Пути развития поэзии во второй половине ХХ в. Основные имена, жанрово-стилевые тенденции

Лекции + учебник Зайцева и Герасименко:

В середине ХХ века происходит поэтический бум. В поэзии образуются особые синтетические формы (поэзия + музыка, поэзия +исполнительское искусство = авторская песня).

Основные тенденции.

1. Поэзия военных и послевоенных лет.

Время встречи разных поколений поэтов: Серебряного века (Ахматова, Пастернак), поэты 30-х годов (Твардовский), фронтовики, песенники (Исаковский, Симонов, Гудзенко, Межиров).

2. Новая поэзия (шестидесятническая)

«эстрадная» поэзия – Ахмадулина, Вознесенский, Рождественский, Евтушенко.

3. «Тихая» лирика

Ориентировалась на восстановление новокрестьянской поэзии (Рубцов, Соколов)

4. Ленинградская школа

в том числе, так называемые «Ахматовские сироты»: Бродский, Бобышев, Найман, Рейн. Среди них особенно выделяется Бродский с неоакмеистической тенденцией в лирике и новым жанром – «большими стихотворениями», в которых стирается жанровая граница между стихотворением и поэмой.

5. Песенная поэзия (авторская песня, рок-поэзия)

Несколько поколений поэтов:

1. Окуджава, Визбор, Матвеева
2. Высоцкий, Галич, Ким

Т.н. «песня в свитере» была оппозиционна по отношению к официальной эстетике, содержала обращение к неповторимой индивидуальности слушателя. Следствием этого явилось множество иносказаний (особенно после 1968 года, «пражской весны»). Эта лирика была альтернативой громкой официозной эстетике.

Истоки ее происхождения:

1. Рождалась на «московских кухнях»
2. Песня у костра

Многие барды вышли из Московского Педагогического Института.

Песенная поэзия перешла от лирического осмысления действительности к трагическому и сатирическому.

6. Поэтический андеграунд

- лианозовская школа
- концептуалисты
- мета-метафористы

Учебник:

В середине 50-х гг., а особенно в их второй половине и начале 60-х гг. поэзия переживала творческий подъем. Непосредственное воздействие на нее оказало начавшееся преодоление последствий культа личности.

В литературу вступило новое поколение молодых поэтов. Стали традицией Дни Поэзии, проводившиеся в разных городах, собиравшие многотысячные аудитории. Начался своеобразный поэтический бум.

Велика была роль поэзии в формировании нового общественного сознания, не скованного всевозможными запретами. Возрос интерес к реальным противоречиям, сложным конфликтным ситуациям, анализу внутреннего мира человека. Важную роль в этом сыграло освоение художественного опыта и традиций литературной классики, в т.ч. возвращение в литературу ряда имен крупнейших поэтов ХХ века: Ахматовой, Есенина, Мандельштама, Цветаевой и др.

В середине 50-х гг. приметы обновления и подъема отчетливо сказались в творчестве старшего поколения поэтов, по-своему переживавших и осмыслявших «нравственный опыт эпохи» (Бергольц). Именно они активно обращаются в стихах к событиям сегодняшнего дня и исторического прошлого, тяготеют к философско-поэтическому осмыслению жизни, ее вечных тем и вопросов. Например, книги Асеева «Раздумья», Луговского «Солнцеворот», Заболоцкого «Стихотворения» и др. Обращением к историческому прошлому страны были отмечены главы из «За далью – даль» Твардовского и «Середина века» Луговского. В эти же годы Ахматова завершает «Реквием», циклы «Северные элегии», «Шиповник цветет», «Тайны ремесла» и продолжает работы над «Поэмой без героя».

После войны Пастернаком созданы такие шедевры, как «Гамлет», «Зимняя ночь», «Рассвет» (1946-47). В них осмысляются судьба и предназначение человека. Атмосфера времени отчетливо ощутима в лирическом цикле «Когда разгуляется» (1956-1959) – единство человека и мира, чувство слияния с ним.

В 1953 году Заболоцкий публикует свое стихотворение «Оттепель», которое вместе с повестью Эренбурга, стало обозначением периода. Предощущение и ожидание перемен возникало у поэтов еще на рубеже 40-х и 50-х гг. Например, в стихах Мартынова все полно предчувствием изменений в мире, наступающего завтрашнего дня.

Поэтические раздумья о мире и времени, активные социально-философские поиски ведут в эти годы не только поэты старшего поколения, но и поэты фронтового и послевоенных поколений. Пристальнее к жизни и людям, к современности и истории, к вечным темам становятся поэты-фронтовики: Слуцкий, Наровчатов, Орлов, Межиров, Вашенкин, Винокуров. Подвиг и трагедия народа в годы ВОВ остается для них нравственным мерилом мыслей, чувств и поступков сегодняшнего человека.

В 50-е годы в литературу вступило новое поколение – те, чье детство совпало с ВОВ, а юность – с послевоенными годами: Евтушенко, Вознесенский, Рождественский, Вл.Соколов, Ахмадулина, Матвеева, Кушнер, Соснора и др. Они стремились воплотить черты духовного облика современного человека, пробуждение его самосознания, напряженное раздумье, творческий поиск, активное действие. Многообразие тем и актуальных вопросов, новые жанровые формы, художественно-изобразительные и выразительные средства стиха привлекли интерес масс слушателей в концертных залах и на стадионах.

На рубеже 50-х – 60-х гг активную деятельность проявили литературные объединения Ленинграда, послужившие причиной появления крупных имен Горбовского, Сосноры, Рейна, Бродского и др. В эти годы зарождается и формируется неофициальная культура, поэзия «андеграунда»: «Лианозовская школа» в Подмосковье, «ахматовский кружок» в Ленинграде, позже – московская группа «СМОГ» («Самое Молодое Общество Гениев») и др.

После позорной травли Пастернака в 1958 г., уже в начале 60-х гг. состоялось сокрушительное осуждение творчества молодых поэтов партией: разносной критике были подвергнуты Евтушенко, Вознесенский. В 1964 г. состоялся уникально циничный судебный процесс над Бродским. Этими событиями обозначился спад и последовавшее за ним завершение оттепели. Однако некоторые существенные перемены уже произошли и стали необратимыми.

В поэзии тех лет, как и в литературе в целом, видное место заняла так называемая «деревенская тема»: Рыленков, Солоухин, Тряпкин, Форкина, Рубцов и др. Их сокровенной заботой стали острые проблемы судеб деревни. В стихах Твардовского, Мартынова, Яшина, Вознесенского получила развитие экологическая проблематика.

Творчество мастеров старшего поколения продолжает занимать важное место и в 70-е гг. в поэзии. С новой силой встали перед ними проблемы искусства и долга художника. Раздумьям на эти темы посвящены стихотворения Смелякова «Служба времени», Мартынова «Гиперболы», Тарковского «Зимний день» и др.

В 70-е годы на первом плане для поэтов фронтового поколения продолжает оставаться социально-философские, нравственно-эстетические проблемы, вечные темы: об этом пишут Ваншенкин «Характер», Винокуров «В силу вещей», Орлов «Верность», Межиров «Тишайший снегопад», Самойлов «Волна и камень», Левитанский «Воспоминание о красном снеге», Слуцкий «Продленный полдень», Окуджава «Арбат, мой Арбат» и др.

Творческие искания не прекращались и в работе поэтов послевоенного поколения (Вл.Соколов, Евтушенко, Жигулин, Вознесенский, Кушнер, Соснора, Ахмадулина, Мориц, Чухонцев, Кузнецов). Поэзия искала формально и содержательно оптимальные возможности художественного отражения современного мира.

Заметное место в литературе 70-х годов заняли поэмы о ВОВ, в т.ч. «Фронтовая радуга» Наровчатова, «Сердце и дневник» Смирнова, «На уровне сердца» Жукова, «В полный рост» Евтушенко и др. Обращались не только к истории, но и к живой современности: Евтушенко «Ивановские ситцы», «Северная надбавка», «Мама и нейтронная бомба», «Голубь в Сантьяго» и др. Вознесенский: «Авось», «Вечное мясо», «Андрей Полисадов», произведения Самойлова, Соколова, Кузнецова.

В творчестве лучших поэтов нашла воплощение настоятельная потребность раскрыть подлинную историческую правду о произволе и беззакониях сталинских времен: «Реквием» Ахматовой, «По праву памяти» Твардовского, стихотворения Слуцкого «Когда русская проза вошла в лагеря…» и Окуджавы «О чем ты успел передумать, отец расстрелянный мой…», тюремные и лагерные стихи Смелякова, Берггольц, Шаламова и др.

Одной из наиболее действенных форм борьбы с застойным официозом стала авторская песня (сам жанр возник еще в 50-х гг.). Авторская песня вобрала в себя народно-поэтическую и литературную традицию и была отчетливо направлена против официоза. Творцы авторской песни всегда ориентировались не на массу слушателей, а на отдельного человека. Для них характерно пристальное внимание к рядовому, обычному человеку. От светлой, возвышенной, лирико-романтической тональности ранних песен Визбора, Кима, Якушевой, связанной с временем надежд «оттепели», от элегической и сказочной романтики песен Окуджавы и Матвеевой рубежа 50-60-х гг., она далее эволюционировала к жесткому реализму, иронии, сатире, гротеску и трагедийности в песнях Галича и Высоцкого 60-70-х гг.

Параллельно с авторской песней, как ее разновидность и собственно музыкально-поэтическое явление, развивалась (особенно в 70-е гг.) рок-поэзия. Особую роль в становлении русского рока играли Борис Гребенщиков («Аквариум»), Илья Кормильцев и Вячеслав Бутусов («Наутилус Помпилиус»), Виктор Цой («Кино»).

В середине 80-х годов поэзия стремилась преодолеть «психологию застоя», ощущение спада и заторможенности. В ней обозначились новые тенденции и прежде всего – усиление гражданско-публицистического начала в лирике (Евтушенко, Вознесенский, Рождественский, Корнилов и др.). Эти стихи несли в себе идеи обновления, демократизации, гласности.

Глубоко осмысляли историческую, нравственную, философскую составляющую современной действительности, трагические события прошлого, вечные, общечеловеческие темы и мотивы во второй половине 80-х. (Вл.Соколов, Ахмадулина, Жигулин, Корнилов, Чухонцев, Кушнер, Мориц, Рейн и др.)

Из подмосковного местечка Лианозово вышло несколько крупных поэтов – Сапгир, Холин, Некрасов и их наставник Кропивницкий. Их стих – экспрессивный и реалистический, отрицающий традиционные лирические абстракции.

Ленинградская школа выпустила Бродского.

Кроме «лианозовской школы» в Москве в 60-70-е гг. возникали и другие объединения. Так, в 1965 году, громко заявила о себе и тут же была прихлопнута властями группа «СМОГ» («Смелость. Мысль. Образ. Глубина» или «Самое Молодое Общество Гениев»). В числе «смогистов» были Кублановский, Алейников, Губанов.

«Мета-метафористы»: Жданов.

Среди художественно-стилевых течений в 80-х гг. выделяется также «концептуализм». «Концептуализм – это поэтика голых понятий, самодовлеющих знаков, отвлеченных от той реальности, которую они вроде бы призваны обозначать…» (Эпштейн). Кибиров – самый яркий представитель, Вишневский – иронический «концептуализм».

В литературе 90-х можно выделять:

1. Постмодернизм.

Исчезновение реальности под потоком симулякров и превращение мира в хаос одновременно сосуществующих и накладывающихся друг на друга текстов, культурных языков, мифов, взаимно уничтожающих и заглушающих друг друга, то, что был ошеломляющим открытием для Битова, Венедикта Ерофеева, Саши Соколова, для постмодернистов 1980 - 1990-х стало исходным фактом, точкой отсчета. Однако из этой точки исходят различные векторы литературной эволюции.

Во-первых, это концептуализм, или соц-арт. Это течение последовательно расширяет постмодернистскую картину мира, вовлекая все новые и новые культурные языки (от соцреализма до различных классических традиций и т. п.). Сплетая и сопоставляя авторитетные языки с маргинальными (матом, например), священные с профанными, официозные с бунтарскими, концептуализм обнажает близость различных мифов культурного сознания, одинаково разрушающих реальность, подменяющих ее набором фикций и в то же время тоталитарно навязывающих читателю свое представление о мире, правде, идеале. Концептуализм преимущественно ориентирован на переосмысление языков власти (будь то язык политической власти, т. е. соцреализм, или язык морально авторитетной традиции - к примеру, русской классики, или различные мифологии истории). Концептуализм в литературе представлен прежде всего такими авторами, как Д. А. Пригов, Лев Рубинштейн, Владимир Сорокин, и в трансформированном виде - Евгением Поповым, Анатолием Гавриловым, Зуфаром Гареевым, Николаем Байтовым, Игорем Яркевичем и др.

Во-вторых, это течение, которое можно определить как необарокко. Необарокко характерихует (по О. Калабрезе):

а) эстетика повторений: диалектика уникального и повторимого, регулируемая нерегулярность, рваный ритм (тематически обыграны в "Москве - Петушках" и "Пушкинском доме", на этих принципах построены и поэтические системы Рубинштейна и Кибирова);

б) эстетика избытка - эксперименты по растяжимости границ до последних пределов, монструозность (телесность Аксенова Алешковского, монструозность персонажей и прежде всего повествователя в "Палисандрии" Саши Соколова; "длинная строка" Бродского и, наоборот, словесная избыточность Попова также весьма показательны в данном контексте);

в) перенос акцента с целого на деталь и/или фрагмент: избыточность деталей, "при которой деталь фактически становится системой" (Соколов, Толстая);

г) хаотичность, прерывистость, нерегулярность как господствующие композиционные принципы, соединяющие неравнозначные и разнородные тексты в единый метатекст ("Москва - Петушки" Ерофеева, "Школа для дураков" и "Между собакой и волком" Соколова, "Пушкинский дом" Битова, лирика Кибирова, "Чапаев и Пустота" Пелевина и др.). Вообще доминирование "бесформенных форм" ("Прекрасность жизни" Е. Попова, "Бесконечный тупик" Д. Галковского, "Конец цитаты" М. Безродного, "карточки" Л. Рубинштейна и т. п.);

д) неразрешимость коллизий (образующих в свою очередь систему "узлов" и "лабиринтов"): удовольствие от разрешения конфликта, сюжетных коллизий и т. п. замещается "вкусом утраты и загадки".

Эстетизация симулятивной искусственности существования, восприятие реальности как трагикомического театра, гротескной самопародии, циркового зрелища, уродств и абсурда сближает таких современных авторов, как Татьяна Толстая и Виктор Ерофеев, Елена Шварц и Вячеслав Пьецух, Владимир Шаров и Виталий Кальпиди, Алексей Парщиков и Иван Жданов, Валерия Нарбикова и Александр Иванченко.

Концептуализм и необарокко во многом противоположны друг другу. Концептуализм тяготеет к традиции Хармса. Необарокко восходит к эстетике Набокова. Если концептуализм подменяет авторское лицо системой языковых имиджей, то необарокко культивирует авторский миф (нередко в парадоксальной, сниженной форме, как у Вен. Ерофеева или Евг. Попова). Если концептуализму свойственна деконструкция и демифологизация авторитетных культурных знаков и целых языков, то необарокко, напротив, нацелено на ремифологизацию культурных руин и фрагментов. Если концептуализм стоит на границе между искусством и идеологией, перформансом, внеэстетической реальностью, то для писателей необарокко характерна настойчивая эстетизация всего, на что падает взгляд. Одним словом, концептуализм ближе к авангарду. Необарокко - к "высокому модернизму".

2. Постреализм.

В 1990-е годы в критике зазвучали голоса о сближении модернизма и постмодернизма с реализмом, о формировании нового типа поэтики, преобразующего элементы "родительских" систем в новое химическое соединение. Принципиальная новизна постреализма видится в том, что в его основе лежит новая эстетика. Наиболее полно эта эстетика была сформулирована М. М. Бахтиным. Сегодня уже стали общепризнанной классикой его теоретические идеи об амбивалентности народной культуры, о полифоническом романе как форме, узаконивающей равноправие всех голосов и отсутствие последнего слова о мире; взгляд на роман как на такое жанровое образование, которое, в противоположность эпопее, ориентируется на живую становящуюся современность и на незавершенный характер, наконец, его теория "романного слова" как глубоко диалогизированной структуры. В сущности, Бахтин закладывает основы новой релятивной эстетики, которая предполагает взгляд на мир как вечно меняющуюся текучую данность, где нет границ между верхом и низом, своим и "чужим", вечным и сиюминутным. Речь идет о новом творческом "инструментарии", позволяющем осваивать мир как дискретный, алогичный, абсурдный хаос - и более того, искать в нем смысл. Релятивная эстетика постреализма нацелена на "глухонемое осознание связи сущего" (слова Вяч. Иванова) вопреки хаосу и из глубины хаоса.

Стратегия постреализма оказывается близкой постмодернистскому диалогу с хаосом. Но в постреализме диалог с хаосом приобретает несколько иные очертания и иные цели. Во-первых, в постреализме никогда не подвергается сомнению существование реальности как объективной данности. Во-вторых, постреализм никогда не порывает с конкретным измерением человеческой личности. Именно через человека и ради человека постреализм пытается постигнуть хаос, чтобы найти в его глубине нить, опору, за которую человек мог бы держаться, которая могла бы стать оправданием и смыслом единственной человеческой судьбы, разворачивающейся в "обстоятельствах" хаоса.

Первые значительные шаги в направлении постреализма в современном литературном процессе были сделаны еще в конце 1970 - начале 1980-х в поздней прозе Юрия Трифонова ("Опрокинутый дом", "Время и место") и в так называемой "прозе сорокалетних" (В. Маканин, А. Ким, Р. Киреев, А. Курчаткин и некоторые другие).

Экзистенциальное и метафизическое осмысление хаотичной, а то и абсурдной повседневности, начатое "сорокалетними" в 1990-е годы было продолжено в поэзии Сергеем Гандлевским, Бахытом Кенжеевым, Вениамином Блаженным, Николаем Кононовым, Михаилом Айзенбергом, Ларисой Миллер, Владимиром Гандельсманом; а в прозе - Марком Харитоновым (роман "Линии судьбы, или Сундучок Милашевича"), Андреем Дмитриевым (повести "Воскобоев и Елизавета", "Поворот реки", роман "Закрытая книга"), Юрием Буйдой (сборник рассказов "Прусская невеста"), Александром Берниковым (сборник рассказов "Дом на ветру", повести "Никто не забыт, ничто не забыто", "Зяблицев художник", "Легкая тяжесть в легких"), Ириной Полянской (рассказы, романы "Прохождение тени" и "Читающая вода"), Дмитрием Бакиным (сборник рассказов "Страна происхождения"), Михаилом Шишкиным (романы "Всех ожидает одна ночь" и "Взятие Измаила"), Евгением Шкловским (сборники рассказов "Заложники" и особенно "Та страна").

3. Неонатурализм.

Первые публикации авторов современной "натуральной школы" приходятся на первые годы "гласности" (1986 - 1991 гг.), т этот факт во многом определил отношение к литературной "чернухе" как к своего рода беллетризированной публицистике на прежде запретные темы. Проза Сергея Каледина и Олега Ермакова, Александра Иванченко ("Рыбий глаз") и Александра Терехова, Виталия Москаленко и Бориса Крячко, "Печальный детектив" и "Людочка" Виктора Астафьева, как и "новая женская проза", интересны не только освещением прежде запретных тем: армейской "дедовщины", ужасов тюрьмы и "химии", быта бомжей и лимитчиков, проституции, но и "целого ряда тематических комплексов, жестко табуированных в высокой культуре или получающих в ней строго фиксированное освещение; смерть и ее физиология, болезнь, эротическое вожделение, в том числе и нетрадиционного типа, изнанка семейной жизни и любовных отношений, сексуальная неудовлетворенность, аборты, алкоголизм, бедность и борьба за физическое выживание и пр.

Эта проза возродила интерес к "маленькому человеку", к "униженным и оскорбленным" - мотивам, формирующим уходящую в XIX век традицию возвышенного отношения к народу и народному страданию. Однако, в отличие от литературы XIX века, "чернуха" показала народный мир как концентрацию социального ужаса, ставшего бытовой нормой. Эта проза выразила ощущение тотального неблагополучия современной жизни.

4. Неосентиментализм.

Есть две подгруппы неосентиментазима, условно разделяемые по хронологическому принципу.

А) Сентиментальный натурализм (наиболее характерен для литературы 80-х гг.)

Сентиментальный натурализм оплакивает человеческие судьбы, погребенные умирающей эпохой, он - эпилог этой эпохи и одновременно очистительный обряд, освобождающий живое от обязанностей перед мертвым. Переходный, неустойчивый характер этой тенденции связан с тем, что, заново открывая "маленького человека", эта литература окружает его состраданием и жалостью, но сам герой сентиментального натурализма еще не готов к самосознанию, он целиком замкнут в эмоционально-физиологической сфере.

Именно на почве неосентиментализма встречаются, с одной стороны, маргиналы постмодернизма - такие как Тимур Кибиров, Анатолий Королев, Александр Кабаков, Алексей Слаповский (особенно в повестях из цикла "Общедоступный песенник") и Евгений Харитонов, а с другой - маргиналы реализма и соцреализма, такие как Людмила Улицкая, Марина Палей, Галина Щербакова, Марина Вишневецкая, драматург Николай Коляда (В. Литвинов вводит в этот контекст и М. Жванецкого). Особенно ярко эта же тенденция реализовалась в постсоветской массовой культуре - в репертуаре Аллы Пугачевой, Татьяны Булановой, Ирины Аллегровой, группы "Любэ". В широком смысле представители неосентиментализма – это Людмила Улицкая, Толстая, Петрушевская, Кибиров, Пригов.

Б) Собственно неосентименталим (или новая сентиментальность), характерный для 90-х.

«Новая сентиментальность» по пафосу своему противоположна постмодернистскому скепсису и возвращает к традициям художественной системы романтического типа.

То, что делает неосентиментализм в 1980 - 1990-е годы, прямо противоположно тому, чем занимается постмодернизм. Последний дискредитирует не только фантомы культуры, он превращает в "симулякры" даже ту реальность, которая преломлена в культурном опыте. А "новый сентиментализм" уже обращается к романтическому мифу как к онтологической реальности. В произведениях "нового сентиментализма" актуализируется память культурных архетипов, наполненных высоким духовным смыслом: образы пушкинской сказки и андерсеновской "Снежной королевы" у Коляды ("Сказка о мертвой царевне", "Ключи от Лёрраха"), мотив Медеи у Л. Улицкой ("Медея и ее дети"), параллель с феллиниевской Кабирией у М. Палей ("Кабирия с Обводного канала"), травестирование сюжета о благородном рыцаре - верном слуге своей Дамы в повести Г. Щербаковой "У ног лежачих женщин", но эти архетипы не канонизированы, они сдвинуты из своих семантических гнезд, а главное - в отличие от прежнего неосентиментализ

В то же время центральными персонажами этой литературы и страдающие или, наоборот, ищущие наслаждения тела. В этом смысле очевидное родство обнаруживается между романом Анатолия Королева "Эрон" (1994), в котором гонка тела за наслаждением представлена как главный сюжет целой эпохи, и романом Александра Кабакова "Последний герой" (1995), где совокупление главных героев, специально для этого акта выдерживающих длительную муку неутоленного влечения друг к другу, выводит из строя компьютерную сеть государственной дезинформации и влечет за собой новую революцию. Телесность выступает на первый план в результате глобального разочарования в разуме и его порождениях - утопиях, концепциях, идеологиях. Разумность воспринимается как источник фикций, симулякров. Тело же выступает как неотменимая подлинность. И чувства, окружающие жизнь тела, признаются единственно несимулятивными. Среди этих чувств самое почетное место занимает жалость, становящаяся синонимом гуманности. Точнее будет сказать, что новый сентиментализм ищет язык, в котором телесные функции приобрели бы духовное значение. Сексуальность осознается здесь как поиск диалога. Единственным спасением для человека оказывается способность отдать свое тело другому. ма, они не находятся в непримиримом антагонизме с окружающей их "чернухой".

Поиск по сайту: