ДОСТАТОЧНОГО ОСНОВАНИЯ ПРИНЦИП,

достаточного основания закон

{лат. principium sive lex rationis sufficientis),— прин­цип логики, выражающий обоснованный (доказанный) характер суждений, входящих в состав человеч. зна­ния. Обычно формулируется в рамках традиц. фор­мальной логики и гласит: всякое суждение, исключая суждения непосредственного восприятия, аксиомы и определения, для того чтобы стать достоверным, должно быть обосновано (доказано) в том смысле, что должно быть приведено достаточное основание ис­тинности этого суждения. Под достаточным осно­ванием истинности нек-рого суждения (называемого следствием из данного достаточного основания или доказываемым тезисом) понимается совокупность ис­тинных суждений (к-рые называются основания­ми или аргументами) — таких, что обосновываемое суждение следует из них по законам и правилам ло­гики. В составе достаточного основания могут быть аксиомы, определения, удостоверенные суждения непосредств. восприятия и выводные суждения, уже обоснованные с помощью доказательств. Под «приве­дением достаточного основания» понимается формули­рование аргументов и указание на логич. следование из них обосновываемого суждения. При этом учиты­вается, что в практике науч. и повседневного мышле­ния нек-рые из оснований, напр. аксиомы, сужде­ния, выражающие установленные в данной области законы природы, и вообще общеизвестные положе­ния, могут не формулироваться явно; это не нарушает Д. о. п., коль скоро эти основания подразумеваются или, во всяком случае, могут быть выявлены при уточнении логич. формы доказательства. Равным об­разом учитывается, что ход рассуждения, ведущий от оснований к обосновываемому суждению, может быть

54 ДОСТАТОЧНОГО ОСНОВАНИЯ ПРИНЦИП

не выявлен полностью (напр., обычно явно не ссы­лаются на логич. законы и правила вывода, нек-рые суждения, возникающие в ходе рассуждения, не фор­мулируются в явной форме и т. п.); это также не нару­шает Д. о. п., коль скоро логич. форма рассуждения в случае необходимости может быть полностью выяв­лена (т. е. все опущенные логич. аксиомы и выведен­ные в ходе доказательства промежуточные суждения могут быть сформулированы в явной форме, с указа­нием тех правил вывода, по к-рым совершается пере­ход от одних суждений к другим в ходе доказатель­ства). Д. о. п. ничего не говорит о форме связи доста­точного основания с доказываемым тезисом, к-рая мо­жет быть различной в зависимости от формы доказа­тельства и вида входящих в него умозаключений. Д. о. п. требует лишь необходимого следования истин­ности тезиса из истинных оснований. Д. о. п. нару­шается, если доказываемое суждение логически не следует из аргументов или если в составе последних есть ложные суждения. Т. к. «недостаточное осно­вание», т. е. основание, из к-рого не может быть логически выведено обосновываемое суждение, во­обще нет смысла называть основанием, то Д. о. п. часто называют просто принципом (или законом) основания.

Понятие о Д. о. п. в явной форме в логику и фило­софию было введено Лейбницем. Однако и до него идеи, выраженные в Д. о. п., лежали в основе различ­ных логических теорий древности, средневековья и нового времени (см. Древнегреческая логика, Индий­ская логика), причем трактовались они не только в логическом, но часто и в онтологическом смыс­ле — как выражение закона причинности. Согласно Левкиппу и Демокриту, «ни одна вещь не возникает беспричинно, но все возникает на каком-нибудь ос­новании и в силу необходимости» (цит. по кн.: М а-ковельский О. А., Древнегреческие атомисты, Баку, 1946, с. 229). Глубокое раскрытие логич. аспек­та Д. о. п. содержалось в теории доказательства Аристотеля; его требование искать «первые начала и причины» (Met. I, 1 982 а 3; рус. пер. 1934), а также учение о соответствии среднего термина силлогизма (первой фигуры) причине того, что высказывает­ся о подлежащем заключения, сообщает аристотеле-вому подходу к доказательству также и онтологич. аспект. Но как особый закон Д. о. п. Аристотель не формулирует. Как закон бытия и познания Д. о. п. был сформулирован Лейбницем. Напр., в соч. «Монадо­логия» он выразил его так: «...ни одно явление не мо­жет оказаться истинным или действительным, ни одно утверждение справедливым,— без достаточного осно­вания, почему именно дело обстоит так, а не иначе...» (Избр. филос. соч., М., 1908, с. 347). При этом Лейб­ниц не проводил ясного различения между логич. ос­нованием и причиной чего-либо, между логич. следо­ванием и причинной связью, между логич. Д. о. п. и законом причинности. Д. о. п. служил Лейбницу в ка­честве критерия истин факта, отличаемых им от ис­тин разума, критерием к-рых он считал прежде всего принцип противоречия. Следуя Лейбницу, Хр. Вольф также формулировал Д. о. п. как логико-онтологич. принцип, определяя основание как то, из чего можно понять, почему нечто есть. Против смешения Д. о. п. как принципа познания с законом причинности вы­ступил Кант. Однако он идеалистически истолковы­вал этот принцип, считая его априорным. Гегель трактовал Д. о. п. в духе объективного идеализма, рассматривая основание как момент в развитии абс. идеи. Шопенгауэр в дисс. «О четверояком корне за­кона достаточно основания» (1813) различал 4 формы Д. о. п.: закон основания становления (закон причин­ности, касающийся вещей), закон основания позна­ния (основания истины), закон основания бытия (ка-

сающийся пространства и времени), закон основания ' действия (касающийся мотивации поступков). В после­дующем развитии логики Д. о. п. понимался то как чисто логич., то как логико-онтологич. принцип. В 18—19 вв. в формальной логике сложилась тради­ция включать Д. о. п. в число четырех т. н. основных мышления законов наряду с тождества законом, про­тиворечия законом, принципом исключенного треть­его. Вместе с тем против понимания Д. о. и. как особого логич. закона (подобного остальным трем за­конам) издавна выдвигались возражения (многие англ. логики 19 и 20 вв., напр. Минто, вообще не считали нужным формулировать Д. о. п.). Эти возражения приобрели убедительность в связи с развитием мате-матич. логики. Стало ясно, что Д. о. п. имеет исключи­тельно содержательный характер и не может быть формализован: в отличие от законов тождества, про­тиворечия и исключенного третьего, его нельзя пред­ставить в виде формулы к.-л. логич. исчисления. Это общелогич. принцип, по существу совпадающий с ис­ходными идеями логич. теории доказательства вообще (особенно дедуктивного). В этом смысле те уточнения понятия доказательства, к-рые разработаны в мате-матич. логике (см. Вывод в математической логике), можно рассматривать как уточнение Д. о. п.

Д. о. п. неявно основан на ряде абстракций, пред­полагающих отвлечение от нек-рых реальных черт со­держат, рассуждений. В числе этих абстракций имеет­ся, в частности, абстракция понятия с фик­сированным объемом (заключающаяся в отвлечении от изменчивого характера объемов поня­тий, используемых обычно в процессе человеч. по­знания). Д. о. п. в традиционном понимании предпо­лагает также абстракцию суждения как выска­зывания, к-рое обязательно либо истинно, либо ложно, и притом только одно из двух (заключаю­щуюся в отвлечении от того факта, что суждения ча­сто формулируются так, что непосредственно не допус­кают постановки вопроса об их истинности или лож­ности, предполагающей ответ вида: «да», «нот»). Кро­ме того, Д. о. п. в его традиц. формулировке не рас­пространяется фактически на выводы, приводящие не к достоверным, а лишь к вероятным заключениям. Рассуждения, практически применяемые людьми в процессе познания, отличаются большой сложностью и редко непосредственно и полностью удовлетворяют требованиям традиционного Д. о. п. Энгельс, характе­ризуя условия, при к-рых рассуждение дает резуль­тат, соответствующий действительности (истинность посылок и правильность хода рассуждения), подчер­кнул: «Но, к сожалению, этого почти никогда не бы­вает, либо же имеет место лишь в совершенно простых действиях» («Анти-Дюринг», 1957, с. 317). Д. о. п. в каждом отд. рассуждении реализуется обычно с той или иной степенью приближения. Вопрос об обоснова­нии объективной истинности суждений, входящих в состав человеч. знания, имеет гораздо более широкий смысл, чем тот, к-рый обычно связывается с Д. о. п. Проблема обоснования суждений во всей ее полноте включается в качестве важнейшей составной части в проблематику теории познания диалектич. материа­лизма. Рассматривая пути обоснования суждений, материалистич. диалектика дает ответ на вопросы, к-рые традиц. логика с ее Д. о. п. не могла даже и по­ставить. Таковы вопросы о связи логич. обоснова­ния суждений с практикой, с историей науки и техни­ки, с историч. развитием логич. средств вывода, при­меняемых в науч. рассуждениях; вопрос о средствах получения достоверных заключений в науках, осно­ванных на наблюдении и эксперименте и широко поль­зующихся вероятностными и индуктивными вывода­ми; вопрос о путях оправдания верности аксиом в ло­гике и математике (диалектико-материалистич. подход

ДОСТОВЕРНОСТЬ 55

к к-рому приводит к выводу, что широко распростра­ненный в этих науках метод построения интерпрета­ций аксиоматич. теорий, рассматриваемый в широком смьюле, является, по существу, специфич. формой кри­терия практики). При ограниченности (в указанном выше смысле) традиционного Д. о. п. он тем не менее имеет рациональное содержание. Наука является си­стемой истинных суждений и вероятных предположе­ний, связанных друг с другом логич. и содержат, от­ношениями; эта система отражает закономерности ма­териального мира, в т. ч. и те, к-рые предшествующая формальная логика имела в виду, когда формулиро­вала онтологич. Д. о. п. В формулировке требования обосновывать истинность суждений (к-рое, в зависимо­сти от области и задач исследования, может понимать­ся с разной степенью строгости и глубины), в запре­щении произвола в науч. выводах, в требовании не допускать суждений, принимаемых на веру п не имею­щих достаточного основания в составе имеющегося знания, и состоит положит, содержание логич. Д. о. п. См. также Основание, Доказательство.

Лит.: Аристотель, Аналитики первая и вторая, пер. с греч., М., 1952; Щербатской Ф. И., Теория ио-внанил и логина по учению позднейших буддистов, ч. 1, СПБ, 1903; 3 и г в а р т X., Логика, т. 1, пер. с нем., СПБ, 1908, § 39; Введенский А. И., Логика, как часть теории по-внания, М.— П., 1917, гл. 7 и 15; Кант И., Логика, пер. с нем., П., 1915; Гегель, Наука логики, Соч., т. 5, М., 1937, с. 525—70; Челпанов Г. И., Учебник логики, [М.], 1946, гл. 11; Асмус В. Ф., Логика, Тб., 1951, гл. 10; Т а р-ский А., Введение в логику и методологию дедуктивных наук, пер. с англ., М., 1948, гл. 6; К л и н и С. К., Введение в метаматематику, пер. с англ., М., 1957, гл. 4, 5; Ф о г а-р а ш и Б., Логика, пер. с нем., М., 1959, гл. 2; К л а у с Г., Введение в формальную логику, пер. с нем., М., 1960, гл. 3, § 9; W о 11 f Chr., Philosophia prima sive ontologia, Fr., 1729; Leibnitz G. W., Die philosophischen Schriften, Bd 7, hrsg. von С J. Gerhardt, В., 1890, S. 199, 296, 419.

Б. Бирюков. Москва^

ДОСТОВЕРНОСТЬ — один из способов существо­вания истины «для нас», при к-ром совпадение соот­ветствия между познанием и объектом и знания этого соответствия на определенном этапе историч. развития выступает для обществ, субъекта как полностью уста­новленное. В зависимости от формы познания разли­чают непосредственную Д. и опосредствованную, полу­ченную посредством сообщения или путем теоретич. доказательства. Марксизм учит, что в конечном счете источником всякой Д. является общественно-историч. практика. Этим он преодолевает как ограниченность эмпиризма, к-рый видит источник Д. в чувствах, так и рационализма, находящего этот источник в разуме.

В истории философии нового времени столкновение атих точек зрения выявилось отчетливо начиная с 17 в. Декарт полагал, что Д. свойственна не чувст­вам, а лишь мышлению, отличающемуся ясностью и отчетливостью. Спиноза понимал под Д. способ, ка­ким мы воспринимаем действительное бытие. Он так же считал Д. свойством разума, к-рый «...заключает в себе достоверность, т. е. знает, что вещи формально таковы, как они в нем самом объективно содержатся» (Избр. произв., т. 1, М., 1957, с. 356). Однако для того, «...чтобы я знал, что знаю, я по необходимости должен сначала знать. Отсюда ясно, что достоверность есть не что иное, как сама объективная сущность, т. е. способ, каким мы воспринимаем формальную сущность, есть сама достоверность. Отсюда в свою очередь ясно, что для достоверности истинности нет надобности ни в каком другом признаке, кроме того, чтобы иметь истинную идею;...ибо, для того чтобы знать, нет на­добности знать, что я знаю. Из этого опять ясно, что никто не может знать, что такое высшая достоверность, кроме того, кто обладает адекватной идеей или объек­тивной сущностью некоторой вещи; ибо одно и то же есть достоверность и объективная сущность» (там же, с. 330). Локк считал, что «достоверность бывает двоя­кая: достоверность истины и достоверность познания»

(«Опыт о человеч. разуме», М., 1898, с. 582). «Досто­верность истины» имеем тогда, когда в предложении соответствие между представлениями и обозначающи­ми их словами, выражается так точно, как оно суще­ствует в действительности. Это нечеткое различение истины и Д. критиковал Лейбниц, указывая что Д. познания есть не что иное, как совершенное знание истины, между тем как Д. истины и есть сама истина (см. «Новые опыты о человеч. разуме», М., 1936, с. 351). По мнению Лейбница, Д. была бы ничтожной или, вер­ное, ее не было бы совсем, если бы для простых идей не существовало другой основы, кроме той, к-рую дают чувства. К тому же по отношению к всеобщим и веч-, ным истинам, т. н. рациональным истинам (напр., А не может быть А ине-А, сумма углов треугольника равна сумме двух прямых углов и т. д.), основа Д. заклю­чена в самих идеях, независимо от чувств, ибо здесь мышление нигде не выходит вне себя, поскольку эти суждения выражают только отношения между пред­ставлениями, самим мышлением созданные. Иными словами, эти суждения в действительности покоятся на законах, являющихся основой при конструировании самих понятий. Между идеальными объектами не су­ществует никакого реального отношения причинности, как между предметами природной действительности, а только — логич. отношение основания и следствия. В геометрии, напр., не спрашивают о существовании реальных треугольников, а только говорят: из опре­деления треугольника вытекают такие-то и такие-то следствия. Математич. и логич. суждения, т. о., являются рациональными истинами, к-рые a priori даны в человеч. духе, и поэтому им свойственна выс­шая ступень Д. — аподиктичность.

Согласно Канту, «что-либо достоверно, посколь­ку познается невозможность того, чтобы некоторое познание было ложным» (Соч., т. 2, М., 1940, с. 292). Д. является эмпирической или рациональной в зависимости от того, основывается ли она на опыте соб­ственном или чужом, сообщенном, или на разуме. Последняя бывает или философской, или математиче­ской. Философская Д. дискурсивна, математическая— интуитивна и наз. также очевидностью, поскольку интуитивное знание считается более ясным, чем дискурсивное. «Метафизика, как и математика, оди­наково способна к достоверности, необходимой для создания убеждения в истине, с той только разницей, что математическая достоверность легче и способна к большей наглядности (Anschauung)» (там же, с. 297). Эмпирия. Д. является первоначальной, когда эмпи-рич. субъект удостоверяется в чем-либо из собствен­ного опыта; она является производной, или истори­ческой, если получена посредством чужого опыта. От эмпирической рациональная Д. отличается тем, что она связана с сознанием необходимости, т. е. является аподиктической, представляя собой чистый продукт разума, тогда как первая — лишь ассерторической. Рациональная Д. усматривается a priori, так что и тогда, когда наши знания касаются предмета опыта, их Д. может быть вместе и эмпирической и рациональ­ной, ибо мы эмпирически достоверное положение поз­наем из принципов a priori. В нашем знании многое достоверно лишь опосредствованно, т. е. лишь благо­даря доказательству, существенными частями к-рого являются его материя и форма, или основание доказа­тельства и вывод. Однако имеется много и такого, что недоказуемо или непосредственно достоверно, и это следует учитывать, поскольку наше знание должно исходить из непосредственно достоверных положений. Т. о., Кант в трактовке Д. исходит из трансценден­тального эмпирического, т. е. в конечном счете субъек­тивистского понимания истины. С Рейнгольда и Фихте начинается попытка преодолеть эмпирич. и рациона-листич. понимание Д. путем идеалистич. диалектики.

56 ДОСТОВЕРНОСТЬ

Во главе филос. системы они ставят некое изначально истинное положение, от к-рого все остальные заим­ствуют Д. В качестве основоположения оно должно быть достоверным до связи с остальными положения­ми системы, а потому необходимо является первым. Истина основоположения, от к-рого зависит все ос­тальное, есть внутр. содержание науки; необходимое следование остальных положений есть связь, система или форма науки. Поэтому чувство Д. основоположе­ния есть непосредственное соответствие нашего созна­ния с нашим первоначальным я. Критерий всякой тео-ретич. истины не только теоретический; чувство Д. возникает из совпадения акта способности сужде­ния с нравственными побуждениями, моментом к-рых является вера как составной элемент всякой Д. Идеалистич. диалектика Фихте не справилась с проб­лемой субъекта и объекта, с проблемой истины. Поэто­му Фихте в трактовке Д., чтобы избежать голого субъективизма, обращается к вере.

Наиболее глубокое решение проблемы Д. в рамках идеалистич. диалектики дал Гегель. Подвергая критике априоризм, Гегель вместе с тем преодолевает односто­ронность рационализма и эмпиризма. Для гегелевской философии характерно, что она не признает полного существования истины в чувственности и чувственной Д., как это со времен Локка считали англ. эмпирики, для к-рых чем понятие выше поднимается над чувст­венной Д., тем оно больше является фикцией или ир­реальным. Продолжая линию англ. эмпириков, по­зитивизм абсолютизирует чувственную Д., усматри­вая, т. о., окончательную инстанцию познания в том, с чего диалектика лишь начинает. То, что позити­визм понимает под фактами, является не чувств, данными, а их абстрактными схемами, к-рые изобра­жаются как реальные. По Гегелю, непосредств. дан­ность как таковая не является истинной, а дает лишь повод для поисков истины. Она как первая инстанция познания необходима для исследования прежде всего потому, что дает повод для сомнения. Непосредств. знание, не будучи опосредствованно мышлением, име­ет чувств, характер, и т. к. всякое непосредств. зна­ние обладает характером Д., то и начало и первая сту­пень сознания есть чувственная Д. Она кажется са­мой предметной, самой богатой и истинной, тогда как на деле она оставляет свои предметы такими, как они существуют, она ничего из них не исключает, как это делает мышление путем абстракции. Для чувств. Д. и воспринимающего сознания общим яв­ляется чувств, объект, но для первой этот объект раз­лагается исключительно на единичности, а восприни­мающее сознание сочетает их в единство. Т. о., сог­ласно Гегелю, воспринимающее сознание диалекти­чески отменяет точку зрения чувств. Д., т. е. низшая ступень отрицается в высшей, сохраняется и возвы­шается. «Таким образом, само чувственное еще имеется налицо, но не так, как оно должно было бы быть в не­посредственной достоверности, [т. е. ] в качестве под­разумеваемого единичного, а в качестве всеобщего...» (Соч., т. 4, М., 1959, с. 61). На всех ступенях предмет­ного сознания предмет и сознание различны. Поэтому здесь истина и Д. не могут совпадать. На ступени са­мосознания предмет и сознание вполне совпадают, а следовательно, вполне совпадают также истина и Д. Истина становится Д. самой себя. В этой идеалистич. интерпретации у Гегеля содержится правильная мысль о диалектике связи понятий Д. и истины.

Марксизм считает Д. одним из способов (форм) существования истины «для нас», для обществ, субъек­та наряду с такими категориями, как необходимость, возможность, вероятность. Все эти категории необхо­димо рассматривать в диалектич. связи с основной в гносеология, отношении категорией истины. Мета-физич. отрыв этих категорий от категории истины и

превращение их в абсолютно самостоятельные может
привести к неправильному выводу о том, что возможна
логика, к-рая не была бы логикой истины. Возмож­
ность, вероятность, Д. и необходимость как определе­
ния значимости познания не могут быть ни чем иным,
как определенностями истины. Это вытекает из того,
что не может быть действительного познания без его
существенного свойства — истинности. Следует, од­
нако, определить отличие и место Д. среди этих кате­
горий. «Возможно истинное» и «вероятно истинное» не
могут быть «достоверно истинными», хотя, напр., оцен­
ка «вероятно истинного» как такового может быть «до­
стоверно истинной» и хотя вероятность всегда заклю­
чает в себе определ. степень Д. Однако было бы непра­
вильно, как это делает Рейхенбах, считать истину и
Д. спец. случаем вероятностей (см. «The theory of pro­
bability», Berk.— Los Ang., 1949, ch. 9, § 73; а также
Б. Рассел, Человеческое познание, М., 1957, с. 449).
Согласно такому пониманию отношения между кате­
горией истины и вероятности классическая логика
истины есть только специальный, идеализированный
случай действительной логики вероятности. Эта т. зр.
есть результат замены истины как реальной гпосеоло-
гич. категории вообще категорией вероятности. В этом
отчасти повинно абстрактное и формально-логич.
понимание истины как чего-то абсолютного. Между
тем действительное соотношение гносеологич. кате­
горий вероятности и истины устанавливается диалек­
тич. логикой, марксистским учением об абсолютной и
относительной истине. Ст. зр. последнего не логика
истины есть частный случай логики вероятности, а,
наоборот, логика вероятности есть частный случай
логики истины. Под истиной понимается объект, взя­
тый идеально в его конкретно-историч. форме, или,
иначе, соответствие знания действительности. Д. со­
держит в себе соответствие знания об объекте с са­
мим объектом и сознание этого соответствия в той мере,
в какой истина «в себе» становится истиной «для нас» в
смысле практики, к-рая является действительностью
истинного мышления. «...Практика человека,— пи­
сал Ленин,— миллиарды раз повторяясь, закрепляет­
ся в сознании человека фигурами логики. Фигуры эти
имеют прочность предрассудка, аксиоматический ха­
рактер именно (и только) в силу этого миллиардного
повторения» (Соч., т. 38, с. 209). Наряду с понятием
аксиоматичности Д. выражает наивысшую степень
уверенности в истинности, степень воспринимания
истины обществ, субъектом. Но, поскольку истина
есть процесс, а в Д. она выступает как нечто закон­
ченное, то следует иметь в виду, что истина обога­
щается в развитии, а Д. остается связанной с преодо­
ленным этапом развития истины, с неполной истиной.
Так, для совр. атомистич. воззрений Д., напр., даль-
тоновского атомизма не утратила силы, хотя истина
атомной теории ушла далеко вперед. То, что достовер­
но для одной эпохи, может оказаться недостоверным
для другой. Поэтому людей интересует не только Д.
истины, но и степень истинности этой Д. Проблема
Д.— это составная часть проблемы отношения обществ,
субъекта к истине, проблемы превращения истины
«в себе» в истину «для нас», а следовательно, проб­
лемы разрешения постоянно возникающего противо­
речия между истиной «в себе» и истиной для обществ,
субъекта. й. Элез. мосива.

Достоверность в логике — свойство, приобретаемое человеч. знанием в случае, когда его истинность твердо установлена. Знание, обладающее свойством Д., наз. достоверным. Основанием всякого достоверного знания и верховным критерием его Д, является обществ.-историч. практика. Д. того или ино­го знания (суждения или системы суждений, сведений и пр.) достигается посредством наблюдения в нормаль­ных условиях восприятия или экспериментального ис-

Поиск по сайту: