Волюнтаризм Макса Штирнера

Совершенно волюнтаристическую и открыто эгоистическую точку зрения развивал другой немецкий мыслитель: М. Штирнер (1806-1856). У этого автора на место фихтевского загадочного абсолютного Я приходит его собственное индивидуальное Я. "Для Меня, - восклицает Штирнер, - нет ничего выше Меня" (Штирнер М. Единственный и его собственность. Харьков. 1994, с. 9). Мир является только "материалом, с которым я делаю, что хочу" (там же, с. 345). Общение с миром, по Штирнеру, состоит в том, что "я наслаждаюсь им и пользуюсь им для своего самонаслаждения" (там же, с. 307). "Я хочу, - пишет он, - только иметь власть, мою власть над миром, хочу сделать его своей собственностью, т. е. пользоваться и наслаждаться им" (там же, с. 306). Штирнер не признает никаких обязанностей, законов, норм, идеалов. "Государство, религия, совесть, - провозглашает он, - эти тираны делают меня рабом..." (там же, с. 100). "Моей задачей, - продолжает свою мысль Штирнер, - должно быть не то, как я воплощаю общечеловеческое, а то, как я удовлетворяю самого себя. Я сам - мой род, я свободен от норм, образца и т. д." (там же, с. 170). Не Бог, не человек - мера всему, а "я - эта мера" (там же, с. 340). "Все истины, - утверждает он, - подо мною - мне дороги; но истины надо мной, истины, к которой я должен приспосабливаться - я не желаю знать. Для меня нет истины, ибо ничто не стоит надо мной" (там же, с. 342).

Здесь вспоминается также откровенно волюнтаристическое рассуждение Ф.М Достоевского, протестовавшего от лица одного из своих героев против смирения перед необходимостью, неизбежностью. Приведу это чрезвычайно показательное рассуждение. "Невозможность - значит каменная стена! Какая каменная стена? Ну, разумеется, законы природы, выводы естественных наук, математика. Уж как докажут тебе, например, что от обезьяны произошел, так уж и нечего морщиться, принимай как есть... Помилуйте, закричат вам, восставать нельзя: это дважды два четыре! Природа вас не спрашивается; ей нет дела до ваших желаний и до того, нравятся ли вам ее законы или не нравятся. Стена, значит, и есть стена и т. д. и т. д. Господи Боже, да какое мне дело до законов природы и арифметики, когда мне почему-нибудь эти законы и дважды два четыре не нравятся?.." (Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч. В 30 т. Т. 5, с. 105). Подобными высказываниями полны также сочинения известного российского философа Л. Шестова.

Другими словами, волюнтарист восстает не только против внешних (природных и социальных) необходимостей, он восстает также против необходимостей внутренних, имманентных. В частности, он не хочет примириться с установлениями разума, которые, с его точки зрения, порабощают его. Единственное, чем он хочет руководствоваться, - это его собственная воля. Причем, он желает руководствоваться только наличной, нынешней своей волей, ибо вчерашняя его воля уже предстает перед ним как нечто чуждое, принуждающее его. "Разве моя воля, - писал в связи с этим М. Штирнер, - не связывала бы меня сегодня и позже? В этом случае моя воля застыла бы. Что может быть хуже постоянства? Мое создание, то есть какое-нибудь определенное выражение моей воли, стало бы моим повелителем. Я же, создатель, был бы стеснен в своей воле" (Штирнер М. Единственный и его собственность, с. 185).

Таким образом, волюнтарист, все время говорящий о собственном Я, желающий видеть и утверждать во всем только самого себя, отрицающий самостоятельность внешнего мира, в сущности, как это ни парадоксально, отказывается от самого себя. Ибо он сводит самого себя к некоему хаотическому, капризному, непрерывно меняющемуся образованию ("осколку мира Кратила" - можно было бы сказать, используя терминологию развитой выше онтологии), не желающему ничем себя ограничивать, не желающему ограничивать себя даже своей собственной определенностью. Надо ли доказывать, что всякое человеческое Я (самость) предполагает свою определенность: круг знаний, убеждения, ценности, привычки и т. п. Именно в силу своей определенности конкретное Я действует в данной ситуации не произвольно (даже если не учитывать внешних по отношению к нему детерминант), а каким-то определенным образом. Человек действует определенным образом. И в этой определенности проявляется его самость, его Я. Определяемость самим собой, самодетерминация – это и есть свобода человека. Свободе, как самодетерминации, самосозиданию, самоосуществлению, волюнтаризм противопоставляет полный произвол, предполагающий, очевидно, свободу человека и от самого его Я. Поэтому, видимо, М. Штирнер писал, что его Единственный начинает с "творческого ничто" и заканчивает им же. Поэтому, наверное, он завершает свою книгу восклицанием: "Ничто - вот на чем я построил свое дело" (Штирнер М. Единственный и его собственность, с. 555).

Такова судьба последовательного волюнтариста. Превознося себя, пытаясь стать всеобъемлющим и всемогущим, он теряет себя. Зачеркивая всякую определенность, ибо она всегда о- предел яет, о- гран ичивает, волюнтарист зачеркивает, в конце концов, и самого себя. Он приходит к самоуничтожению, к ничто.

Конечно, такой последовательный волюнтаризм, какой мы находим у М. Штирнера, не может быть основой реальной жизненной стратегии. Кстати, сам М. Штирнер (это - псевдоним, настоящее имя писателя - Каспар Шмидт) был сдержан и вежлив, вел скромный образ жизни. Поэтому такой волюнтаризм - это только теоретическая конструкция. В жизни мы встречаем волюнтаристов, которых можно назвать непоследовательными. К сожалению, деятельность таких волюнтаристов, как правило, не ограничивается теоретической сферой. И хорошо, если они остаются только частными лицами. В противном случае, когда деятели с волюнтаристическими убеждениями оказываются на авансцене истории, когда такие деятели обладают властью, они оставляют кровавый след в истории. К обсуждению социально-политических аспектов волюнтаризма как типа мировоззрения и способа деятельности мы обратимся позднее.

Поиск по сайту: