Послереволюционное творчество Блока

Поэма «Двенадцать». Встреча с будущим для Блока, как он и предчувствовал, оказалась роковой. Период трагического гуманизма и желанной "трезвости" сменяется после революции 1917 года кратчайшим взлетом надежд поэта, надежд на очистительную и искупительную "музыку" стихийного, дионисического "оргиазма" истории (период "Двенадцати" и "Скифов", начало 1918 года), а завершается неизбежным финалом, приближающимся осознанием "крушения гуманизма". Поэма "Двенадцать" намеренно лишена автором какого-либо политического и даже конкретно-социального плана в строе образов и стиле: суть их планетарна (образы "буржуя", "попа", "витии" оголенно аллегоричны, они всего лишь самые общие знаки "старого мира"). С вновь вспыхнувшей уверенностью в своем творческом "гении" ("Сегодня я — гений", — известные слова Блока) вслушиваясь в "гул" происходящего, в то, что им было названо "музыкой революции", поэт видит события в России 1917 года сдвигом мировых, космических, геологических стихий, причем не только по масштабу ("мировой пожар раздуем..."), но и по сокровенной своей сути и корню: это "мировой пожар в крови", сдвиг в природе "естественного народа", восставшего против цивилизации. И это движение не поддается какой-либо этической оценке: оно вне добра и зла. Эмоционально-оценочными красками окрашены в поэме только образы старого мира, — начиная от безобидной поскользнувшейся "старушки", ругающей "большевиков", и переходя дальше к образу длинноволосого "витии", к "товарищу попу", "собранию" проституток, прохожего "бродяги" и, наконец, "поджавшего хвост" пса. Их оценки нескрываемо ироничны. Само же главное образное движение поэмы — движение Двенадцати на протяжении всей поэмы подчеркнуто внеоценочно, лежит как бы вне эмоциональной воли автора. Голоса взбунтовавшейся "массовой" стихии — это голоса для поэта далекие, чужие, они вне его власти, подобно тому, как человеку неподвластны вихри и ветры самой природы. Потому Блоку было не избежать в поэме всей ветровой, вьюжной символики ("Ветер, ветер — / На всем божьем свете!"). Собственно авторский голос намеренно устранен в поэме вплоть до финала. Поэт стремится озвучить голоса самой разноречивой стихии массового потока российской истории, уже не зависящего от воли личности. Оттого речь поэта — в своем отступлении от привычных литературных норм (она включает слова "улицы", с ее грубостью, топорностью и искажениями) — начинает ломаться, даже утрачивает порой свою художественную естественность. Это проявляется в таких стилистических "излишествах", как искаженное словцо "елекстрический" ("елекстрический фонарик"), в языковой натуралистичности речи героев — Петьки или кого-то (не важно кого) другого: "А Ванька с Катькой — в кабаке.../ У ей керенки есть в чулке!"; Русь "толстозадая" и пр. И все это проистекает из уверенности поэта, что стихия не подлежит нравственному человеческому суду (даже несмотря на ее преступления — убийство Катьки, грабежи)

Собрания сочинений: «Стихи о прекрасной даме» - 1905 г., «Нечаянная радость». Второй сборник стихов. – 1907, «Земля в снегу». Третий сборник стихов. – 1907, «Снежная маска». – 1907, «Лирические драмы» - 1908, «Ночные часы» - 1911, «Стихи о России» - 1915, Собрание стихотворений. Кн. 1-3. - 1911—1912 (2-ое изд., 1916), "Ямбы" – 1919, «За гранью прошлых дней» - 1920, «Седое утро» - 1920, "Двенадцать" – 1920, Собрание сочинений. т. 1-9 – 1923, Собрание сочинений. Т. 1—12 - 1932—36, Собрание сочинений. Т. 1—8 - 1960—63 (дополнительным томом без номера к этому собранию вышли «Записные книжки» в 1965 г.), Записные книжки. 1901—1920 - 1965, Собрание сочинений в шести томах. Т. 1-6. – 1971, Собрание сочинений в шести томах. Т. 1-6. - 1980—1983, Избранные произведения. – 1985, Собрание сочинений в шести томах. Т.1-6. – 2009, Полное (академическое) собрание сочинений и писем в двадцати томах. Т. 1-5, Т. 7-8. - 1997 — наст. вр. (длящееся издание, том 6 не выходил, после 5-ого тома были выпущены т. 7 и т. 8).

О ст-нии «Скифы»:

Источник: реферат из Интернета (главное – понять основуную мысль).

Вместе с поэмой «Двенадцать» стихотворение «Скифы» является последним произведением поэта — более до своей смерти в 1921 году он ничего не публиковал.

В стих. Блок утверждает особое место России среди других стран. Недаром в качестве эпиграфа поэтом было взяты слова философа В. Соловьева о панмоголизме. Блок считал свою родину некой стеной, переходным звеном между Западом и Востоком, которая смягчает противоречия и налаживает отношения между двумя этими мирами. Именно поэтому, утверждает поэт, к России нужно относиться с уважением и почитанием, иначе может разразиться катастрофа. Блок уверен, если на Россию пойдут с агрессией, то та даст отпор, однако это будет страшнейшая война. Россия мощна и сильна, в ней много от «азиатской рожи», много дикой необузданности и разгула: «Мы обернёмся к вам Своею азиатской рожей!».

Блок уверен, что новая Россия сможет наладить отношения со всем старым миром. Поэт использует пролетарский лозунг, чтобы призвать все страны объединиться в мирных отношениях: «Товарищи! Мы станем - братья!»

Блок утверждает, что если начнется какой-то мировой конфликт, новая Россия уже не будет ввязываться в него – у молодой советской страны теперь другие интересы. Поэтому смотреть на то, как Восток и Запад уничтожают друг друга, мы, «своими раскосыми глазами», будем со стороны.

Заканчивается стихотворение патриотическим и гуманистическим призывом: "В последний раз - опомнись, старый мир! / На братский пир труда и мира, / В последний раз на светлый братский пир / Сзывает варварская лира!"

Стихотворения, которые не цитируются в статье Ю.М. Лотмана и З.Г. Минц:

Федор Сологуб

***

Когда я в бурном море плавал

И мой корабль пошел ко дну,

Я так воззвал: «Отец мой, Дьявол,

Спаси, помилуй, — я тону.

Не дай погибнуть раньше срока

Душе озлобленной моей, —

Я власти темного порока

Отдам остаток черных дней».

И Дьявол взял меня и бросил

В полуистлевшую ладью.

Я там нашел и пару весел,

И серый парус, и скамью.

И вынес я опять на сушу,

В больное, злое житие,

Мою отверженную душу

И тело грешное мое.

И верен я, отец мой Дьявол,

Обету, данному в злой час,

Когда я в бурном море плавал

И ты меня из бездны спас.

Тебя, отец мой, я прославлю

В укор неправедному дню,

Хулу над миром я восставлю,

И, соблазняя, соблазню.

(1902)

Николай Минский

***

Был я набожным ребенком,

Верил в Господа, как надо,

Что Господь — небесный пастырь

И что мы — земное стадо.

Ах, о пастыре небесном

Я забыл в земной гордыне,

Но тому, что люди — стадо

Верю набожно и ныне.

Константин Бальмонт

Эдельвейс

Я на землю смотрю с голубой высоты,

Я люблю эдельвейс — неземные цветы,

Что растут далеко от обычных оков,

Как застенчивый сон заповедных снегов.

С голубой высоты я на землю смотрю,

И безгласной мечтой я с душой говорю,

С той незримой Душой, что мерцает во мне

В те часы, как иду к неземной вышине.

И, помедлив, уйду с высоты голубой,

Не оставив следа на снегах за собой,

Но один лишь намек, белоснежный цветок,

Мне напомнит, что мир бесконечно широк.

(1896)

В безбрежности

Я мечтою ловил уходящие тени,

Уходящие тени погасшего дня,

Я на башню всходил, и дрожали ступени,

И дрожали ступени под ногой у меня.

И чем выше я шел, тем ясней рисовались,

Тем ясней рисовались очертанья вдали,

И какие-то звуки вокруг раздавались,

Вкруг меня раздавались от Небес и Земли.

Чем я выше всходил, тем светлее сверкали,

Тем светлее сверкали выси дремлющих гор,

И сияньем прощальным как будто ласкали,

Словно нежно ласкали отуманенный взор.

А внизу подо мною уж ночь наступила,

Уже ночь наступила для уснувшей Земли,

Для меня же блистало дневное светило,

Огневое светило догорало вдали.

Я узнал, как ловить уходящие тени,

Уходящие тени потускневшего дня,

И все выше я шел, и дрожали ступени,

И дрожали ступени под ногой у меня.

(1894)

Александр Блок

***

За городом в полях весною воздух дышит.

Иду и трепещу в предвестии огня.

Там, знаю, впереди — морскую зыбь колышет

Дыханье сумрака — и мучает меня.

Я помню: далеко шумит, шумит столица.

Там, в сумерках весны, неугомонный зной.

О, скудные сердца! Как безнадежны лица!

Не знавшие весны тоскуют над собой.

А здесь, как память лет невинных и великих,

Из сумрака зари — неведомые лики

Вещают жизни строй и вечности огни...

Забудем дольний шум. Явись ко мне без гнева,

Закатная, Таинственная Дева,

И завтра и вчера огнем соедини.

Поиск по сайту: