Критика априоризма И. Канта

Таким образом, гносеология И. Канта (здесь, разумеется, представлена лишь упрощенная ее схема) действительно является синтезом созерцательного и конструктивистского моментов. Причем, как только что мы видели, конструктивистский момент его гносеологии сконцентрирован в ее априоризме. Априоризм гносеологии Канта часто подвергался многими авторами справедливой критике. Мы добавим к этой критике лишь следующее. Кант пришел к априоризму, прежде всего, потому, что полагал, будто в научном знании имеются всеобщие и необходимые суждения, которые не могут быть получены опытно-индуктивным путем и, следовательно, априорны. Он считал, в частности, что такими суждениями являются законы Ньютона и основоположения геометрии Евклида («все теоретические науки, основанные на разуме, содержат априорные синтетические суждения как принципы» – название одного из параграфов «Критика чистого разума»). На наш взгляд, И. Кант прав здесь лишь в том, что всеобщие необходимые суждения не могут быть получены опытно-индуктивным путем, поскольку опыт человека (и человечества) всегда конечен, а всеобщее и необходимое суждение, если бы оно существовало, охватывало бы некоторым образом бесконечность. Но он, скорее всего, неправ, полагая, что науки располагают всеобщими и необходимыми суждениями. История послекантовой науки надежно подтверждает это убеждение. Действительно, кто теперь (после создания множества неевклидовых геометрий, механики Эйнштейна, квантовой механики и т.д.) будет настаивать на том, что законы механики Ньютона и основоположения геометрии Евклида носят всеобщий и необходимый характер? На наш взгляд, наука и другие формы человеческого познания и знания не только не располагают, но и не будут располагать всеобщими и необходимыми формами знания. Убежденность в том, что человечество располагает такими формами знания (законами науки, в частности) покоится на претензии рассудка и разума охватить весь бесконечный, неисчерпаемый универсум (см. об этом также в разделах 1.2.3., 2.11.5. и 3.13.1.). Кстати, сам И. Кант своими знаменитыми антиномиями показывал, что человеческому разуму следует быть скромнее в своих познавательных претензиях. Априоризм основывается на предположении, согласно которому человек может охватить весь универсум созданными им моделями; на претензии рассудка и разума человека диктовать универсуму, каким он (универсум) должен быть. Для того чтобы человек располагал таким – высвечивающим в определенных отношениях весь универсум – знанием, универсум и сам человек должны быть устроены слишком просто.

Но, как мы уже отмечали, даже уровень бытия конечного, фундированного бесконечным, принципиально многокачествен и поэтому не может быть «покрыт» каким-либо «всеобщим» законом. Тем более это невозможно по отношению ко всему универсуму, включающему в себя уровень бытия бесконечного как такового, лежащего преимущественно за пределами рационального постижения. Суждения человека могут быть всеобщими по форме. Это, в сущности, и поразило Канта, подобно тому как «всеобщность» понятий поразила Платона и привела его к убеждению в существовании “истинного бытия”: умопостигаемого мира вечных идей. Они (некоторые суждения и понятия) выглядят всеобщими, если их рассматривать изолированно, а не в контексте исторически изменчивой совокупности знания, вырабатываемого человечеством. Такие – формально всеобщие суждения – всегда ограничиваются и корректируются другими элементами знания. Ни одна форма человеческого познания и знания не является, строго говоря, всеобщей и необходимой. Поэтому нет надобности для объяснения природы имеющихся форм познания и знания (в частности, принципов науки) прибегать к гипотезе априоризма, как это сделал И. Кант.

В связи со сказанным укажем на принцип фальсифицируемости, сформулированный К. Поппером в качестве критерия демаркации науки от «метафизики». Согласно Попперу, любое утверждение науки должно быть фальцифицируемо, то есть опровержимо. Другими словами, любое положение науки имеет ограниченную область применимости (истинности, общности). Итак, все формы познания и знания имеют ограниченную общность («область применимости»), все они имеют историческую природу, то есть являются своеобразными сгустками опыта. Здесь можно, как кажется, «поймать автора на слове». Действительно, вроде бы мы формулируем пример того самого всеобщего и необходимого суждения, о которых говорю, что ими человек не располагает. Это похоже на известную критику скептицизма. Скептик говорит: надо воздерживаться от всяких суждений. Его критик радостно кричит: поймал! – ты призываешь к воздержанию от всяких суждений, используя суждение… Что тут сказать? Внимательно прочитаем суждение, вызвавшее подозрение. «Все формы познания и знания…» Понятие «все» в данном случае охватывает принципиально конечное множество форм познания и знания, уже изобретенных человечеством, а также принципиально конечное (так как, по нашему убеждению, конечно и будущее развитие человечества) множество тех форм познания и знания, которые еще изобретет человечество. Поэтому наше утверждение не является всеобщим (охватывающим некоторым образом бесконечность действительно существующих, существовавших и т.д. форм познания и знания) и необходимым. Оно принадлежит к разряду вполне апостериорных (то есть, полученных на основе опыта) суждений типа: все люди смертны. Иначе говоря, с нашей точки зрения, все формы познания и знания (даже законы логики) возникли в ходе становления и развития человечества, все они изобретены человеком и, следовательно, апостериорны. Сколько бы ни совершенствовало человечество свои познавательные способности, ему всегда придется оперировать суждениями лишь «условной и ограниченной общности».

Сказанное, конечно, не означает, что полностью правы созерцатели, сенсуалисты и эмпирики, что следует согласиться с их тезисом: «Нет ничего в разуме, чего не было раньше в чувствах». В общем, к истине гораздо более близок Г.В. Лейбниц, продолживший этот тезис следующим образом: «Нет ничего в разуме, чего бы не было раньше в чувствах, за исключением самого разума». Иными словами, рассудок и разум, а также другие формы и уровни «познавательной способности человека» обладают своей спецификой, своей историей. Они весьма самостоятельны по отношению к чувственности человека. Одной из специфических черт рассудка и разума является то, что универсум открыт им со стороны общего, в то время как на уровне чувственности универсум открыт человеку лишь на уровне единичного. Это выражается, в частности, в способности рассудка и разума оперировать понятиями. Как произошел этот скачок от чувственного к рассудку и разуму, от самооткрытости универсума на уровне единичного к его самооткрытости на уровне общего, (но никогда – всеобщего) – это колоссальная проблема и философии, и многих специальных наук. Мы не можем, конечно, сейчас ее рассматривать. Единственное, что важно для нас сейчас, - это признание наличия и естественного характера этого скачка в филогенезе и онтогенезе человека.

Поиск по сайту: