Семантика «видений» в «Идиоте»

В современном литературоведении справедливо господствует мнение, что в произведениях Достоевского визуальное восприятие и описание действительности играет куда меньшую роль, чем у его современников-реалистов — скажем, у Толстого или Тургенева. Действительно, романы Достоевского строятся на напряженных диалогах героев между собой, на которые и устремляется все внимание читателя. Все же важнейшие зрительные образы и описания подаются опосредованно – через восприятие героев, с их слов или их глазами. При этом акцент переносится с самого изображения на то, как его воспринимают герои.

Из интерьеров Достоевский подробно обрисовывает только комнаты бедняков или пресловутые «грязные трактиры», а в остальных случаях лишь бегло указывает на богатство или бедность меблировки. В его романах в изобилии можно встретить излюбленные им зарисовки мрачных петербургских улиц, но почти не встречается пейзажей. Описания внешности героев у Достоевского также строятся иначе, чем психологические портреты, традиционные для критического реализма. Они всегда достаточно схематичны и редко представляются читателю зримо и выпукло. Однако не портрет героя, рисуемый повествователем, но его визуальный образ, сложившийся у других персонажей особо значим в поэтике Достоевского. Таково, к примеру, суждение о бесконечной красоте героя (в случае Настасьи Филипповны), бесконечное доверие, внушаемое его обликом (в случае князя Мышкина или Алеши). Необыкновенно поэтически значимым становится в «Идиоте» портрет Настасьи Филипповны, который настолько поражает всех смотрящих на него своей красотой, что увидевшая портрет Аделаида даже восклицает: "Экая сила!.. с этакою красотой можно мир перевернуть!" Мышкин же роняет загадочную фразу: "... вот не знаю, добра ли она? Ах, кабы добра! Все бы было спасено!» Так в первый раз ставится вопрос о красоте, с помощью которой можно «спасти мир» или погубить его.

Имеются в романе также две картины, созданные героями в воображении. Одна из них — это лицо приговоренного к смерти за минуту до казни, которое князь описывает Аделаиде в ответ на ее просьбу дать ей живописный сюжет.

Другая подобная картина рисуется Натальей Филипповной в ее письме к Аглае, в котором она объясняется своей сопернице в любви и уговаривает ее выйти за князя замуж. Все содержание письма выдержано полностью в духе мировоззрения Мышкина и является как бы попыткой осуществления на земле райских отношений. Поэтому Настасья Филипповна и усваивает невольно манеру князя мыслить зримыми образами: «Вчера я, встретив вас, пришла домой и выдумала одну картину. Я бы изобразила Христа одного. Я оставила бы с ним только одного маленького ребенка... Христос его слушал, но теперь задумался; рука его невольно, забывчиво, осталась на светлой головке ребенка. Он смотрит вдаль, в горизонт. Ребенок замолк, облокотился на его колена, и, подперши ручкой щеку, поднял головку и задумчиво пристально на него смотрит». Сочиненный героиней сюжет вследствие интуитивного прозрения наглядно отображает внутренний мир и систему религиозных воззрений Мышкина: на воображаемой картине соединены Бог, Человек и природа: человечество, уподобившись ребенку, доверилось Христу и постигает его. Христос же объемлет своим взглядом весь мир. Одновременно это и проникновение в сущность натуры князя: Христос и ребенок — два ключевых образа для понимания его личности.

Наиболее полно рассмотрена в науке о Достоевском самая важная для идейно-художественной системы картина: "Мертвый Христос" Г. Гольбейна. Эта картина вызывает у всех героев пристальнейшее внимание и требует очень долгого созерцания (как портрет Настасьи Филипповны и портрет отца Рогожина); ее содержание разворачивается в целый сюжет, который специально рассказывается Ипполитом.

Поиск по сайту: