» период в творчестве К. Центр, пунктом исследований К. в об­ласти логич. семантики, изложенных в его «Иссле­дованиях по семантике» («Studies in semantics», 1942—47), является уточнение понятия значения (смысла) и связанных с ним понятий (синонимии, аналитичности и др.). При этом в качестве осн. метода К. использует построение искусств, интерпретиро­ванных языков (семантич. систем), в большей или меньшей степени приближающихся к естеств. языку, для к-рых и вводятся строгие определения семантич. понятий. В семантике К. (как и в его индуктивной логике) важнейшую роль играет понятие описания состояния, на основе к-рого вводятся два возможных уточнения понятия значения: экстенсионал (анало­гичное «объему понятия» пли «значению истинности высказывания») и интенсионал (аналогичное «содер­жанию понятия» или «смыслу высказывания»). На этом этапе он считает принципиально возможным уже не только перевод любого интенсионального выражения на экстенсиональный язык, но и обратно — перевод с экстенсионального языка на интенсиональный. Хотя конкретные решения логико-семантич. проблем, предложенные К. в упомянутых работах, подверга­лись (часто обоснованной) критике (Чёрч, Кемени, Куайн и др.), его осн. идеи оказали большое влияние на дальнейшее развитие логич. семантики. На основе своей семантич. теории он в 1945—50 строит индуктив­ную логику как логику вероятностную (см. Вероят­ностная логика), причем рассматривает индуктивную вероятность как чисто логич. понятие, т. е. как отно­шение' между предложением-гипотезой и предложением о данных наблюдения. Индуктивная вероятность, по К., является степенью подтверждения гипотезы. Средствами индуктивной логики К. развивает форма­лизованную теорию индуктивных выводов (и, в част­ности, выводов по аналогии). Дальнейшее развитие индуктивная логика получила в работах Дж. Кемени. В 1953 К. совместно с И. Бар-Хиллелом разрабаты­вает теорию семантич. информации на базе индуктив­ной логики. К. принадлежат также работы по семан­тич. интерпретации и кваптификации модельной ло­гики. В своих последних работах К. выдвигает идею формализации прагматики как отдела семиотики.

Ряд результатов, полученных К., был использован в исследованиях по кибернетике (работы Мак-Калло-

ка —Питса И Уорена). Я. Добронравов, Д. Лахути,

В. Финн. Москиа.

Философские взгляды. Как философ К. прошел сложную эволюцию от неопозитивизма Венского кружка к т. н. «либеральному эмпиризму», представляющему собой противоречивое соединение прежнего позитивистского отрицания осмысленности учений об объективной реальности с материалистич. тенденцией. Последняя выразилась в признании не­зависимости вещей и их свойств от логич. систем и зависимости семантич. свойств систем от отношений между вещами.

В период Венского кружка К. отстаивал и разви­вал главнейшие его принципы, а именно: сведение филос. проблем к вопросам синтаксиса языка (особен­но в ст. «Преодоление метафизики посредством логи­ческого анализа языка» — «Die tlberwindung der Me-thaphysik durch logische Analyse der Sprache», 1931); истолкование эмпирич. проверки (верификации) как сопоставления предложений с фрагментами «потока переживаний» (см. «Der logische Aufbau der Welt», В., 1928, S. 86), состоящих из ощущений, представле­ний и эмоций субъекта; конвенционализм как субъ­ективистское истолкование «принципа терпимости» (см., напр., «Erkenntnis», Bd 3, 1932, S. 180) и фнзи-кализм в его лингвистич. интерпретации (полемика с О. Нейратом на страницах «Erkenntnis» в 1931—32).

«Конституционная система» картины мира у отд.
субъекта, к-рую К. попытался построить в кн. «Логи­
ческая конструкция мира», привела К., вследствие
непонимания им критерия практики, к субъективно-
идеалистич. выводу, что «все физические предметы
сводимы к психическим» («Der logische Aufbau der
Welt», S. 78) и что в методологич. отношении вполне
приемлем «безличный» солипсизм: «Из cogito не сле­
дует sum; из „Я переживаю" не следует, что Я есть,
но что есть переживание... „Я" есть класс первона­
чальных переживаний» (там же, S. 226). Недостижи­
мость интерсубъективности в рамках «конституцион­
ной системы» толкнула К. к решению заменить фено­
меналистский язык языком о вещах: в пятой (фило­
софской) части книги «Логический синтаксис языка»
(1934) на смену «методич. солипсизму» пришел т. и.
«методич. материализм». «___ Нашу точку зрения назы­
вали часто „позитивистской"; если угодно, ее можно
назвать также „материалистической"» («Erkenntnis»,
Bd 2, 1931, S. 461—62). Последняя представля­
ла собой на деле не более как лингвистич. учение
о физикалистском языке как универсальном языке
науки, позитивистский характер к-рого вновь под­
черкивался тезисом о желательности замены содержа­
тельного («материального») варианта физикалистского
модуса речи формальным модусом, то есть совокуп­
ностью предложений, говорящих лишь о логико-син-
таксич. отношениях между терминами. В этой связи
критерием осмысленности филос. предложений К.
счел их «переводимость в формальный модус» (см.
«Logische Syntax der Sprache», W., 1934, S. 241).

Главное значение понятия «анализ языка», к-рым К. оперировал в этот период, заключалось в редукции предложений высоких уровней к предложениям низ­шего (эмпирического) уровня. Гносеологич. аспект проблемы редукции предполагал ответы на вопросы о соотношении предложений низшего уровня («прото­кольных предложений») и фактов, о характере исход­ного базиса науки и об интерпретации физикализма. Все эти вопросы были разрешены К. сперва в плане лингвистич. конвенционализма, причем в неявной форме его концепция восприняла все метафизич. слабости логич. атомизма. В то же время исследова­ния самого К. существенно помогли прояснению факта

464 КАРНАП — КАРПОВ

несостоятельности метафизич. претензий редукцио­низма и перенесению центра тяжести на гипотетико-дедуктивные модели строения науки, хотя инициато­рами последних был не он, а Гемпель и Поппер. Вместе с тем они способствовали замене первоначаль­ных принципов верификации, конвенционализма и физикализма «ослабленными» их интерпретациями, что в плане эволюции взглядов самого К. до нек-рой степени означало поворот к действит. материализму.

Последнее выразилось в отказе от отождествления истинности и проверяемости (а значит, в признании независимости главных гносеологич. предикатов от операций субъекта), в ограничении поля действия когерентной концепции истинности, то есть в отказе от трактовки истинности исключительно как взаимо­согласованности предложений, а также в сомнении насчет осуществимости догматич. программы физи­кализма применительно не только к социальным, но и к естеств. наукам (это открыло путь полезным иссле­дованиям проблемы диспозиц. предикатов). Однако шаг в сторону материализма оказался не свободен от двусмысленности, чем в значит, мере была затушевана объективная науч. значимость построений, а в осо­бенности самих исканий К. как различных вариантов и этапов все более полного фиксирования средствами символич. логики особенностей структуры совр. теоре-тич. знания. Так, новая трактовка К. конвенциона­лизма оказалась близкой к логич. прагматизму, а за­мена «позитивизма» «либеральным эмпиризмом» (см. «Testability and Meaning», 1936—37) означала, с т. зр. самого К., лишь замещение крайнего редукционизма «ослабленным» физикализмом: «Как сторонники эмпи­ризма мы требуем... чтобы описательные предикаты и, следовательно, синтетические предложения не прини­мались, пока не будет установлена их связь (но не бо­лее того! — Ред.) с возможными наблюдениями» (цит. по кн.: «Readings in the Philosophy of Science», p. 84).

Позитивистское недоверие К. к материализму, как фил ос. теории, получило подтверждение в его статье «Эмпиризм, семантика и онтология» («Empiricism, semantics and ontology», 1950, рус. пер. 1959), хотя в работе «Методологический характер научных поня­тий» («The methodological character of theoretical con­cepts», 1956), где он отбросил многие, характерные для Венского кружка, упрощения в толковании критерия осмысленности (в применении уже к теоре-тич. терминам, а не к высказываниям), К. опять вы­сказался в пользу существования «ненаблюдаемых сущностей». Непонимание диалектики процесса позна­ния по сей день мешает К. выйти из противоречий эклектич. соединения позитивизма с тенденцией естеств.-науч. материализма, свойственных филос. мышлению К. на протяжении почти трех последних десятилетий.

Соч.: Der Raum, В., 1922; Physikalische Begriffsbildung, Karlsruhe, 1926; Scheinprobleme in der Philosophie.Das Fremd-psychische und der Realismusstreit, B.— Schlachtensee, 1928; Von Gott und Seele. Scheinfragen der Methaphysik und Theo-logie, W., 1929; Wissenschaftliche Weltauffassung. Der Wiener Kreis, W., 1929 (совм. с О. Neurath и Н. Halm); Die physika­lische Sprache als Universalsprache der Wissenschaft, «Erkennt-nis», 1931, Bd 2; Psychologie in physikaliseher Sprache, там же, 1932, Bd 3; Die Aufgabe der Wissenschaltslogik, Wien, 1934 {имеется библ.); Philosophy and logical syntax, L., 1935: Foundations of logic and mathematics, в кн.: International encyclopedia of unified science, Chi., [1939], v. 1, № 1; Studies in semantics, v. 1— Introduction to semantic, Camb., 1942, v. 2— Formalization of logic, Camb., 1943; Logical foun­dations of probability, [Chi., 1950]; Continuum of inductive methods, Chi., 1952; Semantic information, «Brit. J. Philos. Sei.», 1953, v. 4, №14 (совм. с J. Bar-Hillel); Beobachtungs-sprache und theoretische Sprache, «Dialectica», 1958, v. 12, № 3—4; Introduction to symbolic logic and its applications, N. Y., 1958; Theoretische Begriffe der Wissenschaft. Eine logische und methodologische Untersuchung, «Z. Philos. For-schung», 1960, Bd 14, H. 4; в рус. пер.: Значение и необходи­мость, М., 1959.

Лит.: Нарский И.С, Современный позитивизм, М.,
1961, гл. 1, [§ 2], гл. 3, [§ 5—6]. И. Нарский. Москва.

КАРНЕАД (Kagvei6r|S) из Кирены (214—129 до н. э.)— др.-греч. философ, глава Академии Плато­новской и основатель т. н. Новой (3-й) академии. К. сам ничего не писал; лекции его, записанные его учениками, тоже до нас не дошли, нек-рое представле­ние о нем можно составить лишь по соч. Цицерона и Секста Эмпирика, а также Диогена Лаэртского (IV, 62—66). По ним можно судить, что К. занимался проблемами теории познания и этики. Рассуждая о критерии истины, К. развивал учение Средней академии, направленное против догматиков, относи­тельно невозможности отличать истинное от ложного и относительно постоянного наличия моментов, про­тиворечащих тому, что человек готов был бы признать за истину. Здесь не помогают ни чувств, представле­ния ввиду их текучести, ни разумные доказательства, ввиду того что они основываются сами на себе и по­тому возможны только в результате порочного логич. круга. В учении о вероятности (к-рую в академии только и признавали за предмет познания) К. разли­чал три ступени: 1) просто вероятное, 2) вероятное и непротиворечивое и 3) вероятное, непротиворечивое и проверенное. Но даже и эта третья ступень вероят­ности, согласно учению К., не имела ничего общего с абс. утверждениями догматиков. Известна даже критика телеологич. доказательства бытия божия у К. путем указания на несовершенство мира и жизни. И, наконец, плохо известная нам этика К., вероятно, проповедовала обычный для скептиков взгляд о необ­ходимости естеств. блага, создаваемого самой при­родой, и о том, что ввиду непознаваемости природы вещей следует ограничиваться в своем поведении только удовлетворением насущных потребностей. Т. о., от старого платонизма здесь оставались только склонность к диалектич. рассуждениям и до нек-рой степени учение о блаженстве, к-рое сводилось, впро­чем, к сообразности с природой.

Поиск по сайту: