Статья Гамлет и Дон-Кихот (Речь, произнесенная 10 января 1860 года на публичном чтении, в пользу Общества для вспомоществования нуждающимся литераторам и ученым)

Под словом "Дон-Кихот" мы часто подразумеваем просто шута, - слово "донкихотство" у нас равносильно с словом: нелепость, - между тем как в донкихотстве нам следовало бы признать высокое начало самопожертвования, только схваченное с комической стороны.

Нам показалось, что в этих двух типах (Гамлет и Дон-Кихот) воплощены две коренные, противоположные особенности человеческой природы. Нам показалось, что все люди принадлежат более или менее к одному из этих двух типов. Правда, в наше время Гамлетов стало гораздо более, чем Дон-Кихотов; но и Дон-Кихоты не перевелись. Объяснимся.

Для каждого из нас либо собственное я становится на первом месте, либо нечто другое, признанное им за высшее. Нам могли бы возразить. Мы лишь хотели бы указать на два различные отношения человека к своему идеалу.

Начнем с Дон-Кихота. Не будем видеть в Дон-Кихоте одного лишь рыцаря печального образа, фигуру, созданную для осмеяния старинных рыцарских романов. Что выражает собою Дон-Кихот? Веру прежде всего, в нечто вечное, незыблемое, в истину, находящуюся вне отдельного человека, требующую служения н жертв. Нам скажут, что идеал этот почерпнут расстроенным его воображением из фантастического мира рыцарских романов; согласны – и в этом-то состоит комическая сторона Дон-Кихота; но самый идеал остается во всей своей нетронутой чистоте. Он весь живет для других, для истребления врагов. Он знает мало, да ему и не нужно много знать: он знает, в чем его дело, зачем он живет на земле, а это - главное знание.

Что же представляет собою Гамлет? Анализ прежде всего и эгоизм, а потому безверье. Он эгоист, а верить можно только в то, что вне нас и над нами. «Я» - исходная точка, к которой он возвращается беспрестанно, потому что не находит ничего в целом мире, к чему бы мог прилепиться душою. Он скептик - и вечно возится и носится с самим собою. Сомневаясь во всем, Гамлет, разумеется, не щадит и самого себя; ум его слишком развит; отсюда проистекает его ирония, противоположность энтузиазму Дон-Кихота. Он знает до тонкости все свои недостатки, презирает их, презирает самого себя - и в то же время живет, питается этим презрением.

Но не будем слишком строги к Гамлету: он страдает - и его страдания и больнее и язвительнее страданий Дон-Кихота. Того бьют грубые пастухи, освобожденные им преступники; Гамлет сам наносит себе раны, сам себя терзает.

Дон-Кихот положительно смешон. Но в смехе есть примиряющая и искупляющая сила. Напротив, наружность Гамлета привлекательна. Но любить его нельзя, потому что он никого сам не любит.

Дон-Кихот, бедный, почти нищий человек, без всяких средств и связей, старый, одинокий, берет на себя исправлять зло и защищать притесненных (совершенно ему чужих) на всем земном шаре. С Гамлетом ничего подобного случиться не может: ему ли, с его проницательным, скептическим умом, ему ли впасть в такую грубую ошибку! Нет, он не будет сражаться с ветряными мельницами, он не верит в великанов... но он бы и не напал на них, если бы они точно существовали.

Замечательны отношения толпы, людской массы к Гамлету и Дон-Кихоту. Полоний представитель массы перед Гамлетом, Санчо-Панса - перед Дон-Кихотом. Полоний - дельный, практический, здравомыслящий, хотя в то же время ограниченный и болтливый старик. Для Полония Гамлет не столько сумасшедший, сколько ребенок. Он понимает, что Гамлеты точно бесполезны массе; они ее никуда вести не могут, потому что сами никуда не идут. Притом же Гамлеты презирают толпу. Совсем другое зрелище представляет нам Санчо-Панса. Он, напротив, смеется над Дон-Кихотом, знает очень хорошо, что он сумасшедший, но три раза покидает свою родину и семью, чтобы идти за этим сумасшедшим человеком, следует за ним повсюду. Надеждою на прибыль, на личные выгоды - этой преданности объяснить нельзя; он очень хорошо знает, что, кроме побоев, оруженосцу странствующего рыцаря почти нечего ожидать. Причина его преданности коренится в едва ли не лучшем свойстве массы, в способности счастливого и честного ослепления, в способности бескорыстного энтузиазма. Великое, всемирно-историческое свойство!

Гамлеты ничего не изобретают и не оставляют следа за собою, кроме следа собственной личности.

Дон-Кихот любит Дульцинею, несуществующую женщину, и готов умереть за нее. Он любит идеально и до того чисто, что, когда Дульцинея является перед ним в образе грубой и грязной мужички, он не верит своим глазам и считает ее превращенной злым волшебником. А Гамлет, неужели он любит? Гамлет, человек чувственный и даже втайне сластолюбивый, не любит, но только притворяется.

Постараемся оценить то, что в Гамлете законно и потому вечно. В нем воплощено начало отрицания, то самое начало, которое Гете представил нам в образе Мефистофеля. Отрицание Гамлета сомневается в добре, но во зле оно не сомневается и вступает с ним в ожесточенный бой. В добре оно сомневается, т. е. оно заподозревает его истину и искренность и нападает на него не как на добро, а как на поддельное добро, под личиной которого опять-таки скрываются зло и ложь, его исконные враги. Скептицизм Гамлета не есть также индифферентизм, и в этом состоит его значение и достоинство.

И вот, с одной стороны стоят Гамлеты мыслящие, но часто бесполезные и осужденные на неподвижность; а с другой - полубезумные Дон-Кихоты, которые потому только и приносят пользу и подвигают людей, что видят и знают одну лишь точку. Неужели же надо быть сумасшедшим, чтобы верить в истину? В этом дуализме мы должны признать коренной закон всей человеческой жизни; вся эта жизнь есть вечное примирение и вечная борьба двух непрестанно разъединенных и непрестанно сливающихся начал. Без центростремительной силы (силы эгоизма) природа существовать бы не могла, точно так же как и без другой, центробежной силы, по закону которой все существующее существует только для другого.