Поэтика драматургии Н.В.Гоголя

«В «Ревизоре» ново и необычно всё, кроме социального и литературного типажа действующих лиц» - пишет один из уважаемых исследователей творчества Гоголя (Е.Н. Купреянова). Это высказывание можно отнести ко всей драматургии Гоголя. Действительно, странный, фантасмагорический мир его пьес населяют самые ординарные «герои того времени» - чиновники, карточные шулеры, купцы, прочие городские обыватели. Вся мистика, весь гротеск, всё таинственное обаяние гоголевских произведений реализуются здесь через вполне, казалось бы, заурядные типы и простые, узнаваемые сюжетные линии. Сравним у Ю. Манна: «Убийство, пожары, яд - всё то, что Гоголь причислял к «эффектам» - было решительно изгнано со сцены. Их место заняли сплетня, подслушивание, подделка документов. Мир гоголевской комедии тоже катастрофичен; и в нём ломались карьеры и жизни, человек сходил с ума, - но это было делом не каких-то «разбойников и зажигателей», а соперничества и интриги».

Говоря о драматургии Н.В. Гоголя, имеют в виду как правило две его завершённые комедии - «Ревизор» и «Женитьба», - и имеющих статус драматического отрывка «Игроков». Именно на их примере удобнее всего проследить общие законы развития интриги по Гоголю. И главное, что бросается в глаза при рассмотрении – это отсутствие интриги в традиционной трактовке данного понятия. Это то, что Аполлон Григорьев назвал «миражной интригой». То, о чём Гоголь в своей записной книге под заголовком «Комедия. Материалы общие» писал: «Старое правило: уже хочет достигнуть, схватить рукою, как вдруг помешательство и отдаление желаемого предмета на огромное расстояние. Как игра в накидку и вообще азартная игра. Внезапное или неожиданное открытие, дающее вдруг всему делу новый оборот или озарившее его новым светом».

«Ревизор». Ни одна из ситуаций «Ревизора» не спровоцирована и тем более не подготовлена Хлестаковым: в трактире ли, за столом ли у Городничего, наедине ли с Марьей Антоновной или её матушкой, принимая ли просителей - везде Хлестаков попадает в уже готовые, без него оформленные обстоятельства, в которых он поступает так, как может, соответственно своему уму и привычкам.

Но разве другие герои «Ревизора» более самостоятельны в своих действиях? «Интересная особенность композиции «Ревизора»: его персонажи по ходу действия несколько раз меняют своё положение и каждый раз ведут себя так, как требует логика этого положения» - пишет Ю. Манн. Все без исключения герои «Ревизора», как ни банально оно прозвучит, - игрушки в руках обстоятельств, той самой миражной интриги, где они то пытаются убежать от призрака, то наоборот - преследуют химерические цели (вспомним хотя бы сладкие фантазии Антона Антоновича и его супруги). Интрига «Ревизора», в сущности, не разрешается никак, да её, по большому счёту, и нет. Всё лишь миражи. А подобная цикличность является характерной чертой современной драмы абсурда, что даёт повод некоторым исследователям выдвигать любопытные версии о том, что именно Николай Васильевич является истинным первопроходцем театра абсурда, предтечей Хармса, Введенского, Ионеско и др.

В «Женитьбе» принцип миражной интриги проявлен ещё отчётливее. Оба главных героя пьесы - Подколесин и Агафья Тихоновна - персонажи ведомые от начала и до конца. Даже прыжок Подколесина в окно - не поступок, а покорное движение в колее обстоятельств, а именно - привычки, чья сила просто превзошла темпераментный напор Кочкарева-свата. Также оба главных героя по большому счёту не знают, чего хотят, их личную жизнь пытаются устроить третьи лица, среди которых выделяется одиозная фигура Кочкарёва, чьё желание взять на себя функции свата совершенно немотивировано. Поскольку Кочкарёв - главный мотор сюжета, то отсутствие мотива в его действиях вместо позитивного результата порождает хаос (разогнал соперников, посеял смятение в доме невесты - вот и всё, чего он добился своими «услугами»), а в плане развития пьесы вместо интриги - мираж, или миражная интрига. В итоге каждый остаётся при своих интересах.

В этот ряд, казалось бы, не совсем вписываются «Игроки». Ведь и Ихарев, и компания Утешительного, каждый со своей стороны, преследуют вполне конкретную цель: надуть ближнего и тем самым обогатиться. Но, как верно подмечает Ю. Манн, «сказать, что в «Игроках» разрабатывается ситуация «обманутого обманщика» - это значит ещё ничего не сказать о специфическом гоголевском решении традиционной темы. У Гоголя важно то, каким образом Утешительный и его компания надувают Ихарева». Действительно: Ихарев - профессиональный шулер, для которого обман - естественный способ добычи хлеба насущного. Даже здесь существуют определённые правила, каноны, даже некий «кодекс чести». И здесь, сколь ни странным это кому-то покажется, необходим кропотливый труд, усердие в освоении ремесла. Относительно своего круга Ихарев даже может служить неким эталоном порядочности и принципиальности. Ихарев «свято верит» в эти правила, потому что любой игрок должен верить в правила игры. Ихарев ведь играет не только в карты - он игрок по жизни. И вот именно по жизни он оказывается проигравшим компании Утешительного, потому что последние навязали ему игру по своим правилам, которые Ихарев вовремя не распознал, к которым не приспособился. Начатая Ихаревым по определённым правилам игра (игра в более широком смысле, нежели только карты) разрушается компанией Утешительного, и первоначально заданная интрига теряет свой смысл, становится миражной.

Итак, мы выделили две особенности драматургии Н.В. Гоголя - миражную интригу и часто сопутствующую ей цикличность. Но ряд своеобразных гоголевских драматургических приёмов этим только открывается.

Важнейшей категорией драматургии Гоголя являются образы героев - их характеры, речевые характеристики, типажи и пр. Практически все герои его пьес при внешней их ординарности кажутся «неживыми», «кукольными». Так, В. Розанов пишет, что у Гоголя «нет живых лиц: это крошечные восковые фигурки», и что кажется, будто сам автор за них «переступает ногами, поворачивается, спрашивает и отвечает».Эту мысль продолжает наш современник (Бушуева): «...персонажи Гоголя - именно персонажи. Их невозможно представить с читателем рядом, такого же приблизительно роста, как он, они всегда где-то, их психология (даже если таковая проявляется) не выказывается постепенно, как бы независимо от автора <... >, но как бы автором показывается - так демонстрируется насекомое через стекло микроскопа, так проходят перед зрителем герои кукольного театра».

У подавляющего большинства гоголевских персонажей язык опережает голову - такое впечатление, будто сей малый орган порой является «паровозом», за которым тянутся не только мысли, но и тело героя. Этим «недугом» одержимы не только Хлестаков, Бобчинский и Добчинский, Кочкарёв или Утешительный. Тот же Городничий, который, по авторскому определению, «очень неглупый по своему человек», не раз сбалтывает лишнего; например, в в самом начале комедии, когда, сообщив о грядущем визите ревизора, вдруг информирует присутствующих о странном своём сне (во что обычно посвящают только близких друзей и родственников, а никак не подчинённых по службе, пусть даже многолетнее сотрудничество и общие интересы сблизили этих людей). Эта «языкатость», а также марионеточность персонажей пьес Гоголя делают их весьма похожими на балаганных Петрушек, что, очевидно, не случайно. Многие исследователи неоднократно отмечали народную, раёшную природу гоголевского комизма.

Большое внимание исследователей-гоголеведов уделено смеху. Смех – единственный положительный герой комедий Гоголя (см. заключительный монолог Автора из «Театрального разъезда»). «Смех заставлял почувствовать относительность вины отдельного человека, не давая чрезмерно сосредоточиваться на данном, конкретном, "злонамеренном" персонаже. Там, где вина всецело падает на персонаж - нет комедии. Недаром русская комедия до Гоголя была в значительной мере "не комедийна"; в ней господствовал по большей части драматический или нравственно-дидактический колорит» (Ю. Манн).Потому в догоголевской комедии и присутствовали однозначно положительные герои, что «эти персонажи в известной мере уравновешивали сконцентрированный на другом полюсе порок. Гоголь решительно отказался от положительных персонажей, т.е., в конечном счёте, от какого-либо смягчения и «компенсации» зла» (Манн).Вроде бы всё ясно.

Сверхзадача всех гоголевских пьес построена на христианской идее. Вот что говорит сам автор в «Развязке Ревизора»: «Взглянем на себя не глазами светского человека, - ведь не светский человек произнесёт над нами суд, - взглянем хоть сколько-нибудь глазами Того, Кто позовёт на очную ставку всех людей, перед Которым и наилучшие из нас, не позабудьте этого, потупят от стыда в землю глаза свои... <... > Что ни говори, но страшен тот ревизор, который ждёт нас у дверей гроба. Будто не знаете, кто этот ревизор? Что прикидываться? Ревизор этот - наша проснувшаяся совесть... Перед этим ревизором ничто не укроется, потому что по именному высшему повелению он послан и возвестится о нём тогда, когда уже и шагу нельзя будет сделать назад». В «Развязке...» Гоголь предложил глубочайшее символическое прочтение своей комедии, где «Ревизор» предстает как грандиозная мистерия, в которой социальный план является лишь образом, проектом мистического. Знаменитая «немая сцена» имеет прежде всего эсхатологический смысл.

Краткие содержания:

Поиск по сайту: