Созерцательности и конструктивизма

Существенный шаг в продвижении к гармоническому синтезу созерцательности и конструктивизма в гносеологии сделал К. Маркс (1818-1883). «Главный недостаток всего предшествующего материализма – включая и фейербаховский, - писал он, - заключается в том, что предмет, действительность, чувственность берется только в форме объекта, или в форме созерцания, а не как человеческая чувственная деятельность, практика, не субъективно. Отсюда и произошло, что деятельная сторона, в противоположность материализму, развивалась идеализмом, но только абстрактно, так как идеализм, конечно, не знает действительной, чувственной деятельности как таковой … В практике должен человек доказать истинность, т.е. действительность и мощь, посюсторонность своего мышления. Спор о действительности или недействительности мышления, изолирующий от практики есть чисто схоластический вопрос» (Маркс К. Тезисы о Фейербахе //Энгельс Ф. Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии. М., 1977, с. 56). Мы привели этот достаточно обширный фрагмент из «Тезисов о Фейербахе», поскольку в нем ярко представлен конструктивистский элемент гносеологии Маркса. Впрочем, в его гносеологии, несомненно, представлены также позитивные моменты созерцательного подхода. Несомненным достижением К. Маркса является активное использование им категории практики (предметно-чувственной, революционно-преобразующей деятельности человека) в гносеологическом контексте. Именно практика, по Марксу, фундаментально соединяет человека с миром. Именно в практике человек, изменяя мир, изменяется сам. Именно практика, с одной стороны, раскрывает перед человеком мир, и она же, с другой стороны, постоянно ограничивает и корректирует конструктивистские “поползновения» субъекта познания. Она, говоря словами Ф. Бэкона, «подвешивает к крыльям разума и воображения гири опыта». Немаловажное значение для создания реалистичной и эвристичной гносеологии, на наш взгляд, имеет также обращение К.Маркса к категориям опредмечивания и распредмечивания. Эти категории, во-первых, более отчетливо выражают единство практики и познания и, во-вторых, позволяют более взвешенно соединить созерцательные и конструктивистские мотивы. Напомним, что опредмечивание – это процесс перехода от идей, замыслов, планов к предметам, процесс преобразования материала природы в социально-культурные предметы. Распредмечивание – это процесс, в котором свойства, сущность, «логика предмета» переходят в идеальные, мыслительные конструкции, в формы деятельности человека.

Мы не имем возможности более подробно обсуждать здесь особенности гносеологии К. Маркса. (См. об этом подробнее: Руткевич М.Н., Лойфман И.Я. Диалектика и теория познания. М., 1993.) Отметим только, что мы вовсе не абсолютизируем качество марксова (тем более – марксистского) синтеза созерцательных и конструктивистских начал в гносеологии. Что касается самого К. Маркса, то он, скорее, только наметил свою гносеологию, чем последовательно развил ее. Соратники и продолжатели его дела и учения не всегда строго следовали его установкам. Их взглядам в большей степени свойствен созерцательный «уклон». Так, по Энгельсу, например, «субъективная диалектика, диалектическое мышление есть только отражение» господствующей во всей природе «объективной диалектики» (Энгельс Ф. Диалектика природы. М., 1975, с. 184). Чуть выше он пишет: это у Гегеля категории выступают как «что-то предшествующее, а диалектика реального мира – как их простой отблеск. В действительности наоборот: диалектика головы – только отражение форм движения реального мира» (там же, с. 174). Эти формулировки, несомненно, свидетельствуют о склонности Ф. Энгельса к созерцательному подходу. В.И. Ленин в «Материализме и эмпириокритицизме» также грешит созерцательностью. Напомним в связи с этим только о его критике «теории иероглифов». В соответствии с этой теорией «ощущения и представления человека представляют из себя не копии действительных вещей и процессов природы, не изображения их, а условные знаки, символы, иероглифы и т.п.». (Материализм и эмпириокритицизм. М., 1969, с.228). Ленин критикует эту «теорию», прибегая, в частности, к такому аргументу: «Энгельс не говорит ни о символах, ни о иероглифах, а о копиях, снимках, изображениях, зеркальных изображениях вещей» (там же, с.228). Да и в целом названная книга во многом посвящена изложению теории познания диалектического материализма, понимаемой В.И. Лениным именно как теория отражения. Впрочем, позднее, специально проштудировав гегелевские сочинения, Ленин в значительной мере преодолевает свой созерцательный «крен». Вспомним его очень гегелевскую и очень конструктивистскую формулировку из «Философских тетрадей»: «Сознание человека не только отражает объективный мир, но и творит его» (Философские тетради. М., 1975, с. 194). Эта формулировка разъясняется им в духе единства распредмечивания и опредмечивания: «Деятельность человека, составившего себе объективную картину мира, изменяет внешнюю действительность» (там же, с. 199). Интересную мысль Ленин высказывает и ниже. Познание, пишет он, «не есть простой, непосредственный, зеркально-мертвый акт …» (там же, с. 330). Представляется, что эта отчетливо просматриваемая конструктивистская тенденция в развитии гносеологических представлений В.И. Ленина гармонирует с его активистскими и даже волюнтаристскими взглядами на революционно-преобразовательные возможности человека.

Чрезвычайно плодотворный синтез созерцательности и конструктивизма мы находим в теории идеальных типов, разработанной выдающимся немецким мыслителем Максом Вебером (1864-1920). Идеальные типы создаются исследователем, всегда находящимся в силовом поле определенных ценностных ориентаций, с помощью абстрагирования и идеализации (об этих методах см. в разделе 3.19.4.). Каждый идеальный тип является, по М. Веберу, методологическим инструментом. С помощью таких инструментов исследователь может более или менее систематично описать и объяснить некоторые аспекты действительности. Идеальные типы всегда субъективно, ценностно «нагружены». Они не являются чисто объективным, зеркальным описанием действительности. Между изучаемым фрагментом действительности и идеальным типом всегда имеет место некий «зазор». Так, например, если мы говорим о «рыночном обществе», то мы должны понимать, что в действительности нет рыночного общества в чистом виде. В реальном обществе рыночные черты переплетены с нерыночными его сторонами. В то же время идеальные типы не являются произвольными, чисто субъективными конструкциями. Использование такого рода конструктов (рыночное общество, традиционное общество, капитализм, социализм и т.п.) позволяет исследователю упорядочить эмпирический материал. Использование идеальных типов позволяет выделить в эмпирическом материале существенное и типическое, выстроить концептуальную модель изучаемого фрагмента действительности, выявить его социокультурное своеобразие.

Крайности созерцательного и конструктивистского подходов в познании пытался преодолеть Н.А. Бердяев. Он писал в связи с этим: «Совершенно ошибочно признавать лишь два направления в теории познания – реализм, для которого восприятие и познание определяется целиком объектом как подлинной реальностью, и идеализм, для которого мир есть лишь создание субъекта. В действительности можно совсем не быть реалистом или идеалистом в этом смысле, есть третья точка зрения, которая и представляется мне единственно истинной» (Философия свободного духа. М., 1994, с. 367). По Бердяеву, эта третья точка зрения может быть сформулирована следующим образом: «Мы совсем не стоим перед дилеммой или признать подлинной реальностью объект, входящий в субъект познания, или совсем отрицать реальность, разлагая ее целиком в ощущения и понятия, созидаемые субъектом. Самый субъект есть бытие, если уже употреблять это слово, и единственное подлинное бытие есть бытие субъектов. Субъект не есть только мышление, субъект волюнтаристичен и экзистенциален. Воля играет огромную роль в познании. Совсем не верно, что мир творится субъектом, мир творится Богом, но Бог творит не объекты, не вещи, а живые, творческие субъекты. Субъект не творит мир, но он призван к творчеству в мире. Реальность в подлинном экзистенциальном смысле не творится в познании, но познание есть творческий акт» (там же). И далее: «Познание совсем не есть отношение мышления к бытию, ибо при этом мышление как бы становится перед бытием, но не есть бытие. Познание есть событие внутри бытия, и в нем раскрывается тайна бытия … Дух и есть реальность, раскрывающаяся в экзистенциальном субъекте и через него, реальность, идущая изнутри …» (там же, с. 368).

Попытку своеобразного «снятия» оппозиции созерцательности и конструктивизма предпринял также немецкий философ, основоположник феноменологии Эдмунд Гуссерль (1859-1938). Он ставил своей задачей преодолеть «натуралистическую установку», противопоставляющую субъекта и объекта познания. Феноменология Гуссерля предстает как метод уяснения смысловых полей сознания. Феномены понимаются здесь не как явления чего-то иного, а как то, что само себя обнаруживает, как непосредственная явленность предмета сознанию. «Сознание, если рассматривать его «в чистоте», - писал Э. Гуссерль, - должно признаваться замкнутой в себе взаимосвязью бытия, а именно взаимосвязью абсолютного бытия, такой, в которую ничто не может проникнуть и изнутри которой ничто не может выскользнуть» (Гуссерль Э. Идеи чистой феноменологии. М., 1994, с.11).

Созерцательный и конструктивистский подходы весьма отчетливо проявляют себя не только в философии, но и сфере научного познания. Так, создатель классической механики, Исаак Ньютон (1642-1727) в целом был настроен созерцательно. Он работал в русле индуктивистской методологии и считал, что принципы, составляющие фундамент научного знания, устанавливаются на основе наблюдений и экспериментов посредством индуктивного обобщения эмпирических данных. Принципы, основоположения теории, по Ньютону, не являются гипотезами, отягощенными субъективистскими моментами. Они (принципы) отражают сущностные черты самой действительности. В методологии творца неклассической физики, А. Эйнштейна, напротив, весомо представлены элементы конструктивизма. С одной стороны, он уверен в существовании реальности, не зависящей от человека и постигаемой более или менее адекватно в ходе его познавательной деятельности. С другой стороны, он считает, что понятия и принципы науки не являются простыми обобщениями эмпирических данных. Они (понятия, принципы и т.п.) являются (с чисто логической точки зрения) «свободными творениями разума» (Эйнштейн А. Собр. научн. тр. Т.4. М., 1967, с. 251). В годы работы над созданием единой теории поля Эйнштейн стал применять метод математической гипотезы, который является конструктивистским по своей сущности. Великий физик предполагал, что посредством чисто математической конструкции можно найти ключ к пониманию природы. Этот метод и ныне широко и небезуспешно применяется в физике, хотя его абсолютизация может привести (и приводит) к своеобразному забвению реального мира, отделяемого от исследователя все разрастающимся множеством математических конструкций (о взглядах А. Эйнштейна см. также в разделе 1.1.13.4.).

Подводя итоги нашему беглому знакомству с созерцательным и конструктивистским подходами в гносеологии, можно сделать следующие выводы. Во-первых, эти подходы (либо их важнейшие элементы) прослеживаются (могут быть прослежены) на протяжении всей истории философии. Во-вторых, ни одним из них нельзя «пожертвовать» без серьезных негативных последствий. Пренебрежение полюсом созерцательности приводит к потере реального, объективного мира, к всевластию воображения, фантазии, произвольных измышлений. Пренебрежение полюсом конструктивизма ведет к застою в познании, прекращению творчества. В-третьих, задача гармонического соединения указанных подходов остается актуальной и сегодня.

Поиск по сайту: