Старший сын

Двое молодых людей — студент-медик Бусыгин и торговый агент Семен, по прозвищу Сильва, — приударили за незнакомыми девушками. Проводив тех до дома, но не встретив дальнейшего гостеприимства, на которое рассчитывали, они обнаруживают, что опоздали на электричку. Время позднее, на улице холодно, и они вынуждены искать крова в чужом районе. Молодые люди сами едва знакомы, но несчастье сближает. Оба они — парни с юмором, в них много задора и игры, они не падают духом и готовы воспользоваться любой возможностью, чтобы согреться.

Они стучатся в дом одинокой тридцатилетней женщины Макарской, только что прогнавшей влюблённого в неё десятиклассника Васеньку, но она отшивает и их. Вскоре не знающие куда деться парни видят, как её окликает пожилой мужчина из соседнего дома, назвавшийся Андреем Григорьевичем Сарафановым. Они думают, что это свидание, и решают воспользоваться удобным случаем, чтобы в отсутствие Сарафанова побывать у него и немного согреться. Дома они застают расстроенного Васеньку, сына Сарафанова, который переживает свою любовную неудачу. Бусыгин делает вид, что давно знает его отца. Васенька держится очень настороженно, а Бусыгин пытается его усовестить, говоря, что все люди братья и надо доверять друг другу. Это наводит хитроумного Сильву на мысль, что Бусыгин хочет разыграть парнишку, представившись сыном Сарафанова, сводным братом Васеньки. Вдохновлённый этой идеей, он тут же подыгрывает приятелю, и ошарашенный Бусыгин, который вовсе не имел этого в виду, является Васеньке как его неведомый старший брат, решивший наконец разыскать отца. Сильва не прочь развить успех и склоняет Васеньку отметить событие — найти в домашних закромах что-нибудь из спиртного и выпить по случаю обретения брата.

Пока они празднуют на кухне, неожиданно появляется Сарафанов, ходивший к Макарской просить за сына, сохнущего от любви. Захмелевший Васенька огорошивает его сногсшибательной новостью. Растерявшийся Сарафанов поначалу не верит, но, вспомнив прошлое, все-таки допускает такую возможность — тогда только закончилась война, он же «был солдат, а не вегетарианец». Так что его сыну мог бы быть двадцать один год, а его мать звали... её звали Галиной. Эти подробности слышит выглядывающий из кухни Бусыгин. Теперь он более уверен в себе при встрече с мнимым отцом. Сарафанов же, расспрашивая новоявленного сына, все больше и больше уверяется в том, что перед ним действительно его отпрыск, искренне любящий отца. А Сарафанову сейчас как раз очень нужна такая любовь: младший сын влюбился и норовит отбиться от рук, дочь выходит замуж и собирается на Сахалин. Сам же он ушёл из симфонического оркестра и играет на танцах и на похоронах, что самолюбиво скрывает от детей, которые тем не менее в курсе и только делают вид, что ничего не знают. Бусыгин хорошо играет свою роль, так что даже взрослая дочь Сарафанова Нина, поначалу встретившая братца очень недоверчиво, готова поверить.

Ночь Сарафанов и Бусыгин проводят в доверительной беседе. Сарафанов рассказывает ему всю свою жизнь, открывает душу: жена оставила его, потому что ей казалось, что он слишком долго вечерами играет на кларнете. Но Сарафанов горд собой: он не позволил себе раствориться в суете, он сочиняет музыку.

Утром Бусыгин и Сильва делают попытку незаметно ускользнуть, но сталкиваются с Сарафановым. Узнав об их отъезде, он обескуражен и расстроен, он дарит Бусыгину на память серебряную табакерку, так как, по его словам, в их семье она всегда принадлежала старшему сыну. Растроганный самозванец объявляет о своём решении задержаться на день. Он помогает Нине прибрать в квартире. Между ним и Ниной устанавливаются странные отношения. Вроде бы они брат и сестра, но их взаимный интерес и симпатия друг к другу явно не укладываются в родственные рамки. Бусыгин расспрашивает Нину о женихе, невольно отпуская ревнивые колкости в его адрес, так что между ними происходит нечто вроде размолвки. Чуть позже Нина также ревниво будет реагировать на интерес Бусыгина к Макарской. Помимо этого, они постоянно обращаются к разговору о Сарафанове. Бусыгин упрекает Нину за то, что она собирается оставить отца одного. Беспокоит их также и брат Васенька, который то и дело предпринимает попытки сбежать из дома, считая, что никому здесь не нужен.

Между тем Васенька, ободрённый неожиданным вниманием Макарской, согласившейся пойти с ним в кино (после разговора с Сарафановым), оживает и теперь уже не собирается никуда уезжать. Однако радость его длится недолго. У Макарской на десять часов назначено свидание с приглянувшимся ей Сильвой. Узнав, что Васенька купил билет на то же время, она отказывается идти, а на Васенькино наивное упорство возмущённо признается, что её неожиданной добротой парнишка обязан своему папе. В отчаянии Васенька собирает рюкзак, а чуткий Бусыгин, только что намеревавшийся отбыть, снова вынужден остаться.

Вечером появляется с двумя бутылками шампанского жених Нины лётчик Кудимов. Он простой и открытый парень, беззлобный и все воспринимающий чересчур прямолинейно, чем даже гордится. Бусыгин и Сильва то и дело подшучивают над ним, на что он только добродушно улыбается и предлагает выпить, чтобы не терять время. У него его в обрез, он, курсант, не хочет опаздывать, потому что дал себе слово никогда не опаздывать, а собственное слово для него закон. Вскоре появляются Сарафанов и Нина. Вся компания пьёт за знакомство. Кудимов неожиданно начинает вспоминать, где же он видел Сарафанова, хотя Бусыгин и Нина

пытаются помешать ему, убеждая, что нигде он не мог его видеть или видел в филармонии. Тем не менее лётчик с присущей ему принципиальностью упорствует и в конце концов вспоминает: он видел Сарафанова на похоронах. Сарафанов с горечью вынужден в этом признаться.

Бусыгин успокаивает его: людям нужна музыка и когда они веселятся, и когда тоскуют. В это время Васенька с рюкзаком, несмотря на попытки остановить его, покидает родной дом. Жених Нины, несмотря на её уговоры, тоже рвётся прочь, боясь опоздать в казарму. Когда он уходит, Нина упрекает ехидного братца, что тот дурно обошёлся с её женихом. В конце концов Бусыгин не выдерживает и признается, что вовсе не брат он Нине. Больше того — он, кажется, влюблён в неё. А между тем обиженный Сарафанов собирает чемодан, чтобы ехать вместе со старшим сыном. Неожиданно вбегает с испуганно-торжественным видом Васенька, а вслед за ним Сильва в полусгоревшей одежде, с испачканным сажей лицом в сопровождении Макарской. Оказывается, Васенька подпалил её квартиру. Возмущённый Сильва требует брюки и, прежде чем уйти, в дверях мстительно сообщает, что Бусыгин вовсе не сарафановский сын. На всех это производит большое впечатление, однако Сарафанов твёрдо заявляет, что не верит. Он не хочет ничего знать: Бусыгин его сын, и притом любимый. Он предлагает Бусыгину переехать из общежития к ним, хотя это встречает возражение Нины. Бусыгин успокаивает его: он будет их навещать. И тут же обнаруживает, что снова опоздал на электричку.

83. «Возвращенная литература» и ее место в литературном процессе 1980х — 1990х гг.

Использованные материалы:

· Лекции,

· Ответы прошлых курсов (вся инфа проверенная),

· Учебник Лейдермана и Липовецкого «Русская лит-ра XX в. (1950-1990е гг)»,

· Учебник Зайцева и Герасименко «История русской литературы вт. пол. XX в.).

Понятие «возвращенная литература» появилось на закате советской эпохи. Как известно, до революции большевики активно выступали за свободу слова и демократические права. Придя к власти и опасаясь контрреволюции, они жестоко подавляли всякое сопротивление, пресекали публичную демонстрацию недовольства и создали механизмы контроля за литературой, намного превосходящие своею жесткостью царскую цензуру. В 1917 году был введен «Декрет о печати», в 1920-е годы существовало главное управление по делам литературы, позже контроль стало осуществлять партийное руководство всех уровней. В этих условиях многие писатели, не принимавшие советскую власть или ее методы, писали почти без надежды быть услышанными современниками. Лишь со второй половины 1980-х годов (и отчасти в 1960-е годы) в связи с потеплением политического климата эти произведения стали возвращаться к читателю.

Уже первые шаги демократических реформ, и в первую очередь — «гласность», а затем и полная отмена политической цензуры, привели к резкой активизации литературной жизни в конце 1980 — начале 1990-х годов. Ослабление цензуры выразилось в декларировании руководством СССР с 1986 года политики «гласности». В докладе XXVII съезду КПСС М. С. Горбачёв сказал: «Принципиальным для нас является вопрос о расширении гласности. Это вопрос политический. Без гласности нет и не может быть демократизма, политического творчества масс, их участия в управлении». В 1990 году была официально отменена цензура.

Главным фактором литературного подъема стал масштабный процесс возвращения литературы, находившейся под цензурным запретом. «Возвращенная» литература была очень неоднородной, в ней можно выделить следующие составляющие:

· произведения классиков XX века, по тем или иным политическим причинам запрещенные советским режимом, — это русская религиозная философия начала XX века, поэзия Н. Гумилева, «Окаянные дни» И. Бунина, «Несвоевременные мысли» М. Горького, «Мы» Е. Замятина (написан в 1920, а опубл. в России в 1988 г), поэзия ОБЭРИУтов, «Собачье сердце» и «Роковые яйца» М. Булгакова, «Самоубийца» и «Мандат» Н. Эрдмана, «Котлован», «Чевенгур» и «Ювенильное море» А. Платонова, «Повесть непогашенной луны» Пильняка, «Реквием» А. Ахматовой (писала в 1938-1940, 1960-е гг, а опубл. в 1987 г. в «Октябре» и в «Неве»), многие стихи О. Мандельштама, «Доктор Живаго» Б. Пастернака (написан в 1945-1955, а опубл. в 1988 г. в журнале «Новый мир»);

· произведения периода «оттепели», вышедшие за пределы «оттепельного» либерализма: «Жизнь и судьба» и «Все течет» Гроссмана, романы Солженицына и его «Архипелаг ГУЛАГ», «По праву памяти» А. Твардовского, мемуары Н.Я. Мандельштам и Л.К. Чуковской; «фантастические повести» А. Синявского и Ю. Даниэля. К этому же ряду примыкают и произведения, начатые в период «оттепели» (или вдохновленные «оттепельными» надеждами), но завершенные уже тогда, когда публикация произведений о сталинщине или же просто антитоталитарных по своему пафосу была невозможна по политическим причинам, — здесь в первую очередь должны быть названы «Дети Арбата» А. Рыбакова (написан в 60-е, опубл. в 1987 г.), «Белые одежды» В. Дудинцева (написан в 50е гг, издан в 1986 г.), «Новое назначение» А. Бека, «Факультет ненужных вещей» Ю. Домбровского, «Крутой маршрут» Е. Гинзбург, «исторические» новеллы В. Тендрякова, «Московская улица» Б. Ямпольского, «Исчезновение» Ю. Трифонова, поэзия А. Галича и В. Высоцкого, полный текст «Сандро из Чегема» и «Кролики и удавы» Искандера, «Пушкинский дом» Андрея Битова;

· литература русской эмиграции — в первую очередь наследие В. Набокова, Вл. Ходасевича, Г. Иванова, Б. Поплавского, Г. Газданова, а также литература «третьей волны», представленная в основном произведениями И. Бродского и А. Солженицына, В. Аксенова («Ожог» и «Остров Крым») и Ю. Алешковского, Г. Владимова («Верный Руслан»), В. Войновича, И. Шмелёва, А. Алданова, Б. Зайцева, А. Гладилина, Ф. Горенштейна, С. Довлатова, А. Зиновьева, А. Ремизова, Э. Лимонова, В. Максимова, Саши Соколова, Б. Хазанова («Час короля») и многих других;

· наконец, публикация произведений, в основном написанных в 1970—1980-е годы, но запрещенных в силу их «авангардистского», экспериментального характера, — это прежде всего проза Вен. Ерофеева, поэзия Вс. Некрасова, И. Холина, Г. Сапгира, Д. Пригова, Л. Рубинштейна, И. Жданова, А. Еременко, Е. Шварц, А. Парщикова, драматургия Н. Садур.

Конечно, это деление достаточно условно, так как, например, публикация стихов Иосифа Бродского и романов Саши Соколова (формально представляющих эмиграцию) сыграла огромную роль в становлении и развитии современного модернизма и постмодернизма. А возвращение произведений Солженицына было одновременно актом культурного сближения литературы «метрополии» и «эмиграции».

Но характерно, что критические дискуссии завязывались не вокруг сложных и эстетически новаторских произведений (как романы Платонова илиНабокова, Битова или Соколова), а вокруг тех текстов, которые в достаточно традиционной манере обсуждали острые политические вопросы и которые предлагали популярную антитоталитарную модель советской истории. Образцовым в этом плане представляется роман Анатолия Рыбакова «Дети Арбата» (написан в 60-х годах, опубликован в 1986), побивший в годы «перестройки» все рекорды по популярности.

86й год – публикация «Защиты Лужина» В. Набокова. Этот роман был опубликован в журнале «Москва», массовый поток литературы начинается с имени Набокова. Важнейший пафос всей эстетики Набокова – желание вернуть литературе ее эстетическую роль, вернуть ей то, что всегда отступало в критике на второстепенный план. Он стал предтечей десакрализации литературы. Именно в эти годы литература начала переживать серьёзные изменения - современность поставила под вопрос литературоцентричность русского сознания, меняются представления о роли литературы. (Три произведения 85-86го годов – повести «Пожар» Распутина, «Печальный детектив» и «Плаха» - дают начало осмыслению кризисных состояний в литературе и в обществе).

86й год стал пиком публикации «задержанной» литературы. Толстые журналы («Дружба народов», «Октябрь», «Новый мир», «Москва») публикуют разные запрещенные ранее произведения. На первый план выходит тематическое своеобразие произведений - это откровение о постреволюционном терроре. Критика задавалась вопросом: эта литература могла считаться современной? Интерес к литературе становится колоссальным. Возвращенная литература становится современностью, на какое-то время она вытесняет литературу, которая создавалась в 90е годы. Журнальные тиражи достигали небывалых размеров, приближаясь к миллионным отметкам. «Новый мир», «Знамя», «Октябрь» конкурировали в публикаторской активности. Многие произведения вошли в школьную программу.

«Возвращенная литература» и литература метрополии, наконец, сливаются в одно русло русской литературы XX века. Естественно, и читатель, и критика, и литературоведение оказываются в сложнейшем положении, потому что новая, полная, без белых пятен, карта русской литературы диктует новую иерархию ценностей, делает необходимой выработку новых критериев оценки, предлагает создание новой истории русской литературы XX века без купюр и изъятий. Под мощным натиском первоклассных произведений прошлого, впервые широко доступных отечественному читателю, современная литература как будто замирает, пытаясь в новых условиях осознать самое себя. Характер современного литературного процесса определяет «задержанная», «возвращенная» литература. Не представляя современный срез литературы, именно она влияет на читателя в наибольшей степени, определяя его вкусы и пристрастия. Именно она оказывается в центре критических дискуссий. Критика, также освобожденная от сковывающих пут идеологии, демонстрирует широкий диапазон суждений и оценок. С появлением новых материалов обнаружились и новые подходы к осмыслению общественных явлений, что сопровождалось характерной для того времени остротой споров, дискуссий, нередкой субъективностью критических высказываний, поляризацией взглядом. Так, в частности, острую полемику вызвала статья Вик. Ерофеева «Поминки по советской литературе», опубликованная в 1990 г. в «Литературной газете».

Впервые мы оказываемся свидетелями такого феномена, когда понятия «современный литературный процесс» и «современная литература» не совпадают. В пятилетие с 1986 по 1990 год современный литературный процесс составляют произведения прошлого, давнего и не столь отдаленного. Собственно современная литература вытеснена на периферию процесса.

Одной из основных тем «возвращенной» литературы была тема революции и строительства нового мира. Становясь свидетелями жестокой революционной ломки, многие писатели сомневались в ее необходимости или сатирически изображали ее результаты. В связи с этим можно указать на роман Б.Л. Пастернака «Доктор Живаго» (1955). Автора книги исключили из союза писателей и вынудили отказаться от Нобелевской премии из-за его неоднозначной позиции по отношению к Октябрьской революции 1917. Если Пастернак позволил себе сомневаться в революции, то М.А. Булгаков ее безоговорочно отрицал в повести «Собачье сердце». Повесть Андрея Платонова «Котлован» (1930) сходна с «Собачьим сердцем» своим философско-аллегорическим характером. При этом она была опубликована практически одновременно с произведением Булгакова (июнь 1987). В «Котловане» изображена бригада рабочих, которые роют котлован для фундамента общепролетарского дома и заботятся о девочке-сироте. В этом заключен намек на революционное строительство. Прерывая работу, они отправляются в деревню, которую очищают от зажиточных крестьян (отправляют их на плоту в море). Так автор изображает начавшуюся коллективизацию. К финалу работа над общепролетарским домом не продвинулась дальше котлована, который к тому же становится могилой для умершей девочки-сироты. В своей повести писатель указывает на неосуществимость социалистического рая, построенного на страданиях невинных жертв.

Ещё одной темой возвращенной литературы являются сталинские репрессии. Наиболее ярко она раскрыта в творчестве Варлама Шаламова («Колымские рассказы», опубликованы в 60-е гг.), А.И. Солженицына (роман «Архипелаг ГУЛАГ» (начат в 1958 году, закончен в 1967 году. В СССР опубликован в 1989 г.) и Ю. Домбровского («Факультет ненужных вещей»). Солженицын заканчивает роман-исследование «Архипелаг Гулаг», в котором отражает свой лагерный опыт. Однако после свержения Хрущева начинаются систематические преследования, и с 1975 по 1994 год писатель находился в эмиграции.

Во второй половине 1980-х годов писатели так же поднимали тему раскулачивания и много писали о 1937 годе.

Поиск по сайту: