Новая повесть о преславном Российском царстве и великом государстве Московском

(в основном анализ, но также много информации, дающей представление о содержании повести, т.е. по сути краткий пересказ)

«Новая повесть» —памятник эпохи «Смутного времени». «Смутное время» (конец XVI — начало XVII в.) ознаменовалось борьбой русского народа с польско-шведской интервенцией, социально-экономическими потрясениями, народными восстаниями. «Новая повесть» датируется рубежом 1610—1611 гг., носит ярко выраженный агитационный характер. Много места в произведении занимает вопрос о приглашении на московский престол сына польского короля Сигизмунда III королевича Владислава. Автор «Повести» к присяге Владиславу, на условии принятия им православия, относится с позиций соблюдения чистоты и неприкосновенности православной веры, что в обстановке иноземной интервенции играло важную политическую роль. Не случайно главным героем событий у него выступает патриарх Гермоген (ок. 1530—1612), не пошедший на компромисс с поляками.

Памятник уже современниками был назван «повестью», поскольку содержание произведения выходило за рамки чистой публицистичности, создавало впечатляющие картины бедствий страны, героизма патриотов, подлости предателей. Художественному восприятию произведения способствовала его эмоциональность, красочность. Имя автора «Повести» достоверно неизвестно. Существует две гипотезы. Согласно одной, им мог быть дьяк Григорий Елизаров, по другой — дьяк Марк Иванович Поздеев. «Новая повесть» дошла до нас в единственном списке.

«Новая повесть» — повесть, отражающаяинтересы дворянства и посадских торгово-ремесленных слоев населения. Она — публицистическое агитационное воззвание. Написана в конце 1610 - начале 1611 г., в самый напряженный момент борьбы, когда Москва была захвачена польскими войсками, а Новгород - шведскими феодалами. "Новая повесть", обращаясь ко "всяких чинов людям", звала их к активным действиям против захватчиков. Она резко обличала предательскую политику боярской власти, которая, вместо того чтобы быть "земледержцем" родной земли, превратилась в домашнего врага, а сами бояре в "землесъедцев", "кривителей". Разоблачались в повести планы польских магнатов и их главаря Сигизмунда III, который лживыми обещаниями стремился усыпить бдительность русских. Прославлялся мужественный подвиг смолян, самоотверженно оборонявших свой город, не давая врагу овладеть этой важной ключевой позицией. "Чаем, яко и малым детям слышавше дивитися той их граждан храбрости и крепости и великодушию и непреклонному уму",- отмечает автор. Идеалом патриота "Новая повесть" изображает патриарха Гермогена, наделяя его чертами верного христианина, мученика и борца за веру против богоотступников. На примере поведения "крепких" смолян и Гермогена "Новая повесть" выдвигала на первый план стойкость как необходимое качество поведения истинного патриота.

Автор не раз прибегает к ритмизованной речи и "речевому стиху", восходящему к народному ритмическому сказу и раешному стиху.

Из статьи "Литература 1590—1612 гг." (анализ и краткое):

Несомненно, что в годы «Смуты» не только литература в собственном смысле служила агитационным целям: все группы борющихся широко пользовались и неоформленными в традиционные литературные жанры воззваниями — так называемыми «подметными письмами». К ним прибегал Лжедимитрий I, их рассылал Болотников, разбрасывались они и в осажденной поляками Москве. Некоторое представление о содержании последней группы таких подметных писем, напоминающем грамоты городов в период объединения народных сил для отпора интервентам, дает «Новая повесть о преславном Российском царстве и великом государстве Московском». Время ее сложения устанавливается по упоминаемым в ней фактам довольно точно: вторая половина декабря 1610 г. или начало января 1611 г. Автор дворянин, сын боярский или приказный дьяк, который противопоставляет себя «земледержцам и правителям», т. е. боярству.

«Новая повесть» — первый по времени из сохранившихся литературных протестов против насилий интервентов. Выдерживая форму подметных писем, автор обращается к читателям с призывом: «А сему бы есте писму верили без всякого сумнения, яз вам сказываю и пишу», «и кто сие писмо возмет и прочтет, и он бы ево не таил, давал бы разсмотряючи и ведаючи, своей братие, православным христианом, прочитати вкратце, которые за православную веру умрети хотят, чтобы им было ведомо, а не тайно», сообщникам же поляков, которые «хотят нас до конца погубити, тем бы есте отнюд не сказывали и не давали прочитати». Повесть и начинается прямым обращением к «преименитого великого государства, матере градовом Росийскаго царства православным християном, всяких чинов людем, которые еще душ своих от бога не отщетили...» Однако в самом тексте повести уже много чисто литературной риторики, которая позволяет смотреть на «Новую повесть» не как на настоящее подметное письмо, а лишь как на подражание этому виду воззваний. Автор использует свою начитанность, украшает речь библейскими сравнениями, вспоминает даже по поводу изменника Андронова лукавого царского советника Ихнилата (из повести «Стефанит и Ихнилат»).

Литературно украшенная форма облекает обычное для грамот 1611—1612 гг. содержание: обличение злых умыслов поляков, в частности Сигизмунда, который «от давних лет мыслит на наше великое государство», хочет «в нем бесчисленное богатство взяти и владети и радуется и кипит злым своим сердцем»; укоры по адресу «своих врагов», которые «славою мира сего прелестного прелстилися, просто рещи подавилися и к тем врагом приклонилися и творят их волю.... государьское свое прирожение пременили в худое рабское служение... и смотрят из рук и из скверных уст его, что им даст и укажет, яко нищии у богатого проклятого...»; прославление Гермогена, который непрестанно молится о спасении страны, «всех тех душепагубных наших волков и губителей увещевает и стоит един противу всех их»; наконец, пламенные призывы к «православным»: «мужайтеся и вооружайтеся и совет между собою чините, како бы нам от тех врагов своих избыти... аще не ныне умрем, всяко умрем... Что стали? что оплошали? чего ожидаете и врагов своих на себя попущаете и злому корению и зелию даете на землю вкоренятися...»

В «Новой повести» не столько описываются события, сколько дается их оценка, преследующая притом вполне определенную цель — поднять москвичей против захвативших город и страну поляков. Оттого автор не жалеет похвал защитникам осажденного поляками Смоленска и ставит смольнян в пример всем русским. В «Новой повести» слышен «живой голос русского человека, возмущенного иноземным господством и поведением боярства, но в то же время боящегося этой ненавистной власти». Страх наказания за смелое слово заставляет автора скрывать свое имя; он боится и за себя и за семью: «ино жена и дети осиротити, меж двор пустити, или будет всего того горши, — на позор дати».

Привнесение литературных украшений в деловое содержание «подметного письма» создало смешение в «Новой повести» двух стилей: книжно-риторического и реалистического. «Злонравный злый сопостат» Сигизмунд, в изображении «Новой повести», «зело возрадовася во злокозненном сердце своем и воскипе всеми уды своими», когда нашел поддержку своим планам на верхах русского общества. Этому условно-книжному изображению его радости противостоит реалистический образ человека, который «чаяти яко и на месте мало сидит, или такоже мало и спит от великия тоя своея радости». Так постоянно переплетаются в повести две манеры письма. Индивидуальный прием автора — игра словами, подчеркивающая его насмешку над врагами: «единодушно, а не двоедушно», «правители, ныне же близ рещи и кривители», «земледержьцы, ныне же по своему уму достигли имя, что землесъедцы» и т. д.

Поиск по сайту: