Платон: истина – это “непотаенность” и правильность

Говоря о послепарменидовских концепциях истины, мы имели в виду, в частности, соответствующие взгляды Платона. Влияние учения Парменида об истинном бытии на развитие воззрений Платона сомнений не вызывает. С одной стороны, Платон в полном согласии с названным учением Парменида, считает, что только истинное бытие (у Платона – это мир совершенных и вечных идей) может быть предметом мышления. Иначе говоря, истинное бытие (мир вечных и совершенных идей) – это необходимое условие осуществления истинного мышления. Если, пишет Платон, кто откажется «допустить, что существуют идеи вещей, и не станет определять идеи каждой вещи в отдельности, не допуская постоянно тождественной себе идеи каждой из существующих вещей, он не найдет, куда направить свою мысль и тем самым уничтожит всякую возможность рассуждения» (Парменид, 135с). Это истинное бытие, как уже сказано, представляет собой, по Платону, умопостигаемый мир идей. Все становящееся и преходящее (чувственно воспринимаемый мир) причастно бытию (и истине) в той мере, в какой оно причастно этому миру идей. «К чему мы не примешиваем истину, - указывает Платон, - то никогда не может на самом деле возникнуть, а возникнув, существовать» (Филеб, 64в). Другими словами, идея, эйдос вещи и есть эта вещь поистине. Если в чувственно воспринимаемом мире «все течет, все изменяется», то мир идей вечен и неизменен, поэтому о нем и возможно истинное знание. Все-таки Платон, в отличие от высоко ценимого им Парменида, уже не мыслит истинное бытие, лишенным всякого различия и всякой множественности. Более того, истинное сущее обладает, считает Платон, движением, жизнью, душой и разумом (неясно, правда, как согласовать это с неизменностью идей). Идеи, образующие мир истинного бытия, находятся в определенных отношениях между собой и образуют упорядоченное целое. Над всеми идеями возвышается идея блага. Именно она в конечном счете дарует сущему его бытие, а познающему – способность постичь истину, способность приобщиться к истине. Истинное бытие, таким образом, уже не есть некий «хорошо закругленный шар», как представлял его Парменид, но иерархически организованное царство блага. Соответственно усложнившейся структуре истинного бытия усложняется и понимание истинности (об онтологии Платона см. в разделе 2.7.3.). Для Платона истинно в полном смысле этого слова только единое, только целое: все это царство идей, пронизанное и упорядоченное идеей блага. В частном, даже в части этого царства идей, нет полной истины (и блага). Тем более не достижима полнота истины (и блага) в мире, где «все течет и изменяется». Душа человека (и в частности, его мышление), с помощью которой человек приобщается к истине – это в некотором смысле гостья в этом (чувственно воспринимаемом) мире. Душа человека, по сути, однородна с душой мирового целого. В свою очередь, эта мировая душа (см. Тимей, 34в) соединяет мир идей и чувственно воспринимаемый мир. Когда-то душа человека созерцала идеи, о которых он вспоминает, глядя на чувственные воплощения этих идей. Таким образом, те элементы истины, которыми может располагать человек, обусловлены его приобщением посредством его (и мировой) души к миру истинного бытия.

Иными словами, истина у Платона – это, как и у Парменида, в первую очередь (истинное) бытие, и быть истинным - значит быть причастным этому истинному бытию. Впрочем, в воззрениях Платона на истину можно усмотреть некую двойственность. Так, М. Хайдеггер, детально проанализировав знаменитый миф Платона о пещере, обнаруживает, как он пишет, «двусмысленность» в платоновском определении существа истины. С одной стороны, указывает Хайдеггер, Платон вынужден еще сохранить истину как черту сущего. Эту черту Хайдеггер обозначает словом «непотаенность» (по гречески это будет слово «алетея», слово, которое переводится обычно как «истина»). «Непотаенность», по Хайдеггеру, - это, видимо, именно сущностное присутствие во всяком фрагменте чувственно воспринимаемого мира соответствующей идеи, а через нее и верховной идеи блага, присутствие, о котором говорилось выше. Иначе говоря, истина – это истинное бытие. Истина как непотаенность, разъясняет Хайдеггер, - это основная черта самого бытия. С другой стороны, Хайдеггер обнаруживает у Платона понимание истины как правильности «взгляда», правильного видения человеком вещи, истолкование истинности как согласованности познания вещи с самой вещью. Двусмысленность платоновского понимания истины Хайдеггер резюмирует следующим образом: «Ведущая мысль та, что высшая идея запрягает в единую упряжку познание и его познаваемое. Их соотношение, однако, формулируется двояко. Сначала и потому определяюще Платон говорит, что «идея добра» есть «причина всего правильного, равно как и всего прекрасного» (т.е. основание возможности их существа). Но далее говорится, что идея добра есть «госпожа, обеспечивающая непотаенность, но также и восприятие». Обе фразы говорят о первом месте идеи добра как обеспечения правильности познания и непотаенности познаваемого. Истина здесь есть еще одновременно «непотаенность и правильность…» (Учение Платона об истине //Время и бытие. М., 1993, с. 357-358).

Поиск по сайту: